Двойные стандарты – настолько всеобъемлющее сегодняшнее бытовое явление и нравственный принцип, что проникли и уютно обосновались и в литературном процессе. Эту тему я уже затрагивала в своей предыдущей колонке для «Легкой кавалерии»: «О платных критических разборах, белых пальто и двухминутках ненависти». Но тема, к сожалению, неисчерпаема… Сейчас хочу сказать о том, как двойные стандарты превращаются в некие мерила художественной ценности и применяются для ранжирования литературных фигур. Вопрос опять же глобальный, и я возьму лишь аспект отношения литературного сообщества к ушедшим из жизни авторам.
За те годы, что я «при литературе», «Бог послал» мне несколько рукописей умерших людей. Среди них была книга поэта Владимира Доронина (1935–2002), жившего в Рязани, умершего в доме престарелых и не дождавшегося при жизни выхода своего сборника. Доронина фактически вычеркнули из рязанского литпроцесса, хотя он был талантливее многих. Чтобы не злоупотреблять подробностями, скажу лишь, что и в этом проявились двойные стандарты. Мы с единомышленниками издали книгу Доронина «Эпилоги» в 2015 году. Казалось бы, она попадала в тренд: в нулевые начались чтения проекта «Они ушли. Они остались», посвященного ушедшим недооцененным поэтам. Идею подала журналист Ирина Медведева, мама талантливого, погибшего в 18 лет Ильи Тюрина: живые читают стихи усопших и рассказывают об этих авторах. Ирине Медведевой принадлежал ряд благих начинаний: она создала «Илья-премию» для молодежи, организовывала выездные литературные школы… К несчастью, в 2016 году Ирины не стало. Но дело ее живет: с начала 2010-х на основе чтений стали появляться антологии стихов мертвых авторов. Я писала о первом томе антологии «Они ушли. Они остались» 2011 года, составленном Евгением Степановым. На его обложке сказано: «Эта книга — дань любви ушедшим поэтам, дань любви их стихам <…> Стихи ушедших поэтов начинают вторую жизнь».
С нашим изданием Доронина произошел казус, поколебавший мою уверенность в том, что все коллеги готовы отдать «дань любви ушедшим поэтам». Хотелось придать «Эпилогам» резонанс, уравновешивающий прижизненное забвение поэта. Подвижник Александр Петрушкин выложил электронную версию книги в «библиотеке» портала «Мегалит». Еще я показала рукопись нескольким коллегам по критическому цеху — вдруг да зацепятся сердцем за какую-то строчку, возникнет отклик, столь сладостный для души поэтов?
Не кто иной, как Борис Кутенков, соорганизатор Литературных чтений «Они ушли. Они остались», предложил мне тогда заказать на сборник Доронина платную рецензию — кто будет, мол, просто так писать о неизвестном поэте. Хотя, насколько я знала, в проекте «Они ушли. Они остались» все участвовали на голом энтузиазме, в порядке морального долга. В 2016 году на почту пришла рассылка от Кутенкова с полусотней адресов в копии — предложение критикам откликнуться на первый том антологии «Уйти. Остаться. Жить». В нем ни слова не было о вознаграждении… А в январе 2019 года на круглом столе по критике Людмилы Вязмитиновой Кутенков яростнее всех нападал на идею платного рецензирования.
Тогда я не совладала с изумлением и написала пост в ФБ о тех же двойных стандартах – о том, что Кутенков «маленьким язычком» говорит совсем не то, что провозглашает «большим языком». Ответ имярека содержал признание, что после этого поста в стенограмму были добавлены пояснения, которых он вслух также не произносил. В записи круглого стола появился безликий абзац о том, что очень благородно оплачивать рецензии для продвижения мертвых поэтов. Кого Кутенков имел в виду? Явно не себя – он всех призывал поддерживать свой проект безвозмездно… Но нашего скромного детища эта реплика тоже не касалась. Сергей Морозов совершенно бесплатно разнес в пух и прах книгу «Эпилоги». Морозов импонирует мне тем, что ему совершенно чужды двойные стандарты. Он не уважает в литературном процессе никого – ни представителей мейнстрима, ни малоизвестных провинциальных авторов – и тех и других клеймит за бесталанность. Может быть, это несколько однообразно. Зато уж точно честно.
А вот выстраивать иерархию, в которой «некоторые животные равнее других», как говорил один из моих любимых авторов Джордж Оруэлл, то есть одни мертвые поэты достойнее других мертвых поэтов, не очень честно и благородно. Похоже, Кутенков думал, что в его случае увековечение памяти мертвых поэтов — дело всенародное, а в моем— частная и неважная задачка одного энтузиаста. А какая, простите, разница между теми и другими мертвыми авторами?.. Напрашивается ответ, что разница не в ушедших поэтах, а в тех живых, кто берется за дело увековечения их памяти. Одному живому все обязаны помогать, другому можно и на дверь указать?.. Что это напоминает? – правильно, двойные стандарты.
Эту историю можно было бы оставить в прошлом, расценив ее как обретение бесценного опыта. Но относительно недавно возник куда более громкий шум вокруг практики издания мертвых стихотворцев. В 2019 году вышел уже второй том антологии «Уйти. Остаться. Жить»: 49 подборок авторов, умерших молодыми в 1970–1980-х годах. Критик Алексей Саломатин написал на него рецензию, но она не была комплиментарной. Прежде всего он подверг сомнению саму мотивацию выпуска книги по «принципу смерти»: «Учитывая же то, что основным условием публикации являлась фактически смерть автора в подотчетный период, издание невольно начинает восприниматься как трибуна, предоставляемая лишенным голоса, а пресловутое autbene магическим образом распространяется и на инициаторов проекта». Затем Саломатин отметил, что в издание 2-го тома антологии «Уйти. Остаться. Жить» вкрались небрежности. И акцентировал внимание, что том был составлен из наследия мало и вовсе неизвестных поэтов. Для меня это стало поводом задуматься, по каким признакам малоизвестные авторы признавались достойными антологии? «Наши» мертвые авторы — это всем поэтам поэты; «ваши» мертвые поэты — недоразумение какое-то? Как тут не вспомнить знаменитое: «У меня гроб огурчик, отборный, любительский»?..
Кстати, у Кутенкова изменилось отношение и к платному рецензированию. Новую, одобрительную точку зрения он продемонстрировал недавно в ходе вымученного скандальчика на эту тему. Это взросление и умудрение?.. Может, в перспективе этот критик избавится и от тяги к «сортировке» поэтов, как мертвых, так и живых?.. Но пока этого не заметно. Напротив, на рецензию Саломатина Кутенков возразил сетевой перепалкой, куда оказались втянуты многие. Что это было – упреки попали в цель? Или сделан следующий шаг на стезе двойных стандартов: критически можно отзываться о чем угодно, кроме проектов, непосредственно связанных с имяреком?
Если бы двойные стандарты были уделом лишь некоторых одиночек, проблема бы не стояла так остро. Но, к сожалению, тенденция широка. Хочется перефразировать Оскара Уайльда: «Поэтов сортируют все, но не кричат о том». В литпроцессе неизбежно складываются иерархии, касающиеся и мертвых, и живых. Ситуация с вручением премии «Поэзия» 2021 года ярко показала, что в сознании литсообщества существует некая «сортировка». Я согласна с теми коллегами, которые, комментируя жаркие споры вокруг лауреата премии «Поэзия», говорили, что в литературном мире отсутствует согласие по самым базовым критериям и участники полемики под «поэзией» просто-напросто понимают разные вещи. В этом и корень зла. По мне, в холиваре вокруг Малиновской помимо несочетаемых представлений неких авторитетов о поэзии имело место и признание «своего ряда». По эстетическому принципу – это лежало на поверхности. Но, возможно, примешивались и какие-то еще соображения, тяготеющие к внелитературности. Похожие на те, что приговаривают одних мертвых авторов к безвестности, а других – к широкому пиару безотносительно их творчества. Ведь продвигая свой проект по изданию стихов мертвого автора, инициаторы неизбежно «продвигают» в первую очередь себя… Впрочем, то же самое происходит и с любыми другими проектами. Каждый хочет, чтобы солнце ярче светило ему. Тут неизбежны двойные стандарты. По-человечески это понятно. А вот профессиональной литературной деятельности, по моему скромному мнению, такой подход только вредит.