История и легенды «Сорок первого»

«Голос с места: Борис Андреевич, что вы считаете лучшим из своих произведений? – Мне трудно ответить. Если хотите, я больше всего люблю «Сорок первый»» [Лавренев 1995: 90].

Повесть Бориса Лавренева – один из краеугольных камней в актуальной части советского литературного наследия. История, рассказанная автором, трагична и проста: во время Гражданской войны по пескам Средней Азии движется отряд красных. Единственная девушка среди них – Марютка, снайпер отряда, имеет на счету сорок убитых ею белогвардейцев. В плен отряду попадает белый офицер, дворянин Говоруха-Отрок. Судьба заносит их двоих на необитаемый остров, чтобы подарить им недолгую пору счастья взаимной любви. Но при появлении на горизонте баркаса белых на какой-то момент девичью любовь побеждает классовый долг. Выполняя приказ, Марютка стреляет поручику в спину и в ужасе от содеянного оплакивает сорок первого.

Однако, несмотря на хрестоматийность повести, до сей поры ее изучение ограничивалось общей характеристикой в составе обзорных и диссертационных работ или же анализом стилистики в целом, иногда – каких-то отдельных аспектов. «Поиски прототипов героев – обязательная задача художественной критики. Мы не беремся рассуждать о прототипах повести Б. Лавренева» [Ожегова, Посадский 2010: 201], – признаются авторы одной из таких статей.

Отдельно историей создания «Сорок первого» занимался лишь Б. Геронимус, выбравший своей основной задачей воссоздание ранней творческой биографии писателя, связи его произведений между собой и с литературно-бытовым контекстом Ташкента в первые послереволюционные годы. Геронимус получил от писателя разъяснения относительно прототипов и провел некоторые параллели между его произведениями, не ставя, однако, вопрос о связи героев повести с общей литературно-филологической традицией.

Лавренев писал Геронимусу 5 мая 1957 года:

В образ Марютки целиком вошла девушка-доброволец одной из частей Туркфронта Аня Власова, часто бывавшая в редакции «Красной звезды» со своими необычайно трогательными, но нелепыми стихами, которые мной и цитированы без изменений в повести. А Говоруха-Отрок такой же реальный поручик, захваченный одним из наших кавалерийских отрядов в приаральских песках. Я и свел этих персонажей вместе, придумав робинзонаду на острове Барса-Кельмес [Лавренев 1995: 460].

Сомневаться в правдивости ответов писателя не приходится, равно как и в серьезных автобиографических мотивах в образе Говорухи-Отрока. Герой – ровесник писателя: «Мне пришло в голову сделать историю моего сверстника, молодого человека начала XX века. Мы с тобой однолетки, ты знаешь поколение 1892 года <…> Мы вошли в XX век с закваской XIX и трагически ломались в возрасте полной зрелости» [Лавренев 1995: 308], – писал Борис Андреевич о главном герое романа «Синее и белое». Это целиком справедливо и в отношении поручика. Перед Лавреневым также стоял вопрос выбора, с кем быть в революции¹.

Показательно в этом плане сходство образов родителей в повести и в воспоминаниях Лавренева: решающая роль отца в переломный момент, отсутствие материнского образа (в повести материнские образы отсутствуют даже на уровне упоминаний). «…Удивительно яркими синими глазами» отличалась вся семья писателя [Лавренев 1995: 23]. Еще одна глубоко родственная черта – морская тематика: «Вырос я у Черного моря. Полюбил его с первого взгляда и навсегда, верной любовью однолюба. Люди моря свободолюбивы, горды, прямы, и в них нет тех свойств, за которые я отказываю человеку в имени человека: трусости, подхалимства и карьеризма» [Лавренев 1995: 21].

Геронимусом была установлена идентичность реплик поручика в сцене выслушивания стихов Марютки и мыслей самого Лавренева, прозвучавших в статье «О творчестве» в 1921 году [Геронимус 1993: 83–84]. Кроме того, исследователь установил и другие литературные прототипы Вадима и Марютки: безымянные герои стихотворения Георгия Шенгели «Девушка» [Геронимус 1968: 276–278]; также отмечены «некоторые автобиографические черты» в образе героя «Гала-Петер» поручика Николая Григорьева, названного «отдаленным предшественником Говорухи-Отрока» [Геронимус 1968: 51].

Вторая половина 1950-х годов была ознаменована мощнейшим всплеском интереса к повести. Выход на русские и европейские экраны одноименного фильма Чухрая породил настоящее «каннское эхо». Возникает целый ряд авторских интерпретаций «Сорок первого»: опера «Марюта»² Д. Толстого, балет А. Караманова «Сильнее любви»³, опера «Der letzte SchuЊ» («Последний выстрел») З. Маттуса, пьеса Б. Крефта «Баллада о поручике и Марютке» и т. д. К этим же годам относится и переписка Лавренева с Геронимусом, затрагивавшая обе экранизации. Именно кинофильмы вызвали к жизни целый ряд различных легенд и мистификаций.

Первая легенда возникла из-за недоразумения. «Дуэт Олега Стриженова и Изольды Извицкой имел в свое время невероятную популярность. Увы, зрители не ведали, что показанная история в реальности имела совсем иной финал. Марютка не убивала синеглазого поручика. Это сделали красноармейцы. Она же, прожив очень несчастную жизнь, в годы Второй мировой покинула СССР и осталась на Западе. Когда в Париже впервые показывали «41-го», на премьеру пришла никому неведомая русская старуха. Это была Марютка», – пишет Е. Семенова [Семенова]. Как она рассказала мне в личной беседе, эта история была записана ею со слов писательницы В. Сологуб. Сологуб, в свою очередь, сообщила мне, что ее неверно поняли: она лишь пересказывала сюжет и содержание повести Н. Смоленцева-Соболя «Каспий, море любви». В предисловии Смоленцев-Соболь пишет, что эту историю он записал, как услышал, от русской старушки-эмигрантки. Однако несомненна четкая сюжетная параллель «Каспия» и «Сорок первого», в частности, в финале Смоленцева-Соболя героиня приезжает в кинотеатр на сеанс фильма Чухрая и сравнивает свою историю с увиденным на экране.

Вторая легенда тесно связана с Таврово, селом в Белгородской области, где до революции находилось родовое имение дворян Говорухо-Отроков⁴. Краевед Н. Титова опубликовала бытующее в селе предание:

Дело в том, что один из представителей этого дворянского рода – Вадим Николаевич Говорухо-Отрок, внук генерал-лейтенанта Александра Николаевича Говорухо-Отрока, стал литературным героем известной повести Бориса Лавренева «Сорок первый». Про этот случай мне рассказали старожилы села. Но окончательно подтвердить версию удалось совсем недавно. И помог в этом сам Борис Лавренев. Говоря об истории создания повести, он отметил, что списал Говорухо-Отрока с конкретного персонажа, белогвардейского офицера, не меняя имени и фамилии. Марютка – тоже реальная девушка, она работала в редакции одной из пролетарских газет. Автор решил соединить их судьбы <…> «Было обозначено в документах, что гвардии поручик Говорухо-Отрок Вадим Николаевич уполномочен правительством Верховного правителя России адмирала Колчака представить особу его при Закаспийском правительстве генерала Деникина. Секретные же поручения, как сказано было в письме, поручик должен был доложить устно генералу Драценко», – пишет Борис Лавренев в своей повести. Это реальный случай, произошедший с Говорухо-Отроком, только развязка была более трагическая, чем у писателя, – поручика расстреляли, так и не узнав секретного поручения [Титова 2011].

Неточности легенды в пересказе письма Лавренева Геронимусу очевидны (Анна Власова не работала, а часто бывала в редакции газеты, об имени поручика, захваченного красным отрядом, ничего не говорится), однако Титова поделилась со мной интересными подробностями, не вошедшими в опубликованный текст. Историю о поручике Вадиме Николаевиче, биография которого была полностью и в подробностях пересказана Лавреневым, старожилы Таврово рассказывают очень давно.

В 2009 году Титовой и филологу З. Прокопенко позвонил человек, назвавший себя потомком этого рода, и сообщил, что его бабушка, Мария Говоруха-Отрок, когда вышел фильм Чухрая, ходила на каждый сеанс и плакала, но никому ничего не говорила. А перед смертью рассказала, что это был «наш Вадим» – ее двоюродный брат, который вез донесение в Гражданскую войну, был схвачен и убит красными⁵. Рассказчик назвался петербуржцем Николаем Ивановичем Либманом, но координат не оставил, и разыскать его не удалось.

В данном случае очевидно, что опубликованное Титовой предание представляет собой сплав двух типов легенд. Во-первых, местная, возникшая, вероятно, под влиянием больших тиражей Лавренева и первой экранизации повести, снятой в 1926 году (режиссер Я. Протазанов). Во-вторых, семейная легенда, вероятно, появившаяся также под влиянием идентичности фамилии.

1. Вопрос о возможной службе Бориса Андреевича в Добровольческой армии требует отдельного исследования. Его научно-монографической биографии не существует. [↩]
2. Вторая редакция: «Повесть об одной любви».[↩]
3. Нотно-музыкальный материал полностью утрачен. [↩]
4. Фамилия рода из Таврово даже ее носителями до революции писалась то через «о», то через «а», причем это варьировалось в рамках одного документа. Как ее писать, до сих пор актуальный вопрос. [↩]
5. Записано со слов почетного профессора Белгородского государственного университета, доктора филологических наук З. Прокопенко 27 августа 2016 года.[↩]