Жизнь коротка, искусство бесконечно… (Из истории английского афоризма). Вступительная заметка и перевод А. Ливерганта

В этой подборке читатель найдет немало всевозможных определений, в том числе и несколько определений афоризма Принадлежат они разным авторам, писались в разное время, однако имеют между собой немало общего.

Лорд Честерфилд: «Сочинители афоризмов, в большинстве своем, красоту мысли ставят выше точности и справедливости».

Сэмюэль Джонсон: «Искусство афоризма заключается не столько в выражении оригинальной и глубокой идеи, сколько в умении в нескольких словах выразить доступную и полезную мысль».

Чарльз Лэм: «Самые блестящие каламбуры – это те, что наименее подвержены глубокому осмыслению».

Сирил Коннолли: «Тот, у кого люди вызывают любопытство, а не любовь, должны писать афоризмы, а не романы…»

Общее здесь- игровой, несерьезный характер афоризмов, их формальное совершенство, примат формы над содержанием. Правда, прочтя эту книгу, читатель, надо думать, убедится: далеко не все афоризмы «наименее подвержены глубокому осмыслению», далеко не все сочинители афоризмов «красоту мысли ставят выше точности и справедливости».

И вместе с тем английские писатели и мыслители правы, подчеркивая, что всякий удавшийся афоризм ставит форму по крайней мере не ниже содержания. И в этом смысле афоризм во многом сродни пародии: он высмеивает, вышучивает – только не литературные клише, а житейские, не литературную прозу, а прозу жизни.

А для этого сначала «убаюкивает» читателя, то есть использует стандартную, клишированную формулу, которую внезапно, порой всего одним словом, взрывает изнутри, выворачивает наизнанку, переиначивает. Формально – и это тоже роднит его с пародией – афоризм тем удачнее, чем больше он верен банальности по форме и чем меньше по содержанию, по сути.

Например, у Уайлда: «По внешнему виду не судят только самые непроницательные люди», или: «Надо иметь твердокаменное сердце, чтобы без смеха читать о смерти малютки Нелл». В первом случае Уайлд добавляет в избитую формулировку частицу «не», во втором подменяет «слезы» на «смех». Эффект налицо.

Подобно тому как пародия немыслима без своего второго плана, без пародируемого материала, афоризмы (вроде приведенных выше) накрепко привязаны к расхожим, приевшимся представлениям, которые они, можно сказать, эксплуатируют.

Подобно тому как пародийное мы иногда, не разобравшись, принимаем за пародируемое, то есть всерьез, за чистую монету, и афоризм, особенно если он умело составлен, кажется нам поначалу чем-то давно и хорошо известным. Кстати, не потому ли даже самая абсурдная мысль, если только она облечена в афористически четкую, законченную, непроницаемую форму, может на первый взгляд показаться здравой, выношенной?

Афоризм – во всяком случае, удачный афоризм – это всегда сюрприз. Читателю (или слушателю) может, фигурально выражаясь, быть преподнесен самый обыкновенный камень, уложенный в нарядный подарочный пакет, а может, наоборот, – драгоценная брошь, завернутая в газетную бумагу.

Разумеется, чтобы состояться, афоризму недостаточно переиначивать банальность. Он должен быть краток, емок и не только вышучивать пошлость, но и выстроить на ней формальными, так сказать, средствами свежую, оригинальную мысль. «Жизнь слишком хороша, чтобы ею наслаждаться», – заметил как-то Честертон, не только переиначивая трюизм «если жизнь хороша, мы ею наслаждаемся», но и выражая этим, абсурдным на первый взгляд, заявлением свое глубоко выстраданное кредо, согласно которому философия оптимизма и эстетическое наслаждение – вещи совершенно разные.

Итак, программа минимум для афориста- высмеять пошлость на ее, так сказать, территории, программа максимум – придумать нечто неожиданное, не укладывающееся в рамки, блеснуть парадоксом. Слово «парадокс», под которым понимается обычно суждение, противоречащее здравому смыслу, почему-то используется, лишь когда речь идет об афоризмах Уайлда, Честертона, Шоу, тогда как, строго говоря, никакой афоризм невозможен без парадокса, ибо в данном случае парадокс – это понятие формообразующее, это то формально-логическое противоречие, на котором всякий афоризм строится; противоречие между, как уже отмечалось, «черствой оболочкой» и «свежей начинкой», то самое противоречие, что и составляет главный сюрприз для читателя. Слова Уайлда: «Путь парадокса – это путь истины…» – могли бы тем самым стать еще одним, быть может самым точным, определением афоризма…

Впрочем, далеко не все включенные в настоящую подборку рассуждения, изречения, мысли афористичны и парадоксальны, далеко не все авторы умеют или считают нужным следовать формуле Честертона, писавшего: «Чтобы на истину обратили внимание, ее переворачивают вверх ногами». Многие мысли о литературе и искусстве, с которыми познакомится на страницах «Вопросов литературы» читатель, не только не перевернуты вверх ногами, но и, развивая метафору, «твердо, обеими ногами стоят на земле».

И последнее. Составитель не видит особой необходимости в том, чтобы давать традиционно «приличествующие» такой публикации справки об авторах. Большинство включенных в эту подборку английских писателей и мыслителей хорошо известны – во всяком случае, читателю «Вопросов литературы». Кроме того, отсутствие сведений о таких менее известных авторах, как Роберт Бэртон, маркиз Галифакс, лорд Шафтсбери, Сидней Смит, Сирил Коннолли и некоторые другие, компенсируется, на наш взгляд, хронологическим расположением материала и датами жизни. Следует сказать также, что, по глубокому убеждению составителя и переводчика, такого рода информация часто оказывается не только бесполезной, но и избыточной, не столько «просвещает», сколько отвлекает читателя – в особенности когда речь идет о «легких» жанрах: афоризмах, пародиях, литературных анекдотах, эпиграммах, каламбурах…

ФРЭНСИС БЭКОН (1561 – 1626)

Поверхностность в философии склоняет человеческий ум к атеизму; глубина – к религии.

Красота – как драгоценный камень: чем она проще, тем драгоценнее.

Чтение делает человека цельным; беседа – находчивым, занятие литературой – точным.

В истинной красоте всегда есть изъян.

Человеческий ум поклоняется четырем идолам: идолу племени, идолу логова, идолу рынка и идолу театра.

РОБЕРТ БЭРТОН (1577 – 1640)

Свои постные сочинения они нашпиговывают салом из других книг.

Все поэты – безумцы.

Хотя мы твердим contemptu gloriae¹, поставить свое имя под созданным нами трудом мы не забываем.

Слово бьет больнее, чем меч.

Мы не способны сказать ничего такого, что бы уже не было сказало… Наши поэты крадут у Гомера… Последнее ведь всегда лучше первого.

ДЖОРДЖ САБИЛЛ, МАРКИЗ ГАЛИФАКС (1633 – 1695)

Тому, кто все называет своими словами, лучше на улицу не показываться – его изобьют как врага общества.

Все споры о религии и искусстве напоминают ссору двух мужчин из-за женщины, которую ни тот ни другой не любит.

ДЖОНАТАН СВИФТ (1667 – 1745)

Сатира – это такое зеркало, в котором видны все лица, кроме своего собственного.

Нужное слово в нужном месте- вот наиболее точное определение стиля.

Есть только один способ появления книги (как, кстати, и их авторов) на свет Божий – и десятки тысяч способов этот мир навсегда покинуть.

У писателей вошло в привычку называть наш век «переломным», у духовников – «грешным».

Бывает, что я читаю книгу с удовольствием и при этом ненавижу ее автора.

Гения сразу видно хотя бы по тому, что против него объединяются все тупицы и бездари.

ЛОРД ШАФТСБЕРИ (1671 – 1713)

Из всех связей, возникающих между людьми, самой непостоянной, самой запутанной и изменчивой является связь между писателем и читателем.

ДЖОЗЕФ АДДИСОН(1672 – 1719)

Слова, если только они хорошо подобраны, обладают такой силой, что описанное на бумаге нередко производит более яркое впечатление, чем увиденное воочию.

Трудно себе представить, что сталось бы с человеком, живи он в государстве, населенном литературными героями.

«Наличными у меня всего девять пенсов, но на счету в банке- тысяча фунтов» – примерно так же соотносится искусство беседы с умением выражать свои мысли на бумаге.

Настоящий критик должен подробнее останавливаться на достоинствах писателя, а не на его недостатках…

Читатель прочтет книгу с гораздо большим удовольствием, если будет знать, кто ее автор: негр или белый, холерик или сангвиник, женатый или холостяк…

ЛОРД ЧЕСГЕРФИДД (1694 – 1773)

Интерес к внутренней сути и презрение к внешнему виду – таковы должны быть отношения между разумным человеком и его книгами.

СЭМЮЭЛЬ ДЖОНСОН (1709 – 1784)

Пока я писал свои книги, большинство из тех, кому я хотел их показать, отправились на тот свет – успех же, равно как и неудача, – пустой звук.

Перечитайте ваши собственные сочинения, и если вам встретятся превосходно написанные строки, безжалостно их вычеркивайте.

Под пером Голдсмита даже естественная история превращается в персидскую сказку.

Писатели – вот истинная слава нации.

Мильтон был гением, который мог высечь колосса из гранитной скалы, но не мог вырезать женскую головку из вишневой косточки.

То, что пишется без напряжения, обычно и читается без удовольствия.

Существует три разновидности критиков: первые не признают никаких литературных законов и о книгах и их авторах судят, руководствуясь лишь собственным вкусом и чувствами. Вторые, напротив, выносят суждения только в строгом соответствии с литературными законами. Третьи же знают законы, но ставят себя выше них – этим последним литератор, особейно начинающий, и должен угождать в первую очередь.

Они («Письма сыну» лорда Честерфилда. – А.Л.) учат морали шлюхи и манерам учителя танцев.

Писать следует начинать как можно раньше, ибо если ждать, пока ваши суждения станут зрелыми, вызванная отсутствием практики неспособность выразить взгляды на бумаге приведет к такому несоответствию между тем, что вы видите, и тем, что сочиняете, что, очень может статься, вы навсегда отложите перо.

Литератор сам по себе – скучен; коммерсант – себялюбив; если же хочешь заставить себя уважать, следует совмещать литературу с коммерцией.

Если во второй раз пишешь на ту же тему, поневоле противоречишь сам себе.

Самыми нужными книгами оказываются именно те, которые еще недавно мы готовы были бросить в огонь.

Дилемма критика: либо обидеть автора, сказав ему правду, либо, солгав, унизить себя самого.

Надо быть круглым идиотом, чтобы писать не ради денег.

Пока автор жив, мы оцениваем его способности по худшим книгам; и только когда он умер – по лучшим.

Писатель талантлив, если он умеет представить новое привычным, а привычное – новым.

Чем больше книгу читают сегодня, тем больше ее будут критиковать завтра.

От тлетворного дыхания критиков не задохнулся еще ни один гений.

Автору выгодно, чтобы его книгу не только хвалили, но и ругали, ведь слава подобна мячу, который перебрасывают через сетку, чтобы мяч не упал на землю, необходимо бить по нему с обеих сторон.

Этот человек (лорд Литтлтон². – А.Л.) сел писать книгу, дабы рассказать миру то, что мир уже много лет рассказывал ему.

Пора признать, что не только мы обязаны Шекспиру, но и он нам, ведь нередко мы хвалим его из уважения, по привычке; мы во все глаза разглядываем его достоинства и отводим взгляд от его недостатков…

Гений чаще всего губит себя сам.

Посулы авторов – то же, что обеты влюбленных.

Я никогда не испытываю желания побеседовать с человеком, который написал больше, чем прочел.

ЭДМУНД БЁРК (1729 – 1797)

Искуснее всего скрывает свой талант тот, кому нечего скрывать.

Гораздо важнее не то, что мы читаем, а то, как и с какой целью.

Узкий круг чтения и общения – вот чем, мне кажется, гордятся больше всего.

СИДНЕЙ СМИТ (1771 – 1845)

Чтобы не быть пристрастным, я никогда не читаю книгу, прежде чем ее рецензировать.

Напишите то, чего не знаете, – и получится великая книга.

Когда творишь, вычеркивай каждое второе слово, – стиль от этой операции только выиграет.

Литературу, как породистую собаку, лучше всего кормить жидкой овсянкой.

ЧАРЛЬЗ ЛЭМ (1775 – 1834)

Книги думают за меня.

Каламбур – это тот пистолет, из которого выстрелили у самого вашего уха: слуха вы лишитесь – но не разумения.

Факты в книжном обличье.

В тревоге за нашу мораль мы держим ее под байковым одеялом, чтобы ее, не дай Бог, не продул свежий ветер театра.

Истинный поэт грезит наяву, только не предмет мечтаний владеет им, а он – предметом мечтаний.

Сатира взирает на самое себя.

Я не могу отделаться от ощущения, что пьесы Шекспира меньше всего предназначены для постановки в театре… «Лира» на сцене не сыграешь.

Воображение – кобылка резвая. Одно плохо: перед ней слишком много дорог.

Живопись слишком слаба, чтобы изобразить Человека.

УИЛЬЯМ ХЭЗЛИТТ (1778 – 1830)

Мысль должна сказать сразу все – или не говорить ничего.

Желая испытать силу человеческого гения, мы должны читать Шекспира; если же мы хотим стать свидетелями незначительности человеческих познаний, то должны изучать его комментаторов.

В совершенстве искусства – его гибель.

Непристойно оголяется не только тело, но и ум.

Чтобы быть критиком, не обязательно быть поэтом; но чтобы быть хорошим критиком, обязательно не быть плохим поэтом.

Невыразительные картины, как и скучные люди, непременно высоконравственны.

ТОМАС ДЕ КУИНСИ (1785 – 1859)

Велика та литература, что апеллирует к простейшим чувствам, а не копается в сложных мыслях.

Критики… этот жалкий, суетливый, ушлый народец, который считает своим долгом не направлять общество, а всячески, с рабским низкопоклонством, ему подчиняться, потакать любым его капризам.

Главный секрет в искусстве прозы – зависимость второго шага от первого… письменное красноречие должно строиться по закону отражения.

Существует литература знания и литература силы. Функция первой- наставлять; второй- побуждать. Если первая – это руль, то вторая – весло или парус… Литература знания вьет свои гнёзда на земле, где их смывает наводнение, кромсает плуг; литература силы – под куполом храма или на вершинах деревьев, где ей не грозят осквернение, разор и клевета.

Книги, говорят нам, должны наставлять и развлекать. Ничего подобного! Настоящая литература демонстрирует силу, ненастоящая – осведомленность.

Более всего выделяется не тот автор, который открывает новые истины, а тот, который пробуждает в нас зыбкие очертания тех старых истин, что до времени дремлют в нашем сознании…

Грабитель, который забрался ночью в лавку армейского портного, может на обратном пути сколько угодно любоваться переливающимися в лунном свете золотыми галунами и эполетами. На языке полиции его преступление называется «предумышленным ограблением» – и только. Непомерное увлечение цитатами – явление того же порядка.

ТОМАС КАРЛЕЙЛЬ (1795 – 1881)

Поэт без любви – физическая и метафизическая нелепица.

Хорошо описанная жизнь – такая же редкость, как и хорошо прожитая.

Поэзия и религия – продукт тонких кишок.

Писатель – тот же священнослужитель.

Гениальность – это прежде всего выдающаяся способность быть за все в ответе.

ТОМАС БАБИНГТОН МАКОЛЕЙ (1800 – 1859)

С расцветом цивилизации приходит в упадок поэзия.

1. С пренебрежением к славе (лат.). – Здесь и далее примечания переводчика.[↩]
2. Сэр Томас Литтлтон (1422 – 1481) – английский судья, известен своим трудом «О собственности».[↩]