Антология Литературных чтений «Они ушли. Они остались»
Первое издание второго тома антологии, включающего тексты авторов, ушедших из жизни в 1970-е и 1980-е годы, увидело свет в прошлом году. Из уважения к ушедшим в рецензии не будет разбора конкретных стихотворений. Из уважения к читателям о прочем будет сказано, как оно есть.
Трагическая судьба стихотворцев не впервые становится критерием отбора при составлении антологий — она уже собирала под одной обложкой, к примеру, советских поэтов, павших на Великой Отечественной войне [Cоветские… 1965], или испанцев и португальцев, ставших жертвами инквизиции [Испанские… 1934]. Но в названных случаях, во-первых, судьба была если не общей, то схожей, а во-вторых, наличествовала временна́я дистанция. Здесь же дистанция хоть и значительнее, чем в первом томе, где поминались преимущественно друзья и знакомые участников чтений, но явно недостаточная для того, чтобы относиться к публикуемым текстам отстраненно, видя в них лишь человеческий документ, а не людей, за ним стоящих. Учитывая же то, что основным условием публикации являлась фактически смерть автора в подотчетный период, издание невольно начинает восприниматься как трибуна, предоставляемая лишенным голоса, а пресловутое aut bene магическим образом распространяется и на инициаторов проекта. Подходить к подобной книге с общим аршином кажется минимум неприличным, если не кощунственным.
С другой стороны, и на составителей налагаются повышенные обязательства: деликатность темы требует вкуса и такта, которые ныне в большом дефиците.
И дефицит этот в прямом смысле бросается в глаза уже при знакомстве с обложкой: проступающие сквозь камни лица пришлись бы, скорее, на постер к хоррор-муви. Венчают картину сложенные в знак радиации слова «УЙТИ ЖИТЬ ОСТАТЬСЯ».
Рискнувший продвинуться дальше читатель довольно скоро обнаружит, что был введен в заблуждение: заглавие «Антология Литературных чтений» предполагает, что книга составлена из материалов этих чтений, в то время как четверть очерков о представленных поэтах была написана и опубликована ранее и безотносительно.
Что же касается самих поэтов, то наряду с мало- и неизвестными можно обнаружить, например, имена Губанова, Башлачева или Аронзона (подборку последнего, впрочем, опубликовать не удалось из-за несогласия наследников), напоминать о существовании которых аудитории едва ли нужно. Из прилагающихся статей читатель тоже ничего нового об этих авторах не узнает (статьи об Аронзоне и Губанове — и вовсе из той самой четверти).
Вообще, с гораздо бо́льшим интересом читаются не разборы стихов и авторских поэтик, а рассказы о жизни и литературном быте героев антологии, написанные лично знавшими их свидетелями эпохи. И дело не в качестве разборов, а в том, что о многих текстах просто нечего сказать, кроме общих слов. Все вошедшие в книгу стихи вполне достойны, но не все исключительны. Достаточно пролистать альманахи «День поэзии» или сборники неподцензурной литературы соответствующих лет, чтобы обнаружить массу подобного.
В итоге книга примечательна не столько текстами, большинство которых было доступно заинтересованным читателям и ранее, сколько контекстом. И рассматривать ее уместнее в рамках не столько истории литературы, сколько модной сейчас истории повседневности, как некий коллективный лирический дневник, в котором отразилось время и к которому приложили руку стихотворцы самого разного калибра — от состоявшихся подлинных поэтов до прилежных, но необязательных тружеников пера (об опасности подозревать в каждом рано ушедшем потенциального гения предупреждает еще Марина Кудимова в несколько сумбурном предисловии к антологии). Все младше сорока.
То есть, если уже окончательно сморгнуть романтический флер, перед нами — своеобразный извод сборника с возрастным цензом, в духе незабвенных «Новых писателей». И довольно небрежный.
Стоило бы, к примеру, привести к общему знаменателю биографические справки — в некоторых не названа даже причина смерти. Упущение тем более странное для издания, в котором смерть публикуемых поэтов поставлена во главу замысла: читатель остается в неведении, знакомится ли он со стихами самоубийцы, жертвы несчастного случая или человека, мужественно боровшегося с болезнью (порою, хотя и далеко не всегда, ситуацию проясняют прилагающиеся очерки).
Но дело даже не в небрежности, а в неискоренимом духе студенческой самодеятельности: несмотря на старательное воспроизведение всех атрибутов профессиональной работы и привлечение к сотрудничеству старших коллег, конечный продукт отдает внеклассными опытами литинститутцев, когда зуд активности оказывается важнее итога, который зачастую вовсе не принимается в расчет (отсюда — и все перечисленные промахи, начиная с невнятности общей концепции).
Генри Филдинг открывает своего «Тома Джонса» ироничным замечанием: «Писатель должен смотреть на себя не как на барина, устраивающего званый обед или даровое угощение, а как на содержателя харчевни, где всякого потчуют за деньги» (перевод А. Франковского). Приведенное сравнение — применимое, разумеется, не только к писателям — прекрасно иллюстрирует разницу между дилетантами и профессионалами, которая заключается отнюдь не в том, что вторые получают за свои труды материальное вознаграждение (из первых тоже не все альтруисты), а в том, что они чувствуют ответственность перед аудиторией, которой эти труды предъявляют, и подходят к своей деятельности критически.
Последовательный дилетантизм, который, кажется, уже способен претендовать на статус нового течения, давно научился разыгрывать компетентность и освоил напускную весомость. Но стоит отвлечься от масштаба рассматриваемого нами проекта, как любительский характер его станет очевиден.
Безусловно, объем проделанного — от организации чтений до архивных разысканий — впечатляет. Но это только на студвеснах каждый выступающий априори молодец и удостаивается благодарности от деканата, а во взрослом мире оценивается не процесс, будь он сколь угодно кропотливым и тернистым, а результат.
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №6, 2020
Литература
Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции. Стихотворения, сцены из комедий, хроники, описания аутодафэ, протоколы, обвинительные акты, приговоры / Собрал, пер., снабдил статьями, биографиями и примеч. В. Парнах. М.–Л.: Academia, 1934.
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне / Предисл. А. Суркова, вступ. ст. В. Кардина, сост., подгот. текста, биогр. справки и примеч. В. Кардина и И. Усок. М.: Советский писатель, 1965.