№5, 2019/Литературные портреты

«Живое слово» Бориса Непомнящего

DOI: 10.31425/0042-8795-2019-5-91-107

Единственная прижизненная книга Бориса Непомнящего (1929–1998) «При свете Полярной…» появилась лишь в 1996 году. За ней последовали нечастые публикации: Брянск, Москва, Петербург. В 2002 году было осуществлено расширенное переиздание книги — с включенным разделом «Стихи последних лет».

Редкое доброжелательное внимание к творчеству Бориса Непомнящего отмечено именами А. Межирова, В. Берестова, но особая роль в признании поэта принадлежит Л. Озерову — автору предисловия к первому изданию. Подготовленная Озеровым еще до появления книги передача по Всероссийскому радио — случай беспрецедентный — познакомила читательскую аудиторию с творчеством тогда еще почти неизвестного поэта:

Русская поэзия в ее могучем единстве и редкостном многообразии направляла дарование Бориса Непомнящего, отдавшего сорок с лишним лет преподаванию русского языка и литературы в средней школе Брянска. Всю жизнь в этом человеке шла глубоко внутренняя, а не напоказ, работа над собой, над словом, над строкой. Он с детства жил стихом и вырабатывал строжайшую требовательность к себе. Выпускник Московского пединститута, он стал жителем Брянска, сочинителем, добровольно отрезавшим для себя легкие пути к славе и жившим по пушкинскому разумению: «Блажен, кто молча был поэт». Стихи отлеживались и дозревали в тени [Озеров 1996: 5–6].

Первые стихи Непомнящего вписывались в общее русло поэзии рубежа 1960–1970-х годов: суховатость, рационалистичность, стилистическая нейтральность…

Шел человек, дорогу прорубая,

Выламывая сухожилья пней,

И возникала просека, рябая

От рыжих ям, оставленных на ней.

Шел человек нелегкою дорогой.

Не потому ль она в глуши лесной

Отмечена всегда такою строгой,

Такою беспощадной прямизной?

После паузы в несколько лет стихи Непомнящего медленно, но неуклонно обретают новое звучание. Поздний поэтический дебют имел и свои преимущества: за пределами книги остался период «пробы голоса», стилевых и интонационных исканий, который проходят все пишущие стихи. Лирика последних двадцати лет проникнута смелостью поэтического языка с особенной дикцией, передающей спокойно-мужественное и в то же время чуткое и тонкое отношение к миру. Книга представила мастера, вобравшего в свой арсенал опыт русской поэзии.

Драматизм психологической ситуации глубоко скрыт от внешнего взгляда, но в ней непреложно дано почувствовать и понять обреченность одинокого существования:

Не луной — ночными фонарями

Высвечен, как будто обнажен,

До утра в моей оконной раме

Обреченно цепенеет клен.

Немота — ни ветерка, ни звука…

Ни прикрыть, ни спрятать наготу…

О, какая каторжная мука –

Быть и днем, и ночью на свету1.

Вряд ли было бы верно говорить об удрученности поэта жизнью в социуме, который он называет «королевством кривых зеркал». Непомнящий знает свое место в этом мире, несмотря на его, мира, дисгармоничное неустройство и нравственную глухоту. Поэт продолжает воспринимать мир через его материальный состав, через очевидную его предметность, открывающуюся внимательной и объективно-точной оптике. Непрямое, скрытое в глубине запечатленной картины нахождение психологического родства, внутренней общности человека с природой, с окружающим миром — ключевой принцип того типа сознания, которое обнаруживает себя в стихах Непомнящего.

Стихи «При свете Полярной…» наполнены природой. Она многообразна и выразительна, она говорит на разных языках, и в ней, в природе, поэт ищет и находит себя, свое нервно-напряженное ей соответствие. Непомнящий, едва ли не болезненно ощущая трещину, разрыв, неблагополучие в целостном организме природного бытия, переносит это чувство на саму жизнь и человеческое существование. Этой нотой в его мире отзывается линия Баратынского, Тютчева (ставшего чрезвычайно важной фигурой в «тихой лирике» 1970-х годов) — линия трагического несогласия с безоблачным счастьем как нормой жизни.

Особенно важно для понимания поэтики Непомнящего имя И. Анненского, полагавшего, что лирическое я живет среди природы, «кем-то больно и бесцельно сцепленной с его существованием» [Анненский 1984: 185]. Такое же «сцепление» отличает и поэтическую мысль Непомнящего, открывает его иносказательный смысл:

Озябший репейник,

сырые холодные рытвины,

Песчаный проселок,

ведущий к пустынной реке…

Последняя бабочка

крылья сложила молитвенно

На самом последнем

малиново-буром цветке.

Каким небесам

в это сирое утро осеннее

Она поверяет

обиды бессильной души,

Каким заклинаньем

взывает она о спасении

Над стылым провалом

дождями промытой межи?..

Не полно ли, милая,

маяться вечными бреднями?

Молись — не молись,

а малиновый цвет изойдет…

Над мертвою бабочкой

с белыми крыльями летними

Скользя в облаках,

тяжело громыхнул самолет…

«Последняя бабочка», «бессильная душа», ее заклинания о «спасении», молитвенно сложенные крылья, последний цветок… И финальное четверостишие, несущее в себе смертоносное начало, — «громыхнул самолет»: грозный знак гибели живого, нежного, трепетного, но обреченного мира. «Громыхнул» — единственное слово в печально-акварельной тональности стиха, так точно найденное поэтом, звучит как катастрофический взрыв мира бабочек и цветов. Но внутренний конфликт стихотворения оказывается гораздо глубже, его потенциал имеет более общий, тонко уловленный поэтом смысл, над которым размышляет читатель: слабость и сила, нежность и грубость, спасение и гибель, надежда и обреченность… Жизнь и смерть, наконец. И ведь не самолет погубил бабочку: он только знак всемирного закона, неумолимо и безжалостно утверждающего некий порядок, заведенный кем-то «больно и бесцельно».

Примеры такой многомерной, многосмысловой лирико-символистской конфликтности можно множить: это и «тяжелая лодка», которая «все пробует привязь, / Пытает ее на разрыв», («На этом пустынном причале»), и неяркая полоска заката, не сдающаяся темноте («Отполыхали красные поленья»), и микроцикл «Три стихотворения»… А еще — «Ночной фонтан», «Дождь», «Сосна на скале», «Ах, кони, растревоженные кони» и многие другие.

Таков опыт символистского мироощущения, но с поправкой на то, что символы здесь — не средство познания «непознаваемого», а знаки соответствия между внутренним, глубоко скрытым состоянием человека и внешней средой его существования, когда личностное бытие передает состояние мира. Предметность иносказания при четкой реалистичности психологического рисунка, то, что Л. Гинзбург назвала «поэтикой символической конкретности» [Гинзбург 1964: 329], — характерная черта лирической рефлексии Непомнящего.

Нельзя сказать, что опыт Анненского захватывает весь поэтический мир Непомнящего. Более того, в нем есть существенное противостояние. Если «сквозь лирику Анненского проходит человек с надорванной волей и развитой рефлексией» [Гинзбург 1964: 316], то в мире Непомнящего, при всем драматизме отношений с жизнью героя-поэта, нет и следа «надорванной воли», неизбывной удрученности личного бытия. В ней — ощутимо трезвое сознание причастности всем бедам и противоречиям действительности — да, порой исполненное горечи и скрытой боли, но не страдания. Мужественное принятие поэтом своего нелегкого жребия, понимание трагической цены творчества сопрягается с твердым сознанием своей миссии. В его мире высшей ценностью является слово, и он живет стремлением дать его живым своему провиденциальному читателю.

Поэтика недосказанности близка Непомнящему в сочетании с доверием к слову, произнесенному и молчащему. Она служит передаче сложных, порой никак не называемых душевных состояний, обнаруживая себя только в репликах, паузах, а порой просто в молчании. Вот один из примеров — в стихотворении-посвящении «Сыну»:

Младшему — двадцать,

а старшему — за пятьдесят…

Друг против друга

за чашкой крепчайшего чая.

Светит луна.

  • Лев Озеров привел этот текст в своем предисловии: «О ком речь – о фонаре? О клене? О человеке! Автор о самом себе. О нас с вами. Пейзаж корреспондирует к душе» [Озеров 1996: 6].[]
  • Статья в PDF

    Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №5, 2019

    Литература

    Анненский И. Книги отражений. М.: Наука, 1979.

    Гинзбург Л. Я. О лирике. Л.: Советский писатель, 1964.

    Гумилев Н. Рец. на кн. С. Городецкого «Цветущий посох» // Аполлон. 1914. № 5. С. 34—42.

    Озеров Лев. Предисловие // Непомнящий Борис. При свете Полярной… Брянск: Автограф; Товарищество «Придесенье», 1996. С. 3–9.

    Цитировать

    Дзуцева, Н.В. «Живое слово» Бориса Непомнящего / Н.В. Дзуцева // Вопросы литературы. - 2019 - №5. - C. 91-107
    Копировать