Жанр вне регламента

Михаил Ардов, выступая в «Вопросах литературы», сформулировал принципы, которым, на его взгляд, должен следовать «любой порядочный человек», если он берется писать мемуары. Один из принципов: не вступать в прямую полемику с другими мемуаристами, постараться выдвинуть свою версию.

По-моему, полемизм не подрывает порядочности мемуариста. По крайней мере не больше, чем уход от полемики.

Принципы, в общем, не зависят от достойного предприятия («не повторять сплетни», «не копаться в грязном белье» и т. д.).

Субъективность – родовая черта мемуаров. Их полемичность – открытая или подспудная – почти неизбежна. Денис Давыдов прямо объявлял: намереваюсь оспорить Наполеона.

С середины 30-х до середины 50-х годов («Большой террор», вторая мировая война) мемуарная литература в нашей стране фактически перестала выпускаться. Лишить ее права на субъективность невозможно. Но можно перекрыть доступ к печатному станку.

Сложилась парадоксальная ситуация. Немецкие генералы – скажем, Гудериан, Манштейн – писали пространные воспоминания, исследовали причины собственных неудач и неудач противника. Советский генералитет стойко отмалчивался. Наши надежды: вот-вот он заговорит и нам откроются многие тайны войны, – не сбывались. А когда наконец заговорили бывшие командующие фронтами, армиями, руководители Генштаба, их мемуары далеко не всегда производили впечатление. Утрата мемуарной культуры, скованность, оглядчивость давали себя знать. Паузы в мемуаристике не проходят бесследно.

Маршалы покорно выполняли наставления редакторов, будто тем доподлинно известен «секрет производства». «Воспоминания и размышления» Г. Жукова вышли десятью изданиями. Каждое отличалось от предыдущего. Зачастую это были существенные различия, не увеличивающие доверия к «Воспоминаниям и размышлениям».

Мемуаристику, слов нет, можно «вогнать в рамки». Но она перестает быть собой, теряет авторитет и специфическое значение.