Жанр старинный, но современный

С середины 60-х годов многонациональная советская проза пережила один из самых насыщенных и плодотворных периодов роста и возмужания. Неравномерность регионального развития послевоенной прозы в республиках Прибалтики, Средней Азии, Кавказа, Молдавии, которая объяснялась разными причинами исторического порядка, особыми культурными условиями и традициями, сменилась определенным сближением художественных критериев. Нынешний этап характеризуется более глубокой вовлеченностью отдельных национальных потоков в общесоюзный процесс, более прочным единством идейно-эстетических устремлений, общих для всей советской литературы. Эта важнейшая особенность современного литературного движения была отмечена и на последних республиканских писательских съездах, и на Шестом всесоюзном съезде советских писателей.

Общий творческий рост национальных литератур проявляется, в частности, в разностороннем освоении важнейших жанров художественней прозы и рождении таких произведений, которые сами могут рассматриваться как художественные открытия, влияющие на эволюцию традиционных жанровых форм.

Хорошую возможность для размышлений на эту тему дает сборник современных молдавских повестей «Голубой лес», выпущенный недавно издательством «Художественная литература» и объединяющий произведения восьми авторов: «Диск» Джордже Менюка, «Холм, где не растет виноград» Ариадны Шаларь, «На исходе четвертого дня» Василе Василаке, «Последний месяц осени» Иона Друцэ, «Марцишоры» Раисы Лунгу, «Голубой лес» Владимира Бешлягэ, «Дмитрий Кантемир» Влада Йовице, «За тридевять земель…» Якоба Бургиу. Перечисленные повести, конечно, далеко не исчерпывают запасов и разнообразия этого жанра в современной молдавской прозе. Но они позволяют почувствовать неповторимый колорит Молдавии, узнать характеры ее людей, прикоснуться к их проблемам, понять нечто существенное из их настоящего и прошлого.

В кратком предисловии к сборнику Валентин Катаев особо подчеркнул, что авторов современных молдавских повестей, «при всем их тематическом, философском и стилистическом разнообразии, объединяет нечто общее, – быть может, самое драгоценное качество, присущее истинному художнику: народность.

Читая их повести, вы встречаетесь с удивительно яркими человеческими характерами, погружаетесь в чудесный, поэтический мир молдавского села с его обычаями, традициями… Разумеется, – заключает Катаев, – в сборник вошли не все произведения молдавских писателей, работающих в жанре повести. Однако это не помешает читателю составить довольно полное представление об общем направлении процесса быстро и плодотворно развивающейся молдавской литературы, занявшей, на мой взгляд, одно из самых видных и почетных мест в ряду братских литератур Советского Союза» ¹.

Продолжая эту справедливую общую мысль, следует все же иметь в виду, что повести восьми авторов дают лишь пунктирное обозначение процессов, совершающихся в молдавской прозе, при том, что сам жанр, как можно судить по многим явлениям, вполне утвердил свою жизнеспособность. Грани молдавской повести в этом смысле открывают нечто существенное для суждений о многопроблемной и многоязыкой советской повести в целом.

В противостоянии романа и новеллы, романа и рассказа повесть издавна занимает срединное положение. В какой-то мере она и соединяет в себе возможности противоположных прозаических жанров. И пространственно-временная глубина романа, сложность его композиционной структуры, и сжатость, быстрота, мобильность отклика на современные и злободневные явления жизни, свойственные рассказу, получают в повести достаточную опору. Отсюда такое разнообразие видов самой повести как жанра, такая почти необозримая протяженность ее границ, сопредельных и с крупной эпической формой, и с коротким, уплотненным рассказом об одном предмете, одном событии или одной судьбе. Это срединное положение повести в системе жанров прозы и все творческие преимущества» такого положения еще в прошлом веке были отмечены Белинским в его замечательной статье «О русской повести и повестях г. Гоголя».

«Есть события, есть случаи, – утверждал Белинский, – которых, так сказать, не хватило бы на драму, не стало бы на роман, но которые глубоки, которые в одном мгновении сосредоточивают столько жизни, сколько не изжить ее и в века: повесть ловит их и заключает в свои тесные рамки. Ее форма может вместить в себе все, что хотите – и легкий очерк нравов, и колкую саркастическую насмешку над человеком и обществом, и глубокое таинство души, и жестокую игру страстей. Краткая и быстрая, легкая и глубокая вместе, она перелетает с предмета на предмет, дробит жизнь по мелочи и вырывает листки из великой книги этой жизни. Соедините эти листки под один переплет, и какая обширная книга, какой огромный роман, какая многосложная поэма составилась бы из них!» ²

Следует заметить, что жанровое определение повести, сформулированное Белинским, имеет в виду по преимуществу краткую повесть, как она сформировалась у Марлинского, Одоевского, Погодина, Полевого, Пушкина и, конечно, Гоголя в его «Арабесках» и «Миргороде». Известно, что один из образчиков краткой повести – повесть Пушкина «Кирджали» – была с восхищением встречена крупнейшим прозаиком Молдавии XIX века Костаке Негруцци и с любовью переведена им на молдавский язык.

В классической молдавской прозе, вместе с развитием новеллы, сказки, легенды, краткая повесть всегда занимала прочное место. Ее питали и исторические хроники, и фольклор, и романтические предания, и реальный быт молдавского народа. Таковы оригинальные повести Костаке Негруцци, Василе Александри, Богдана Петричейку Хашдеу, Иона Крянгэ, Виктора Красеску и др.

В новое время, особенно в советские годы, молдавская повесть развилась очень широко, опираясь и на свои собственные, национальные, фольклорно-литературные истоки, и на опыт зарубежных литератур, особенно романских, и на традиции многонациональной советской прозы. Ведь все ценное и поучительное, что есть в русской повести, в повестях народов СССР, становится общим достоянием литературы каждой республики.

Наша критика далеко не в полной мере успела осмыслить и обобщить опыт таких авторов, как В. Василаке, И. Друцэ, Дж. Менюк, и некоторых других молдавских прозаиков, работающих в жанре повести. А между тем их наиболее значительные и оригинальные произведения давно завоевали авторитет у читателей и представляют молдавскую повесть на уровне всесоюзных достижений. Этот уровень определяют в прозе произведения Виктора Астафьева и Чингиза Айтматова, Даниила Гранина и Василя Быкова, Валентина Распутина и Гранта Матевосяна, Василия Белова и Нодара Думбадзе, Юрия Трифонова и Миколаса Слуцкиса.

Контуры современной повести с ее стилистическими открытиями в области сюжета и языка, широким использованием внутреннего монолога, обострением взгляда, обращенного повествователем на самого себя и на окружающий мир, с ее расширившимся интересом к народной жизни, – эти и некоторые другие общие тенденции достаточно отчетливо определились уже в 60-е годы, и молдавская повесть здесь не составила исключения. Если вспомнить, что повесть Иона Друцэ «Последний месяц осени», например, относится к середине 60-х годов, а новая и по-своему ничуть не менее интересная повесть Василе Василаке «На исходе четвертого дня» опубликована на русском языке лишь в прошлом, 1978 году, то станет ясно, что о современной молдавской повести можно говорить в рамках десяти – пятнадцати лет, и такой подход вполне оправдан. Ведь многие характерные черты и перспективные линии развития жанра сложились в прошлом десятилетии и до сих пор не утратили своего значения.

Судьба современника в широком смысле слова остается центром молдавской повести. Она захватывает и революционную борьбу со старым буржуазным строем, и воссоединение Молдавии в 1940 году, и Отечественную войну, и послевоенное строительство, и разнообразные проблемы нынешнего времени, которые не убывают при развитом социализме и постепенном стирании граней между городом и деревней. Молдавской повести не чужды и более отдаленные исторические интересы. А за последние годы в ней усилилось внимание к устойчивым основам национального быта, к народным обрядам, обычаям, верованиям, а также к вечным вопросам человеческого существования.

Национальное своеобразие и оригинальность молдавской повести полнее всего проявились в сюжетах из народной жизни – жизни молдавского села в первую очередь. И в этом отношении обнаруживается общность процессов, связывающих молдавскую прозу с другими литературами народов СССР – русской, украинской, грузинской.

Как уже не раз было отмечено критикой, именно жизнь современной деревни, осмысленная в широком национально-историческом и социальном планах, послужила источником опережающего развития одного из наиболее важных направлений русской художественной прозы 60 – 70-х годов. Романы и повести В. Тендрякова, Ф. Абрамова, В. Астафьева, В. Белова, С. Залыгина, В. Распутина правдиво запечатлели социально-исторические и нравственные особенности развития советского общества от времен коллективизации до наших дней.

И в лучших повестях о людях молдавского села мы находим не замкнутые в себе описания деревенской жизни, но анализ сложного, а порой и драматичного обмена между деревней и городом, художественное исследование социальных процессов, происходящих в народной среде и накладывающих свой особый отпечаток на психологию и характер современного трудящегося человека. Ведь в деревне – по роду многих технических или интеллигентных профессий – сейчас появляется все больше горожан или людей, прошедших обучение в городе; а иного горожанина можно понять только в том случае, если будут внимательно изучены деревенские корни и почва, с которыми он крепко-накрепко связан.

Зоркость писательского зрения, народность взгляда на вещи отличают повести Иона Друцэ «Последний месяц осени» и Василе Василаке «На исходе четвертого дня». В сборнике «Голубой лес» они поставлены рядом, хотя по времени создания их разделяют почти пятнадцать лет. Эти две вещи действительно могут рассматриваться как крупные вехи современной молдавской повести.

О «Последнем месяце осени» И. Друцэ много писали, по этой повести был поставлен хороший фильм, и для многих она явилась открытием новой современной Молдавии. Это было открытие на небольшом художественном пространстве, где только и разместились, казалось бы, старик-отец, старушка-мать да их дети, выпорхнувшие из тесного деревенского гнезда. Но в повести за ее героями постепенно открывается целый мир.

«Последний месяц осени» – одно из тех явлений, которые соединяют современную молдавскую повесть с классикой, и с классическими основами молдавской литературы, и с опытом русской прозы. Прежде других здесь вспоминается Ион Крянгэ с его народностью, юмором и лиризмом – писатель, которому И. Друцэ особенно многим обязан как художник.

Чем же так привлекла повесть И. Друцэ читателей, почему до сих пор она остается как бы «эталоном современной молдавской прозы», как охарактеризовал ее Валентин Катаев?

Прежде всего классически ясен и емок сюжет этой повести, совершенна ее постройка. По жанру это путешествие. Путешествие крестьянина по родной земле. В литературе этот сюжет имеет большую традицию.

Чаще всего крестьянина подвигали в путь беды собственной жизни, поиски земли, счастья, правды, надежда встретить довольных, зажиточных людей, которых он никогда не мог отыскать в дороге. В этом жанре важен и центральный герой – путешественник, глазами которого рассматривается мир, и те, кого он встречает на своем пути, и то, что он видит в дороге. Многое определяет авторский голос, сочувствующий герою.

В «Последнем месяце осени» прочно соединены все эти элементы традиционного обзора-путешествия, но главный побудительный мотив странствия – новый, относящийся к нашему времени.

Старика побуждает отправиться в путь любовь к детям, которые покинули родную деревню и не находят времени и повода, чтобы навестить своих престарелых родителей. Этот мотив дает возможность развить сразу две серьезные темы: рассказать о судьбе большой патриархальной крестьянской семьи в наше время (а следовательно, и о социальных процессах, которые происходили и происходят в молдавской деревне), а также задуматься о характере личных, семейных связей, подвергающихся в новых условиях серьезному испытанию. Речь идет об отношении родителей к детям и детей к родителям и друг к другу. Обе эти темы последовательно развиты в повести И. Друцэ и решены им оригинально, самобытно, с глубоким пониманием жизни и человеческого сердца.

Главный герой повести И. Друцэ не назван по имени, как и старушка-мать, которая заждалась своих детей осенью и поверила старой примете: если петух у порога прокричит трижды, жди в доме гостей. Отец и мать в опустевшем доме – их имена ничего не прибавили бы к рассказу, как в притче или в народной сказке, зато эпическая рамка обобщения становится шире (вспомним Пушкина: «Жил старик со своею старухой У самого синего моря…» и т. д.).

И в повести И. Друцэ старик и старушка – это Отец и Мать в общем и вечном смысле слова. Старик появляется на пороге и перед читателями не в лучшую свою минуту: он навеселе, так как выпил (и немало!) у добрых соседей, когда у всех много молодого вина и винограда и каждый зовет к себе в гости. Старик выпил так основательно, что матери стоит усилий ввести его в дом; старику не сладить со своей обувью, чтобы улечься на кровать. А где дети, которые помогли бы ему в этой нехитрой операции?

Повествователь начинает с улыбки над стариком, над его незатейливыми хитростями и простительными слабостями, но он нигде не позволяет себе высокомерия и насмешки! Библейский Хам насмеялся над своим нетрезвым отцом Ноем, и этот грех до сих пор не забыт ему…

И. Друцэ рассказывает о своем старике с любовью;

1. Валентин Катаев, Вступительное слово в сб. «Голубой лес. Современные молдавские повести». Составление Н. Н. Романенко. «Художественная литература», М. 1978, стр. 4 – 5.[↩]
2. В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. I, Изд. АН СССР, М. 1953, стр. 271 – 272.[↩]