Русская литература временно закрылась.
Пусто в ней и немного зябко; сквозь заколоченные окна пробивается слабое солнце; людей не видно. Где-то кто-то непонятно кашляет. Возможно, какой-то самозабытый Фирс: сидит на ступеньке барской лестницы и продолжает писать. Для кого он пишет, дыша в ладони и пытаясь их отогреть, неясно. Вокруг пышно цветет вишневый сад – тоже непонятно для кого.
Тянет легким запахом гари: кто-то сжигает… нет, конечно, не сжигает, просто закрывает, переоткрывает, делает доступными «только для друзей» свои аккаунты в соцсетях. Но гарью все равно почему-то пахнет.
Между людьми пишущими опять гражданская война.
Можно даже заметить какую-то цикличность – каждые сто лет.
Сто лет назад, конец 1910-х – начало 1920-х. Раскол русской литературы на советскую и эмигрантскую; бегство или высылка из России десятков авторов.
Двести лет назад, конец 1810-х – начало 1820-х – раскол на «охранителей» (круг «Беседы» и шире) и около-декабристские круги; время первой ссылки Пушкина.
Триста лет назад раскола, правда, не было – поскольку не было самой русской литературы в современном понимании. В 1722 году Петр воевал с Персией, чтобы пробиться к реке, которая течет из Каспия в Индию. Война шла успешно; правда, к реке так и не пробились (по причине ее отсутствия в природе)… Но вернемся к современности.
Когда жизнь становится страшнее и интереснее литературы, литература временно замолкает и закрывается без объяснений.
«Райком закрыт, все ушли на фронт». Писатели стали читателями, а Книгой Книг – новостная лента.
Пусто в литературе, зато вокруг кипят бои. Кипят уже лет, наверное, десять – даже решил когда-то копировать (для истории) образцы литературно-сетевой ругани, потом отказался – слишком уж не душеполезно. Но такого накала, как сейчас, понятно, не было. На смену короновирусу пришел военновирус.
Воют все со всеми. Сторонники «спецоперации» с противниками «спецоперации». Либералы с консерваторами, радикальные либералы с умеренными либералами и радикальные консерваторы с умеренными консерваторами. Тяжелее всех тем, кто пытается встать где-то посередине и «молиться за тех и за других», – их троллят сразу и справа и слева.
Владимир Березин опубликовал очень хороший текст на сайте «Rara Avis». Краткое психологическое пособие, как быть сегодня с сетевыми троллями, как их распознать и как с ними бороться. Из текста следует, что сетевыми троллями стали мы все. Или почти все.
«…Сетевые жители, которым просто страшно, и они в немыслимых количествах воспроизводят свой страх <…> Они хотят к чему-то примкнуть, причем все равно куда, но куда-то надо. Они непоследовательны, и именно эти люди, обладающие большим количеством свободного времени и навыками связной речи, становятся урановым топливом для войны в социальных сетях».
Да, так оно и происходит, и на литературном поле – особенно. Bellum omnium contra omnes. Всем страшновато, и почти все успели за эти полтора месяца к чему-то примкнуть – разве что не соглашусь со «все равно куда».
Как раз сейчас – совсем не все равно.
Снова стало важно не то, как писатель пишет, и даже не то, что он пишет, – а что он подписывает.
Писатели «тут же объявляются бесталанными, беспринципными, а то и вовсе врагами, стоит им сказать не то, подписать какое-нибудь коллективное письмо, выступить не перед той аудиторией» (Роман Сенчин).
Воюют современники – воюют классики.
Захар Прилепин еще в 14-м «мобилизовал» Шукшина – а заодно всю русскую классику – на поддержку ДНР и борьбу с «нашей (читай – «не нашей») интеллигенцией».
«Когда наша интеллигенция сначала признается в любви к «Пушкину-Лермонтову», зовет на помощь Чехова и Шукшина, а следом говорит: «но мы ненавидим эту чудовищную Россию, с ее государством, с ее зверством» – это означает, что либо они классики не читали, либо читали ее каким-то особым способом…»
Ту же мысль озвучил в мартовской «Литературке» Игорь Панин: «Задумаемся, что сказал бы Пушкин об агрессивной и русофобской Украине, существуй она в его эпоху? Да возьмите любого крупного автора, будь то Лермонтов, Тютчев, Достоевский, Толстой… Стерпели бы они такое?«
Оставляю без комментариев.
Но и на противоположном берегу тоже апеллируют к классике. На сайте «Горький» регулярно размещают антивоенные тексты Льва Толстого, Леонида Андреева, Михаила Булгакова, Фазиля Искандера… Я уже не говорю о тех, кто выходит выражать свою пацифистскую позицию с цитатами из Некрасова и Толстого; и эти цитаты потом фигурируют в соответствующих административно-правовых документах…
Россия снова доказала, что она все еще литературоцентричная страна; а русская классика – все еще жива и вполне боеспособна.
Нет, конечно, хотелось бы приведенные выше цитаты все же прокомментировать и разобрать – риторику, стилистику. Например, их сходство с известным «Манифестом девяноста трех» 1914 года, в котором военные действия тоже объявлялись исполнением «завещания» великих классиков.
Но комментировать не буду – и разговор затянется, и аналогии – вещь скользкая, и пишу сейчас не для этого. Не для того, чтобы снова кого-то позлить и плеснуть маслица в огонь. И огня, и злости и так хватает.
Перехожу к основному. Пора – нет, не то чтобы прекратить литературную войну, это нереально, но хотя бы начать переговоры. Хотя бы просто подумать, что такие переговоры, какие-то поиски внутрилитературного консенсуса сейчас возможны. Без взаимных оскорблений и ругани.
Нет, никакого «ребята, давайте жить дружно»; я не об этом. «Дружно» в литературе не было и не будет. Пусть весело трещит в наших печах «рыжий огонек литературной злости». Но сейчас, повторюсь, это не огонек, это пожар, и уже совсем не литературный. И нужно хоть немного его загасить; хотя бы просто признать право других пишущих людей на другое, чем у меня, мнение. Просто немного сбавить накал взаимного обличения. И вернуться с гражданской войны обратно в русскую литературу – пока она только временно закрыта, а не разрушена. Пока у нас есть читатель. Пока еще цветет вишневый сад.