№5, 2018/Книжный разворот

А. В. Кулагин. Пушкин: Источники. Традиции. Поэтика: Сб. статей, А. В. Кулагин. Кушнер и русские классики: Сб. ст., А. В. Кулагин. Шпаликов

А.В. Кулагин. Пушкин: Источники. Традиции. Поэтика: Сб. ст. Коломна: Моск. гос. обл .соц.­гуманит. ин‑т,2015.274с.; А.В. Кулагин. Кушнери русские классики: Сб.ст. Коломна: Гос.соц.­гуманит. ун‑т, 2017.240с.; А.В. Кулагин. Шпаликов. М.: Молодая гвардия, 2017 .278с.(ЖЗЛ).

У Анатолия Кулагина не совсем обычная научная и ли­тературная  судьба.  Кандидатскую  диссертацию  защитил как пушкинист, а потом стал первым доктором наук «по Вы­соцкому».  Монография  «Поэзия  Высоцкого.  Творческая эволюция» с 1996‑го по 2013 год вышла тремя изданиями (предложенная в ней периодизация творчества поэта полу­чила признание коллег). В соавторстве с А.Крыловым на­писана книга «Высоцкий как энциклопедия советской жиз­ни:  Комментарий  к  песням  поэта»  (2010).  В  2009  году появляется книга «Лирика Булата Окуджавы». А.Кулагин постоянно пишет и о Галиче, а в 2013 году в ЖЗЛ выводит его книга «Визбор». В общем, ясно, что перед нами ведущий исследователь авторской песни — и в филологическом, и в историко‑биографическом аспектах.

Однако со временем выяснилось, что у коломенского профессора есть еще одна стойкая привязанность: давно, в аспирантские годы, учась в Ленинграде, он увлекся по­эзией тамошнего живого классика, что привело годы спус­тя к написанию книжки «»Я в этом городе провел всю жизнь свою…» Поэтический Петербург Александра Куш­нера» (2014). Вот такой широкий фронт работ. А в чем же общая  литературоведческая  стратегия  А. Кулагина?  Об этом стоит поговорить на материале трех его последних книг.

Сборник  статей  о  Пушкине  отмечен  тематическим разнообразием. Автор — пушкинист, что называется, кон­кретный, порой по‑хорошему педантичный и въедливый. К сенсационным интерпретациям он не склонен, зато на его утверждения можно положиться, а некоторые наблю­дения годятся для цитирования в комментариях к акаде­мическому собранию сочинений классика. Такова, скажем, заметка «Надпись к воротам Екатерингофа», где каждая из четырех строк пушкинской эпиграммы получает контек­стуальное  исследование,  исчерпывающее  и  притом  не слишком пространное. А. Кулагин печатался и во «Вре­меннике пушкинской комиссии», и в «Онегинской энцик­лопедии» (особенно выразительна тут статья «Противоре­чия»).  «Пушкинский  протеизм»,  «Карамзин  как  герой пушкинской  прозы»,  «Стихотворение  «Полководец»»  — все это отмечено и добротностью, и живостью изложения. Автор неизменно корректен и уважителен по отношению к предшественникам, есть у него и заметки, специально посвященные  рано  ушедшим  из  жизни  пушкинистам: Александру Фейнбергу (младшему) и Евгению Хаеву.

Вполне органичным выглядит в этом сборнике его тре­тий раздел, где речь идет о пушкинских мотивах у поэтов второй половины ХХ века. Назовем имена этих поэтов в алфавитном порядке: Бродский, Высоцкий, Галич, Куш­нер, Окуджава. В чем здесь потенциальная проблемность и пикантность? В том, что имена трех крупнейших бардов соседствуют с именами двух больших поэтов, в принципе отрицавших авторскую песню в качестве полноценной и полноправной части русской поэзии. Да, Бродский по­хвально отзывался о Высоцком, Кушнер был в хороших отношениях с Окуджавой, но тем не менее обоим враж­дебно было само сочетание стиха с мелодией. Может быть, стоило это противоречие вывести наружу? Процитиро­вать и прокомментировать «Недопесни» (1977) юной Ве­роники Долиной, где «Пушкин» и «Кушнер» предстали свое образными   паронимами:   «Александр   Сергеевич Пушкин / Может быть, меня и похвалит, / А Александр Семенович Кушнер / Может быть, меня и простит…» Не простил Кушнер бардов и почти сорок лет спустя, что красноречиво выразилось в их совместном с Е. Рейном де­марше против присуждения Юлию Киму Национальной премии  «По эт».  А  молодые  поэты‑филологи‑критики (сейчас эти три функции все чаще сочетаются в одной литперсоне) настроены по отношению к авторской песне, как правило, совсем нигилистически…

«Бард Пушкин» (выражение, созданное Ю. Визбором не без участия А. Одоевского) помогает А. Кулагину ней­трализовать указанное противоречие. В соотнесении с уни­версальным и вечным Пушкиным произведения «пись­менной» поэзии и стихотворения‑песни предстают равно­правными разновидностями единой системы.

Скажем,  статья  «Бродский,  Кушнер  и  пушкинский «Памятник»» завершается выводом, который вполне при­меним и к разбору «Памятника» Высоцкого: «Поэты и пе­реосмысляют традицию, и в то же время остаются ей вер­ны, сохраняя ключевой мотив классического стихотворе­ния» (с. 218). Поэт — это тот, кто причастен к пушкинской парадигме, кто не просто клянется Пушкиным, но умеет вступить с ним в содержательный диалог. И с такой аксио­логической позиции поющие поэты и поэты пишущие по­тенциально равны.

В первой книге А. Кулагина о Кушнере наш живой классик был увиден и показан читателю на фоне петер­бургской топографии. А в сборнике «Кушнер и русские классики» таким фоном стала история российской сло­весности: «Лирический герой Кушнера нередко предстает как читатель, причем чтение оказывается у него не только информативным,  но  и  эмоционально  воздействующим. Читает он не только литературное произведение как тако­вое, но и справочные материалы (примечания), интересу­ется творческими материалами писателя (рукописями и рисунками). Сюжеты литературы и искусства вообще — а порой и прямые цитаты из классиков — дают материал для разнообразных аналогий с современной жизнью, пре­жде всего — жизнью лирического героя» (с. 101). А. Кула­гин с ощутимым удовольствием перевоплощается в героя книги и приглашает нас сделать то же самое.

Помимо Пушкина эмоциональный читательский мир Кушнера образуют Лермонтов, Фет, Лев Толстой, Чехов. Все реминисценции из великих предшественников реаль­ны, никаких притягиваний за уши, никакой надуманной интертекстуальности. Иногда исследователь приводит ве­щественные доказательства, за которыми стоит индивиду­альный опыт: так, как Кушнер читает классиков, — так и А. Кулагин читает Кушнера. Вот он цитирует строфу: «Еще я выкуплю суровый том Толстого. / Где, руки хваткие заткнув за поясок, / Он осудительное произносит слово, / Го­товый вытолкнуть искусство за порог» (с. 43). После чего поясняет, что имеется в виду пятнадцатый том из двадца­ти двухтомного собрания сочинений, где помещен трактат «Что такое искусство?». Том подписан к печати 10 августа 1983 года, а кушнеровское стихотворение написано 10 но­ября. Конечно, это важно не столько фактографически, сколько эмоционально, как иллюстрация действия вечно­го двигателя «писатель — читатель».

Состав последнего раздела этого сборника несколько эксцентричен: тут и рассказ о диалоге Межирова и Высоц­кого, и заметки об Окуджаве как «ленинградском поэте», и статья «Бродский в творческом сознании Визбора». Но диссонанса нет: под знаком Кушнера (вопреки полемиче­ским эскападам самого поэта) выстраивается единая сис­тема ценностей русской поэзии последней трети двадца­того столетия…

«Шпаликов» — книга для А. Кулагина столь же неожи­данная, сколько закономерная. Если в случае с Визбором (предыдущим ЖЗЛовским героем автора) надо было до­казывать его причастность к истинной поэзии, то у Шпа­ликова репутация совсем другая. «Поэт, режиссер, сцена­рист» — так о нем обыкновенно пишут в энциклопедиях, начиная со слова «поэт». С авторской песней Шпаликов связан довольно косвенным образом. «Сколько было у не­го песен — именно авторских? Трудно сказать: на магнито­фоны они почти не записывались, хотя в интеллигентных компаниях — и со Шпаликовым, и без него — звучали. Но до наступления постсоветской эпохи, до 1990‑х годов, его имя не соотносилось с авторской песней и не оказывалось в одном ряду с именами ее творцов» (с. 85). У Шпаликова есть «культовые» стихотворения, например: «По несча­стью или к счастью, истина проста…». Есть у него и песни в эстрадно‑советском смысле: знаменитая «Я шагаю по Москве» из одноименного кинофильма (в книге расска­зывается, как она сочинялась Шпаликовым на готовую музыку композитора А. Петрова) или «Палуба» (на музы­ку Ю. Левитина). А. Кулагин с добродушной иронично­стью  вскрывает  незаметные  огрехи  «успешной»  песни (не логичное  сочетание  «битого  льда»  и  «навигации», с. 67) и показывает, как эти слабости компенсируются ли­рической интонацией. В таком же филологическом духе разбирается  и  авторская  песня  «Людей  теряют  только раз…» с ее глагольно‑тавтологическими рифмами. Обая­тельные неправильности входят в само вещество песенно­сти.  А. Кулагин  выявляет  содержательную  до минан ту этой поэзии: «Шпаликов и его песни несли в себе ощуще­ние праздничности, разлитое в том времени — времен на­дежд, помноженных на молодость. И песня, по своей сути грустная, как бы скрашена этой праздничностью» (с. 109). Собственно литературоведческая составляющая в кни­ге «Шпаликов» — даже не главная. А. Кулагин основатель­но вник в специфику кинопроизводства и кинематографи­ческого  быта,  показал  прихотливый  психологический облик героя, стиль его повседневного поведения, драма­тизм любовно‑семейной жизни, мучительное сопротивле­ние идеологической «системе». В рецензии «Моцарт отте­пели…» от8 февраля 2018 года в «Экслибрисе» А. Сенкевич отмечает: «На наше счастье, писатель превозмог ученого. Кулагин находится не над схваткой, а в самой гуще битвы добра со злом». Я с этим согласен—с той поправкой, что пи­сателю, автору биографической книги незачем превозмо­гать ученого, они вполне могут ужиться под одним пере­плетом. Книга о такой личности, как Шпаликов, не может не быть междисциплинарной: тут и филология, и киноведе­ние, и социальная история. Литературность повествования и помогает все это сплавить воедино.

А доминанта личности все‑таки обозначается словом Поэт. Шпаликов был поэтом и в каждом своем житейском шаге, и в гибели: по собственной воле ушел из жизни на напророченной  Высоцким  фатальной  цифре  «тридцать семь»…

Все книги А. Кулагина — о поэтах (эта рецензия была уже написана, когда в Коломне вышел сборник «»Словно семь заветных струн…»: статьи о бардах, и не только о них», в конце которого дана полная библиография трудов авто­ра). И общее движение мысли в этих работах — от текста к историко‑литературному  и  социальному  контексту,  от индивидуального слова — к тайне личности и ее разгадке. Тренд актуальный и продуктивный.

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №5, 2018

Цитировать

Новиков, В.И. А. В. Кулагин. Пушкин: Источники. Традиции. Поэтика: Сб. статей, А. В. Кулагин. Кушнер и русские классики: Сб. ст., А. В. Кулагин. Шпаликов / В.И. Новиков // Вопросы литературы. - 2018 - №5. - C. 278-383
Копировать