№4, 1970

Живые уроки

Сейчас выходит немало исследований, посвященных публицистике, в которых рассматриваются ее особенности, «технология». В этих трудах много полезных и очень нужных наблюдений. И все-таки, когда возникает вопрос о «секретах» публицистики, о самом насущном в нашей работе, среди других проблем на передний план я выдвинул бы заботу публициста об идейной целеустремленности, интенсивности духовной ЖИЗНИ, богатстве души.

Однако… научно ли это – «душа»? Кто-нибудь может усомниться в современности и уместности этого термина…

Но вот довелось мне недавно внимательно перечитать статью Ленина «Еще один поход на демократию», и вся концепция этой статьи, все ленинские мысли, насыщающие статью, еще раз убедили меня в том, что нет никакой старомодности в этом выражении «душа публициста», что динамизм и сложность нашего времени с еще большей определенностью и остротой ставят в центр всех суждений о современной публицистике – личность, позицию, внутренний мир самого публициста.

Ленин говорил о Марксе и Энгельсе как о «редких и редчайших писателях, у которых в каждой фразе каждой крупной их работы есть замечательная глубина содержания» (41, 50) 1.

И сам Ленин был именно таким редчайшим писателем. Как важно, чтобы публицист испытывал постоянное желание погружаться в глубины содержания ленинских работ, знакомиться с богатством его диалектики! И тут, пожалуй, он должен помнить не только работы хрестоматийно известные. Сколько раз убеждаешься в том, что и менее популярные, реже цитируемые ленинские статьи обладают свойством как бы озарять светом истины – через многие годы – самые затемненные, сложные и запутанные ситуации, вооружать мысль правильным методом, мобилизовывать не только наше сознание, но и наши чувства на новую и новую борьбу.

Так и статья «Еще один поход на демократию», сама по себе являясь кладезем публицистического мастерства, может, по-моему, одновременно послужить отличным уроком при разборе сегодняшних дел на фронте публицистики, из нее почерпнет много важного любой серьезный литератор.

В статье десять страничек, пять главок, три вводных абзаца, объясняющих, что послужило поводом для выступления Ленина. Уже введение весьма для нас поучительно… В августе 1912 года в либерально-буржуазном журнале «Русская мысль» Ленин прочел статью некоего г. Щепетева, перепевающую идеи и настроения «позорно знаменитой» книги «Веха». Известно, что «Вехи» имели немалый успех у либерально настроенной части буржуазного общества и стали своеобразным знаменем всяческих ренегатских устремлений после поражения революции 1905 года. А тут – «подновленное издание «веховщины». Ленин счел этот факт отличнейшим поводом для того, чтобы дать развернутый бой ренегатству, свести счеты с «веховцами», счеты, которые накопились за этот период после революции 1905 года, когда демократическая «открытая печать» была почти задушена царизмом.

И как это характерно для Ленина – острота реакции. Он исходит в своей статье из необходимости для рабочей демократии, а значит, и для ее публицистов, как он говорит, «наверстать теперь хоть немногое из того, в чем она осталась в долгу перед «веховцами» (22, 82. Курсив мой. – А. М.).

Запомним сразу этот первый ленинский урок:

Никогда не оставаться в долгу перед идейными противниками! Не оставлять не разоблаченной никакую ложь и фальшь, но оставлять не заклейменной никакую клевету буржуазии. О том же однажды Ленин писал Луначарскому, как бы выводя его на удар против старого мира:»…Мы не белоручки, а газетчики, и оставлять «подлость и яд» незаклейменными непозволительно для публицистов социал-демократии» (47, 58). Это было важно тогда. Этот урок приобрел новое значение теперь, когда империализм, не будучи в силах сокрушить социалистический мир в открытом бою, предпринял против него небывалую – цепкую, искусную и отчаянную – психологическую войну.

Именно идейное сопротивление капиталистов Ленин, отлично сознававший силу сопротивления военного, экономического, политического, тем не менее считал «самым глубоким и самым мощным».

Обратим внимание на некоторые «новейшие» приемы идеологов антикоммунизма. Они добиваются хотя бы «терпимого» с нашей стороны отношения к буржуазной идеологии. Генеральный директор Би-би-си, разыгрывая этакого наивного простачка, рассуждает следующим образом: «Если обе системы могут мирно сосуществовать, то почему бы не могли мирно сосуществовать и разные идеологии, поскольку, по Марксу, идеология является всего лишь надстройкой». Они стараются распространять тонкие инсинуации «в весьма объективном духе»… Ученый лжец при монополиях США З. Бжезиньский советует своим подручным: упаси бог, «не демонстрируйте примитивного воинственного антикоммунизма».

И вся эта «терпимость» и «тонкость», как теперь, после событий в Чехословакии, стало особенно ясно, – оружие «тихой», «скользящей», «бесшумной», но одинаково подлой, гнусной контрреволюции…

Как важны в этих условиях ленинские уроки)

Ни в чем, никогда не оставаться в долгу перед идейными противниками. Но это значит быть всегда нацеленным на борьбу, мобилизованным, уметь смотреть вперед, предвидеть тактику противника, парализовать его ходы, не упуская. ни одного случая вывести на чистую воду коварство стратегов антикоммунизма и не упуская ни одной возможности открыть, показать людям правду обновления мира.

И вот тут следует второй ленинский урок: чтобы быть способным на все это, надо иметь чистую душу, незамутненные идеалы, глубокие убеждения, фундаментальные знания, ясное понимание диалектики жизни.

Давайте вчитаемся в ленинскую статью.

Прежде всего – какая оценка Щепетевым начала века, какая его оценка первой русской революции вызвала негодование Ленина?

Вот что в первую очередь цитирует Ленин из статьи Щепетева и вот как он его цитирует:

«У всех еще на памяти, – пишет веховец, – этот тревожный (вот как! для кого тревожный, почтеннейший г. либерал?), беспокойный и весь сплошь запутанный 1905 год…» (22, 82).

Стоило Щепетеву обнаружить свою душу, полную «грязи и болота», как Ленин буквально обрушивается на него.

Читаем дальше и ощущаем сразу гневную иронию Ильича, которой пронизана вся его отповедь «почтеннейшим» господам либералам и ренегатам:

«Беспокойный и весь сплошь запутанный»! Сколько должно быть грязи и болота в душе у человека, который способен написать такие слова. Немецкие противники революции 1848 года обозвали этот год «безумным» годом. Ту же мысль или, вернее, тот же тупой, подлый испуг выражает российский кадет из «Русской Мысли» (22, 83).

Ленин тут же противопоставляет фразам кадета убедительные факты:

«Мы противопоставим ему лишь немногие, наиболее объективные и наиболее «скромные» факты. Заработная плата рабочих повышалась в этот год, как никогда. Арендные цены на землю падали. Всякие формы объединения рабочих – вплоть до прислуги – росли с невиданным успехом. Миллионы дешевых изданий на политические темы читались народом, массой, толпой, «низами» так жадно, как никогда еще дотоле не читали в России» (22, 83).

И в этой, и в следующих главах Ленин не устает иронизировать, издеваться, не упуская главной, так сказать, точки уязвления противника, его оценок революции: «Весь сплошь запутанный 1905 год», «все перемешалось и перепуталось во всеобщей сумятице и бестолковщине» и т. д. Наконец, ирония Владимира Ильича поднимается до разящего сарказма, когда, развив мысль о дешевых изданиях, ставших доступными «низам», он вспомнил некрасовское пророчество о времени, когда мужик «Белинского и Гоголя с базара понесет». Вот тут-то и дорисовывается Лениным портрет Щепетева и подобных ему «господ либералов»:

«…Какое «беспокойство»! – воскликнула мнящая себя образованной, а на самом деле грязная, отвратительная, ожиревшая, самодовольная либеральная свинья, когда она увидала на деле этот «народ», несущий с базара… письмо Белинского к Гоголю… Какое позорное зрелище! – скажет демократ из лучших народников. Какое поучительное зрелище! – добавим мы. Как оно отрезвляет тех, кто сентиментально смотрел на вопросы демократии, как оно закаляет все живое и сильное среди демократии, беспощадно отметая гнилые, барски-обломовские иллюзии!» (22, 83 – 84).

Поистине здесь что ни слово, то сказано не в бровь, а в глаз, все поучительно и для нас – и о сантиментах, и об иллюзиях, и о закалке всего живого и сильного.

Но как животрепещущ, на мой взгляд, главный урок, вытекающий из этих ленинских мыслей, урок отношения к веку, к сложному, противоречивому революционному процессу на земном таре, а ведь это отношение является исходным пунктом для всякой публицистики.

Сколько современных Щепетевых, сколько всяких Самгиных за рубежами вашей родины, после Октября, после победы над гитлеризмом, после рождения социалистического лагеря, после побед над колониализмом – вопреки этой четко прочеркнутой веком красной линии подъема человечества – склонны видеть в современной истории одно «беспокойство», «сплошную запутанность» и «сплошной хаос». Помнится оценка XX веку, которую давал в одном из номеров журнала «Лук» модный американский публицист Джон Гантер:

«Это – эра гибели высоких надежд, эра разбитых иллюзий, мечты, превратившейся в кошмар». Гантер пишет также, что в XX веке «исчезла стабильность и наступила эра неуверенности, сомнений, отчаяния. Кажется, что в мире происходит какая-то чехарда».

В общем, эра отчаяния в мире чехарды!

Но весь-то вопрос в том – для кого отчаяние? В чьем восприятии чехарда? я…Об исторических событиях надо судить по движениям масс и классов в целом, а не по настроениям отдельных лиц и группок» (22, 85), – предупреждает Ленин в разбираемой статье.

И когда борьба осложняется, Ленин извлекает из ее драматизма все поучительное, потому что в каждой трудности важнее всего закалка, новый опыт, умудренность для будущих побед. Трудности – не повод для уныния. Потому-то у нашего народа, воспитанного в духе идей Ленина, есть все основания для исторического оптимизма.

Ленин замечательно разъяснял в полемике со Щепетевым, что революционная борьба не запутывает, а распутывает«запутанные вековым застоем и вековыми пережитками крепостничества отношения». Весь наш век продолжает грандиозное «распутывание» вековых узлов несправедливости, угнетения человека и целых народов. Ленин задавал вопрос:

«Каким же образом бесспорные исторические факты могли получить столь извращенный вид в голове образованного и либерального писателя из «Русской Мысли»? Дело объясняется очень просто: этот веховец навязывает всему народу свои субъективные настроения. Он лично и вся его группа – либерально-буржуазная интеллигенция – оказались в это время в положении особенно «бестолковом», «сплошь запутанном». И свое недовольство, естественно явившееся от этой бестолковщины и от разоблачения массами всей дрянности либерализма, либерал переносит на массы, валя с больной головы на здоровую» (22, 85 – 86).

Из этих строк полезно вычитать то, что помогает разгадать умонастроение и поведение существующих и в наше время охотников навязывать«всему народу свои субъективные настроения».

Сколько раз убеждаешься, что если душа недоросла до действительно глубокого принятия Октября, если в сознании нет полного понимания того драматизма смены предыстории человечества новой формацией и того небывалого перелома в истории, который пришелся на нашу жизнь, – к такой душе обязательно липнет всякая фальшь, грязь, эгоизм… А иногда – начинается с эгоизма,

ревизионистских вывертов, а кончается подлым ренегатством, пошлым лакейством перед трудно сходящим со сцены цивилизованным варварством. Разве перебежчики по ту сторону баррикады, подобные каким-нибудь Белинкову и Кузнецову, не выразительное тому доказательство?

Рассматриваемая ленинская статья замечательна и тем, что в ней дан обобщенный тип такого «лакея душой», который видит в окружающей жизни все что угодно, кроме самых главных, существенных социальных вопросов, «великих идейных вопросов», как выражался Ленин, не часто прибегавший к высоким словам.

Щепетев дал повод для своего разоблачения. Статью он облек в форму «письма из Франции», «скромно» рассказывающего о быте русских эмигрантов, оказавшихся после революции за границей. И тут Щепетев не поднялся выше взгляда «озлобленного на демократию обывателя». И это дало основание Ленину сказать слова, которые обнажают самую суть психологии лакействующих типов:

«Известно, что каждый видит за границей то, что он хочет видеть. Или иначе: каждый видит в новой обстановке самого себя. Черносотенец видит за границей отменных помещиков, генералов и дипломатов. Охранник видит там благороднейших полицейских. Либеральный российский ренегат видит в Париже благонамеренных консьержек и «деловых» лавочников, обучающих русского революционера тому, что у них «гуманитарные и альтруистические чувства слишком уже подавляли запросы личности и часто в ущерб общему прогрессу и культурному развитию всей нашей страны».

Лакей душой, естественно, интересуется всего больше царящей в лакейских сплетней и скандальчиком. Идейных вопросов…

  1. Здесь и далее в скобках указаны том и страница Полного собрания сочинений В. И. Ленина.[]

Цитировать

Михалевич, Д. Живые уроки / Д. Михалевич // Вопросы литературы. - 1970 - №4. - C. 201-212
Копировать