Зарубежный роман сегодня и завтра
Т. Мотылева, Зарубежный роман сегодня, «Советский писатель», М. 1966, 471 стр.
Судьбам романа и современного литературоведения, занимающегося Западом, посвящена книга Т. Мотылевой «Зарубежный роман сегодня». Богатое по материалу и интересное по проблематике содержание книги можно свести к следующему кругу вопросов: умер ли (умрет ли) роман? В чем противоположны реализм (критический, социалистический) и модернизм и в чем они соприкасаются? Как пересекается в творчестве художника общее, то есть принадлежащее течению, и индивидуальное? Как ставится в современных условиях проблема «искусства для искусства» (в книге она выступает как проблема искусства «для немногих»)?
Слово «сегодня» в заголовке не понимается автором буквально. В книге говорится не только о писателях, ныне здравствующих, но и о тех, кто работал в 30-е, 40-е годы и не утратил своего значения по сей день. Первая глава в основном посвящена ленинградской встрече европейских писателей в 1963 году, где обсуждались проблемы романа, – эта встреча показана глазами очевидца, на основе живых записей. Затем идет разговор о тех проблемах современного романа, которые стояли и продолжают стоять в центре международных литературных дискуссий («Новаторство, модернизм, реализм», «Роман – свободная форма»). В отдельных главах ставятся некоторые конкретные вопросы современного повествовательного искусства («Эпическая масштабность – в сюжете и вне сюжета», «Поэзия современной прозы»). Наконец, заключительная глава, названная словами Брехта: «Переделайте мир, он в этом нуждается!», и примыкающее к ней послесловие посвящены роману социалистического реализма за рубежом.
Теоретические рассуждения автора то и дело перемежаются разборами книг иностранных авторов. В орбиту, исследования входит разнообразный, разноязычный материал: произведения Томаса Манна и Эрнеста Хемингуэя, Макса Фриша и Грэма Грина, Роже Мартен дю Гара и Ярослава Ивашкевича и многих других писателей. Т. Мотылева попутно старается познакомить читателя с произведениями, которые у нас не переводились: романами У. Фолкнера («Авессалом, Авессалом!», «Притча» и др.), «Человеком без свойств» Р. Музиля, книгами Г. Грасса, М. Вальзера; обстоятельно анализируется роман Л. Арагона «Гибель всерьез».
Книга подкупает горячей заинтересованностью критика в выяснении сложных проблем. Автор сразу разочаровывает любителей готовых решений: читатель приглашается к участию в исследовании. Т. Мотылева ставит перед собой не только теоретические, исследовательские, но и просветительные задачи и обращается не только к тем, кому доступны богатства столичных библиотек. Те читатели, которые не согласятся с суждениями и выводами критика, могут по крайней мере почерпнуть из книги немало полезных фактических сведений о творчестве зарубежных прозаиков XX века.
Работа Т. Мотылевой полемична. Автор снорит с видными буржуазными литературоведами, такими, как Р. -М. Альберес, Г. Блеккер, В. Эмрих, И. Хау, К. -А. Хорст, Л. Эдель, Р. Хамфри и другие, в иных случаях оспаривает существенные положения в трудах зарубежных критиков (Э. Фишер), стараясь при этом дать представление о сути тех взглядов, с которыми ведется спор.
Вполне естественно, что в работе, посвященной современной литературе, проблеме модернизма уделено немалое место. Т. Мотылева открыто говорит о своем принципиальном несогласии с западными теоретиками модернизма, аргументирует свое несогласие. Но она стремится разобраться в сущности этого явления, подвергает его пороки научной критике.
Справедливо заключая, что модернизм и реализм (как критический, так и социалистический) в западной литературе не изолированы- «в теории провести границу между враждующими главными направлениями современного искусства чрезвычайно легко. Сделать это на практике значительно труднее», – и подтверждая это убедительными примерами, Т. Мотилева ищет критерия их противоположности. Она не раз и убедительно говорит о подвижности граней в современном искусстве и о той реальной сложности творчества, с которой всякий раз сталкивается литературовед, встречаясь с художником.
По наблюдениям автора, формальные признаки не могут служить таким критерием. Исследовательница отмечает, что эти признаки (внутренний монолог – «поток сознания», сдвиги времени, условность, монтаж, принцип музыкальности в композиции, лейтмотив, «ключевое слово» и т. д.) свойственны роману XX века вообще, хотя н применяются очень по-разному художниками, стоящими на различных идейно-эстетических позициях. Автор книги аргументированно доказывает это на материале творчества Роллана, Томаса Манна, Чапека, Арагона, Брехта, Бехера, Хемингуэя, Белля, Апдайка и других романистов. Т. Мотылева полемизирует с теми литературоведами, которые склонны сводить проблему экспериментального поиска форм в романе XX века к «заимствованиям»: «кто у кого?» и «кто раньше?». Форма вообще не существует в отрыве от содержания. Думать, что социалистический реализм Запада «заимствует» у модернизма, так же нелепо, как и полагать, что Джойс – «родственник графа Толстого»! Т. Мотылева подчеркивает, что развитие художественных форм часто идет по параллельным каналам: «Думается, что обилие различных творческих поисков у; мастеров реалистического романа XX века (подчас и спорный и рискованный характер этих поисков) коренится, в конечном счете, в своеобразии XX столетия, в бурном, переходном характере переживаемой нами эпохи». Общие тенденции формы могут быть у писателей разной идейной направленности, равно как для общих проблем, считает Т. Мотылева, существует множество разных художественных решений. Этим не отрицаются влияния! Они существуют, но восприимчивость к влияниям всегда обусловлена целым комплексом факторов, иначе они были бы невозможны, как переливания у людей с разной группой крови.
Для Т. Мотылевой критерием, определяющим направленность художника, является мировоззрение в широком смысле, точнее, концепция гуманизма, человека. Это критерий, вызывающий доверие. Но Т. Мотылева не всегда последовательна в обосновании этого критерия, прежде всего в частностях. Иногда создается впечатление, что автор работы заменяет ряд «модернизм – реализм» рядом «пессимизм – оптимизм». Говоря о Томасе Манне, Т. Мотылева приходит к парадоксу: Т. Манна нельзя, говорит она, отнести к модернистам, ибо в нем «живет гуманистическое убеждение художника в природной неиспорченности человека». Выходит, что она считает реалистами художников, берущих человеческую натуру внесоциально, но со знаком плюс, в отличие от тех, кто берет ту же натуру со знаком минус? Правда, в конце книги Т. Мотылева исправляет эту неточность. Нельзя сводить пороки личности только к злу окружающего мира. И критик прав, когда говорит о задаче передовых писателей разных стран «исследовать это сложное взаимодействие характеров и обстоятельств, исследовать непредвзято и серьезно».
Искусство таит в себе для читателя (или зрителя) радости самостоятельного открытия. А именно самостоятельное открытие (в опыте ли жизни, в опыте ли восприятия искусства) движет человека вперед. Не случайно Т. Мотылева в разных местах своей книги говорит о «познавательной энергии» искусства. В современных условиях искусство все больше превращается в сотворчество читателя (зрителя) и художника. Очевидно, задача нашего времени не только в том, чтобы искусство обращалось к более широкому кругу читателей, но и в том, чтобы расширять «узкий» круг читателей: «Искусство нашего времени во многих лучших своих проявлениях прямо рассчитано на то, чтобы активизировать мысль и воображение читателя, зрителя».
О ком писать и для кого писать вопрос не праздный. Любопытны выводы, к которым приходит Т. Мотылева, говоря об опасностях, которые таит в себе догматический подход к искусству социалистического реализма: «Среди трудящихся современных капиталистических стран, среди интеллигенции Запада есть множество людей, терзаемых сомнениями, ищущих свое место в жизни. Вправе ли литература, борющаяся за социализм, интересоваться такими людьми, изображать их крупным планом? Не только вправе, но и обязана, – если не хочет остаться достоянием сравнительно неширокого круга читателей-единомышленников». Т. Мотылева призывает, задуматься: «Не обедняем ли мы сами картину международной литературы социалистического реализма, когда сводим ее к сравнительно узкому кругу наиболее бесспорных имен?» Литература должна видеть всю жизнь, быть смелой. И литературоведение – тоже.
Канонизировать больших художников опасно. Эпигонство никому не приносило пользы. Т. Мотылева пишет: «Повествовательные приемы, которые 30 – 40 лет назад помогали обновлению романа, расширению его диапазона, ныне утратили новизну», – и обращается вновь к вопросу о судьбе романа как жанра. Она убеждена, и совершенно справедливо, что роман должен обновиться и обновится. Ибо не исчерпана цель этого жанра – помогать своим читателям «лучше понять окружающую действительность и самих себя, найти ориентировку в сложных вопросах жизни… Это цель искусства вообще, но у романа для этого особенно широкие возможности, так как «роман по своей природе отражает широкий ноток бытия, воссоздает человека в разнообразных отношениях с окружающим миром, в гуще социальных и частных конфликтов». И художники, делая аспекты бытия фактами искусства, помогают, говорит Т. Мотылева, «исследовать и выявить способность человека к сопротивлению этим темным силам». Вывод, который напрашивается из утверждений Т. Мотылевой: роман – вместе с реализмом как таковым – не может не меняться, не обновляться, как не может не меняться сама жизнь, как не может не меняться человечество, движущееся по трудному пути прогресса.
г. Хабаровск