Прошел он коридорчиком и кончил стенкой, кажется…
Высоцкий
«Саша, привет!» понравился всем. Можно сказать словами покойного государя Николая Павловича: «Всем досталось, а мне более всех!»
Сюжет вы знаете. Успешный московский филолог осужден за блуд с несовершеннолетней. Несовершеннолетней 20 лет. Он ждет смертной казни в комбинате Смерти. Смерть медлит.
Горящие путевки в Дахау-Аллах.
Я старый читатель Данилова, знаю контекст, знаю интертекст. Вопрос чиновника СК «Черный или зеленый?» можно толковать как вопрос «на какую зону тебя отправить: на черную или на зеленую (мусульманскую)?». Имя главного героя отсылает к «Сережа очень тупой». Жена так и не втолковала тупому Сереже, что за ангелы пришли к нему с ул. Франко. «Саша, привет!» (Саша — это пулемет) отсылает к «Александр Виват». Под таким псевдонимом сочинял герой «Свидетельских показаний», сиганувший с 14-го этажа. Может, его душа воплотилась в пулемет?.. Pourquoi pas.
Вместо «Саша, привет!» напрашивается Morituri te salutant, но, видимо, столичные филологи позабыли свою латынь. Но мы знаем, что Дмитрий Данилов знает. Morituri отсылало бы к «мораторию». Но, как православный человек, он слышит в «моратории на смертную казнь» — «смертию смерть поправ». Тут есть некая хула.
Не будем мелкобуржуазно растекаться экзистенциальной мышью, что-де одиночная камера в комбинате СК (3 звездочки) ― каменный мешок инфопузыря.
Прочтем роман Данилова как «новые наивные». Литература — это политика. Критика — это геополитика.
Праволиберальный троллинг Данилова задел всех.
Буддисты в Туве творят такое, «что не приведи Господь».
Англосаксы — «пидасы». Оно и понятно. АС — ass. «Коран — великая поэзия», говорит мулла (ожидающих смерти посещают служители традиционных религий). Хороший филолог (а Сергей Фролов — «успешный филолог») знает, что лучшая арабская поэзия создана: а) до ислама, б) персидскими пленными, в) христианского вероисповедания. Но Сергей Фролов политкорректно молчит. Преимущество ислама — в его «определенности», продолжает мулла. В практическом измерении — это секим башка1 вместо маринования в 3-звездочном.
Раввин Борис Михайлович, придя домой, стоит «не посреди своей кухни, а прямо в кухне, теснимый разными унылыми мелкими предметами», — почти уже готов засунуть голову в печку от тесноты-тошноты. В следующем эпизоде прозвучит слово «Освенцим» и «таких как ты, нужно сжигать в печах». Обращено не к раввину, а к Сереже Фролову, но контекстуально искрит.
Меня как деревенского обывателя взбесило, что у них там в Москве в каждом доме — консьержка (об этом предмете смотри эссе Неи Зоркой в последнем «Искусстве кино») и пьют они не самогон и даже не водку, а исключительно вискарь. Мало того! Вискарь («Ред лэйбл») они не допивают, а швыряют початую бутылку об стену.
Не забудем, не простим.
Вискарь впоследствии окажется ключом ко всему произведению. Русских людей Данилов описывает с неоколониальными, расистскими нотками. «Рашка». Новгородцы утонченней кряжистых москвичей, а москвичи, соответственно, кряжистей утонченных новгородцев. У жены Сережи Светы, потомицы новгородцев и москвичей, соответственно «туповатое выражение на утонченном лице» (оксимироном Данилов херачит не в бровь, а в глаз «людей с прекрасными лицами»!).
Но больше всех праволиберал Данилов задел леволибералов и феминисток. Данилов намекает, что леволибералы в «прекрасной России будущего» спелись с властью. Комбинат Смерти — наглядный результат «новой этики». Под их давлением возраст совершеннолетия поднят до 21 года. Феминистки взяли Сергея Фролова на «очень красивую девушку» Илону и проследили по камерам. На живца, как в одноименном рассказе Зощенко: «А он после встает себе и идет тихонько… А-а, говорю, товарищ, вкапался, гадюка…»
Когда на Красной площади, рядом с ГУМом (намек на «гуманность» предстоящей смертной казни) Сергею становится плохо, к нему подбегает старший лейтенант милиции Лебеденко — намек на известного телеграм-блогера, тезку героя, феминиста Сергея Лебеденко. Который, кстати сказать, прочел роман невнимательно, доверился обложке: Сережа идет не по красной, а по белой полосе к красной зоне поражения. А охранники держатся за синей полосой. Триколор, короче.
Волонтер Даша (дочь прокурора, «за все хорошее, против всего плохого») приходит на комбинат пообщаться с Сергеем — «потыкать палочкой в полудохлого жука». Жук здесь неслучаен. Жук — это beetle, а битловский пиджачок без воротничка — элемент toilette de condamné, чтоб гильотина не застряла. Рассказ Гюго напоминает Сереже его жена Света, тоже «успешный филолог».
Сережа ругает Свету «сукой и тварью». (Если бы Тверь пересилила Москву, филолог Сережа ругал бы жену просто «сукой».) Когда Света выходила за Сережу замуж, Света думала, что Сережа «Мандельштам хотя бы». Благодаря Анне Жучковой читал «Саша, привет!» в бумажной копии, «Новый Мир», №11, 2021. Сразу отыскал интертекст: изыскания Глеба Морева про Мандельштама и — вуаля! — ключ. 1) Мандельштам проецирует свою судьбу на жизнь «поэта-политика» Данте, так же как Сережа проецирует свою судьбу на Мандельштама, Данте — на Вергилия, Вергилий — на Гомера. 2) На видном месте — цитата из Н. Я. Мандельштам: «все хорошее в нашей жизни было от Бухарина».
Все хорошее в жизни Сергея Фролова — от бухенвальда-бухла. Джеймисона, «Уайт хорс», William Lowson и «Рэд лэйбл». То ли это скрытая реклама кельтского самогона, то ли Сергей Фролов выпил слишком много «Рэд лэйбла» и превратился в Джонни Уокера — человека в белом фраке, быстрым шагом идущего или едущего на White Horse-каталке по белой полосе к искомой «ред лэйбл». В красной зоне его должен в один прекрасный день расстрелять белый пулемет Саша.
Читатель! Не поленись, зайди в «Пятерочку», купи «Ред лэйбл», помедитируй на наклейку. Это Сережа Фролов бежит к зоне поражения.
Провинциалу приверженность Сергея к кельтскому бухлу бросается в глаза как с экрана рекламный баннер. Но если перефразировать Антона Долина, «каждый приличный человек любит все ирландское».
Понятно, почему Морозов и Чекунов держат руку китайских комсомольцев. Но отчего Данилов держит руку кельтских тигров? Ведь уже понятно, что Дублин не станет финансовой столицей Европы. Что Северная Ирландия будет свободной еще не скоро.
В Дмитрии Данилове проснулись Финнеганы. Его дед был испанским морским офицером: скорее всего, он был не кастилец, а галисиец, так же как Франсиско Франко. А галисийцы — это галлы.
В последнем эпизоде Сережа уже мертв, по Москве шагает его тень. Но почему Бобби Сэндс смог выбрать свою смерть, а Сергей Фролов нет?
Ведь предки Дмитрия Данилова были на борту, когда «Непобедимая Армада» шла спасать католических братьев-ирландцев от англосаксонских «пидасов».
- старая русско-татарская игра слов, основанная на созвучии славянского «секира» и татарского «секмек»[↩]