Выпуск №2, 2022

Русская литература временно закрылась. Пусто в ней и немного зябко; сквозь заколоченные окна пробивается слабое солнце; людей не видно. Где-то кто-то непонятно кашляет. Возможно, какой-то самозабытый Фирс: сидит на ступеньке барской лестницы и продолжает писать. Для кого он пишет, дыша в ладони и пытаясь их отогреть, неясно.

«Саша, привет!» понравился всем. Можно сказать словами покойного государя Николая Павловича: «Всем досталось, а мне более всех!» Сюжет вы знаете. Успешный московский филолог осужден за блуд с несовершеннолетней. Несовершеннолетней 20 лет. Он ждет смертной казни в комбинате Смерти. Смерть медлит.

Момент пробуждения, когда мы возвращаем себе власть над телом, но все еще мыслим в русле только что пережитых грез, утрата чувства реальности – похожее чувство испытываешь, когда читаешь сборник «Фашисты» Кирилла Рябова. Грань между реальным и ирреальным в нем настолько эфемерна, а переход через нее происходит так часто, что к концу последнего рассказа она и вовсе стирается.

Биографическая литература чем дальше, тем больше утверждается в статусе современного мейнстрима. Свидетельство тому – не только постоянный читательский интерес, но и премии, которые книги биографий стали раз от раза отбирать у собственно художественных произведений. Однако заметна, и не менее важна, здесь и другая тенденция: принцип создания повествования о реальном человеке начинает меняться.

В аннотации к роману Кирилла Рябова «Никто не вернется» есть фраза, описывающая его как нельзя лучше: «Но это не точно». Мало что определено и ясно в отношении этого текста. Роман? Вряд ли. О «тяжелой судьбе русской женщины»? Тоже сомнительно. Удался? Диалоги удались, нет никаких сомнений. Реплики героев заполоняют все пространство текста, фактически сводя авторский комментарий к минимуму паратекста.

Повесть Елены Тулушевой следует признать удачной действующей моделью современного мира, переживающего глобальную «эмоциональную демобилизацию».