Не читайте советских газет за обедом.
А иные сайты лучше и вовсе никогда.
Впрочем, если судьба привела, порой можно стать свидетелем дивных сеансов черной магии с полным разоблачением.
Проникновенный монолог Анны Голубковой «Какой должна быть современная поэзия» вызван двумя заметками в «Легкой кавалерии». Но интересен не этим.
Вообще, если бы не одна деталь, это был бы образцово-типовой текст из f-word-лагеря (читал один — читал их все).
Симптоматично уже то, что в заметке Артема Скворцова о читателях (!) авторка умудряется найти указания на то, какой должна быть поэзия, и критику феминизма. Без виктимности, конечно, в приличное общество нынче не пускают, но бывают ведь и просто сны.
Впечатляет и уровень полемики: «Сначала я хотела написать большое рассуждение о том, что понятие «художественной ткани» исторически детерминировано и что наше чувство прекрасного отнюдь не совпадает с чувством прекрасного, к примеру, древних греков, поэтому обсуждение «художественной ткани» в отрыве от исторического контекста не имеет никакого смысла. А в историческом контексте филологи, позволим себе небольшое проявление снобизма, как правило, не разбираются, поэтому и обсуждать тут особенно нечего».
Снисходительно-насмешливый тон, как бы автоматически предполагающий в говорящем лукавого мудреца, не в состоянии замаскировать топорность манипулятивных приемов: представления оппонентов заведомо некомпетентными и недостойными дискуссии (раз) и неуклюжей подмены тезисов (два). Да, понятие «художественной ткани» исторически (а еще географически, этнически, культурно etc.) детерминировано, вот только разговор о пресловутой ткани остается разговором об эстетических достоинствах и недостатках произведения (а не о том, насколько удачно автор вписался в модную злободневность), независимо от того, ведут его джахилийские бедуины или старокитайские филологи. Главенство работы со словом осознавалось всеми причастными: Гораций, если уж вспоминать античность, обосновывал свое право на памятник тем, что приноровил эолийские метры к италийским стихам, а по поводу простодушного признания Рылеева — «Я не Поэт, а Гражданин» — коллеги-современники по цеху дружно надрывали животы.
Сказанное, впрочем, не столько характеризует саму пишущую, сколько проясняет целевую аудиторию: опус адресован не упомянутым филологам и даже не авторам «Кавалерии», с которыми якобы ведется полемика, а некритически мыслящим персонам, не видящим дальше собственной идентичности.
Но повторюсь: текст ничуть не хуже иных-прочих подобных, и не пристало бы одной отдуваться за всех, если бы не следующее знаменательное высказывание, делающее текст этот не просто знаковым, а едва ли не поворотным во всей истории вопроса: «…вряд ли кто-то решится публично заявить, что все те, кто не разбирается в тонкостях мастерства отдельных исполнителей, вообще не имеют права слушать музыку <…> А вот почему-то говорить о том, что люди, которых не интересует «любопытный ритмический сбой в девятой строке», ничего не понимают в поэзии и, по сути дела, не имеют права писать о литературе, считается вполне допустимым».
Оставим на совести авторки очередную подмену («слушать» и «писать о…» — это все-таки несколько разная степень, как сейчас принято говорить, вовлеченности). Примечательно другое.
Если раньше активные популяризаторы актуальной поэзии и прочих приращенных смыслов налегали на то, что те, кому не мила новая повестка, просто не доросли до нее, погрязнув в консервативном дискурсе и закоснев в ретроградных парадигмах, и не обладают достаточными компетенциями для разговора по существу, то теперь пафос меняется на прямо противоположный: «Мы, молодые комсомольцы, не понимаем абстрактной живописи, и вообще — советскому человеку такое искусство не нужно и идеологически чуждо!»
Что это — случайная Ф-оговорка или осознанный генеалогический каминг-аут?
Ведь, собственно говоря, так называемая фем-поэзия — плоть от плоти советской стихотворной публицистики: тот же примат конъюнктурного соц. заказа над творческим заданием, то же использование максимально упрощенных тематических и формальных наработок предшественников (если эстрадники последовательно вульгаризировали русский модернизм, то евтушенки и вознесенские новых дней кормятся преимущественно от американцев и Марии Шкапской). Добавить нехитрой пролеткультовской риторики — и можно смело штурмовать медиа-пространство.
Вот только расплата за то, что модным был когда-то, в случае с политически, а не поэтически примечательными авторами не заставляет себя ждать.
Тот же Евтушенко положил последние годы на бесплодные попытки доказать городу и миру, что он — подлинный гений, а не вышедший в тираж конъюнктурщик.
Да и бравый актуалов командир, неплохо поднявшийся в свое время на острой тематике однополых отношений, — где он сейчас? Видимо, там же, где и одесский психиатр, полагавший, что спекулирование на трагических событиях новейшей истории априори обеспечит его стихотворные опыты индульгенцией…
И там, где через несколько лет окажутся сегодняшние звездные поэтки.
Ну а пока этого не произошло (раз уж в свете обновленной кавалерийской концепции полагается о хорошем), хорошо, что есть еще те, у кого подобные экзерсисы не вызывают ничего, кроме здорового смеха.