№5, 1968/На темы современности

Журналист, писатель, читатель

Думаю, что докладчик наш по многим причинам заслуживает снисхождения. Он принял на себя роль путепрокладчика в нынешнем обсуждении. Высказал ряд справедливых замечаний. Но всякое живое древо познается лучше по собственному стволу и зеленым ветвям, чем по теням, которые оно отбрасывает: вглядываться стоит прежде всего в сами произведения, печатавшиеся в журнале. И все же некоторые соображения по докладу Г. Бровмана высказать хочется.

Нельзя, мне думается, всерьез проследить линию «Знамени», уяснить «почерк» этого журнала, рассматривая публикации какого-либо одного года сами по себе. Словно бы двенадцать номеров не являлись своеобразными ответами на потребности быстротекущей жизни, не зависели от системы других периодических изданий, не продолжали собой предшествующей литературно-художественной политики ежемесячника и т. п. Законное и неизбежное ограничение рамок анализа не должно делать критическую мысль формальной; мол, остальное меня не касается! Даже в полеводстве, как известно, год на год не приходится. Учел этих обстоятельств сделал бы конкретней и жизненней, что ли, и суждения о годовом комплекте «Знамени», позволил бы раскрыть внутреннюю логику публикаций, показать, как на данном отрезке журнального пути осуществлялась и проявляла себя общая линия ежемесячника.

Весьма натянутой представляется мне и попытка докладчика вместить прозу «Знамени» в рамки военно-патриотической тематики, подразделяя литературный материал по признаку: «фронт» и «тыл» (в последнем случае: тыл «близкий», военного времени, и «далекий» – нравственные и другие отзвуки войны в мирные годы). Конечно, военная тематика является традиционной для «Знамени». И все-таки поиски «лица» журнала на формально-тематической основе противоречат самой практике издания. Отдел поэзии, например, с этих позиций не пытался рассмотреть и докладчик. Пришлось бы тогда, вероятно, признать «уклонением» от линии опубликование в разные годы и многих известных прозаических произведений. Вероятно, можно и нужно говорить о преимущественном интересе «Знамени» к изображению и осмыслению героического в жизни, гражданско-патриотических побуждений личности и народа. Но героическое проявляется во всех сферах человеческого духа, гражданственность и патриотизм также не стоит прописывать по ведомству одной военной тематики.

Что делает выпуски «толстого» журнала живыми, движущимися, отмеченными внутренней цельностью и «лица необщим выраженьем»?

Прежде всего три основные силы – журналист, писатель и читатель, – как говорили у нас еще с пушкинских времен, когда слово «журналист» употреблялось в своем исконном, узком значении. Полная гармония между этими главными побудителями литературного развития, если даже отвлечься от побочных влияний, едва ли вообще достижима. Иначе можно было бы по праву воскликнуть: «Остановись, мгновенье!..» – и прекратить за ненадобностью всякие литературные издания. Однако именно во взаимных усилиях, в противоборстве и сотворчестве, рождается то, что называют направлением журнала. И любое периодическое издание чахнет, если писатель, редакция и читатель начинают расходиться в важнейших жизненных устремлениях, как лебедь, рак и щука.

«Знамя» стоит в ряду первых по читаемости «толстых» журналов страны. Первый номер за 1967 год вышел в 160 тысячах экземпляров. И, хотя сейчас налицо некоторый отлив читательского интереса и в январе нынешнего года, по сравнению с соответствующим периодом прошлого года, отпала определенная часть подписчиков (среди «толстых» журналов «Знамя», к сожалению, в этом отношении не одиноко), – цифры остаются значительными. Январская книга за 1968 год вышла тиражом 134200 экземпляров. По тиражам «Знамя» превосходит, скажем, «Октябрь» (N 1 за 1968 год – 131700 экз.), но уступает, например. «Неве» (N 1 за 1968 год. 212000 экз.).

Впрочем, тут же следует оговориться: тиражи, конечно, формальный и не всегда надежный показатель истинного авторитета издания, точно так же, как читаемость журнала в иных случаях не находится в прямой зависимости от его реального вклада в литературу. Популярность можно завоевать и публикацией детективов и красочных репродукций. Важно, на кого ориентируется журнал, какого читателя группирует вокруг себя, какие позиции защищает, какие требования предъявляет к произведению, – именно это (а не только цифра тиража!) определяет в конечном счете подлинное влияние литературно-художественного и общественно-политического ежемесячника.

Редакция «Знамени», возможно, располагает определенной статистикой, характеризующей читателя журнала по социальному составу, по географии, по категории подписчиков – индивидуальных и коллективных и т. п. Говорю это к тому, что в последнее время некоторые печатные органы начали изучение своего читателя всерьез, с помощью массовых анкет и опросов, с использованием вычислительных машин. Застрельщиками в изучении социологии читателя выступают газеты. Но, видимо, уже назрела пора заняться ею и нашим «толстым» журналам. Им тоже не мешает знать, каков их не обобщенный, а индивидуальный читатель, который состоит порой из очень разных групп населения. Тогда сквозь приливы и отливы тиражей подписки можно будет яснее увидеть лицо читателя. А пока хотелось лишь подчеркнуть, что у «Знамени» есть достаточно широкий круг приверженцев, которые» любят журнал и неизменно отдают ему свои голоса в период ежегодных подписных «референдумов».

«Знаменцы» объединили вокруг себя и большой отряд писателей. Если ограничиться только прозаиками, то среди тех, кто печатался тут в последние годы, мы найдем Г. Бакланова, К. Симонова, Л. Леонова, П. Нилина, Д. Гранина, Ю. Трифонова, В. Богомолова, Б. Полевого, А. Чаковского, Н. Грибачева, В. Смирнова, Н. Тихонова, Н.

Цитировать

Оклянский, Ю. Журналист, писатель, читатель / Ю. Оклянский // Вопросы литературы. - 1968 - №5. - C. 39-45
Копировать