Запад и Восток в истории мировой культуры
Н. И. Конрад, Запад и Восток, «Наука», М. 1966, 518 стр.
Быть востоковедом-филологом всегда и ныне в особенности – значит быть не только лингвистом, но и литературоведом, историком, исследователем форм общественного сознания, типов человеческого мышления, присущих различным стадиям исторического развития и разным цивилизациям, – одним словом, уметь видеть в истории весь комплекс явлений культуры. Так пишет Н. Конрад в статье, служащей послесловием к его сборнику «Запад и Восток». Эти слова посвящены памяти выдающегося востоковеда И. Крачковского, но с не меньшим основанием они могли бы служить и автохарактеристикой самого Н. Конрада – крупнейшего специалиста по истории литератур и языков Дальнего Востока, Японии и Китая прежде всего. По самому своему существу это ученый широкого профиля, сочетающий в себе исследователя с философом.
В самом деле, новая книга Н. Конрада насыщена глубокими размышлениями о судьбах мировой литературы и – шире – мировой культуры. Примечательная особенность книги состоит в том, что конкретные исследования в области восточной филологии в ней не самодовлеющи – они органически связаны с общефилософской концепцией автора, как бы сами собой перерастают в нее. Эта концепция вытекает, однако, из осмысления не одной лишь истории культуры народов Востока, в равной степени она опирается и на историю культуры Европы. Н. Конрада интересует проблема: что может дать изучение литературы народов Востока для более глубокого осмысления категорий, выработанных европейской научной мыслью, для превращения их в категории всемирно-исторического процесса? Автор показывает, как ряд научных понятий, сложившихся на обширном, но все же локально ограниченном материале истории Запада, получает новое, более глубокое значение в свете данных, почерпнутых из истории культур Китая, Японии, народов Среднего и Ближнего Востока. Таковы понятия средневековья, Возрождения, гуманизма, реализма, литературных связей. Н. Конрад наглядно демонстрирует, что´ означает научное преодоление пресловутых «европоцентризма» и «азиацентризма» и на каких путях возможно создание подлинной истории мировой литературы и мировой культуры.
Но, как это бывает с крупным ученым, размышления Н. Конрада о культуре далекого прошлого непосредственно переходят в мысли о современности и о будущем культуры и человечества, мысли, продиктованные заботой ученого о судьбах нашей цивилизации. Гуманизм средних веков и Возрождения и современный гуманизм, при всех различиях между ними, в интерпретации Н. Конрада во многом близки между собой. И это делает сборник важным не только для востоковедов и историков культуры, но и для широких слоев интеллигенции. Книга Н. Конрада очень значительна и как веха в развитии гуманитарных наук в нашей стране, и как средство гуманистического воспитания человека, стоящего на высоте тех требований, которые ныне предъявляет к нему история. Потому-то мы и называли автора философом. Философом-гуманистом в полном и лучшем смысле слова. Философские размышления ученого о предмете и существе его науки еще слишком редки в нашей научной жизни, чтобы не привлечь самого пристального внимания.
Книга носит скромный подзаголовок: «Статьи». Но все вошедшие в нее два десятка работ, написанные и по большей части опубликованные в виде разрозненных статей в послевоенные годы, проникнуты единой концепцией, которую автор неустанно и с разных сторон разрабатывает. От исследования творчества отдельных писателей, поэтов, философов, историков (среди них Ду Фу и Хань Юй, Полибий и Сыма Цянь, Шекспир и Такакура) и отдельных проблем истории культуры, от сопоставления литературных процессов, шедших на Западе и Востоке (таковы статьи: «Проблема реализма и литературы Востока», «Об эпохе Возрождения», «Шекспир и его эпоха», «К вопросу о литературных связях» и др.), автор постепенно подводит читателя к обобщениям более высокого порядка. Они сформулированы в завершающих статьях «О некоторых вопросах истории мировой литературы» и «О смысле истории», раскрывающих научное кредо автора во всей полноте.
Было бы интересно проследить эту цепь рассуждений, восходя от одного уровня к другому. Но мы остановимся только на некоторых моментах, представляющих, как нам кажется, особый интерес и воплощающих оригинальные черты концепции.
Одна из ключевых идей Н. Конрада состоит в том, что традиционное и далеко не изжитое (несмотря на многочисленные декларации) противопоставление «Запада»»Востоку» несостоятельно. Оно оказывается несостоятельным при рассмотрении хода исторического развития и смены общественных формаций в Европе и Азии, и при сопоставлении историко-литературных процессов и последовательных этапов, которые они проходили, и при сравнении важнейших теоретико-познавательных категорий, применяемых наукой к этим процессам. И Запад, и Восток знали древность, средневековье и новое время, и здесь и там литература и культура в целом на каждой стадии характеризовались общими чертами. Речь идет не о «подтягивании» тех или иных явлений, происходивших в Азии, к схеме, сложившейся в результате изучения европейской культуры, а о раскрытии общих закономерностей развития мировой культуры и, следовательно, об углублении содержания этого понятия. Ибо мировая литература, по убеждению Н. Конрада, это не просто сумма литератур отдельных народов или регионов, а особый процесс со своими закономерностями, изучение которого проливает новый свет и на локальные процессы. При подобном взгляде неизбежен вывод, что «каждая большая эпоха имеет свою литературу как нечто цельное, общественно и эстетически для своего времени полноценное» и что история мировой литературы оперирует такими «историческими системами литературы».
Рассматривая мировую литературу как самостоятельное явление, автор показывает неравномерность ее» развития, являющуюся одной из движущих сил исторического процесса: толчок, возникший в одном районе мира, вызывает соответствующий резонанс в других районах. История знает несколько главнейших очагов культурно-исторического развития. Среди них автор особое внимание уделяет трем: это Китай, откуда волны влияний распространялись на всю Восточную и Юго-Восточную Азию; Иран с прилегающими районами Северной Индии, Средней и Передней Азии; Западная Европа. В каждом из культурно-исторических ареалов развивалась самобытная культура, литература, философия. Вместе с тем большую роль в истории играли взаимовлияния между отдельными культурными комплексами. Но главное, по мнению Н. Конрада, заключалось в том, что все локальные цивилизации проходили в целом общие этапы историко-культурного процесса.
Среди таких общих для всех культур этапов особое внимание исследователя привлекает Возрождение. В большинстве статей, вошедших в сборник, поднимается проблема Возрождения как общеисторического, поистине мирового явления. Ренессансный гуманизм, по мнению Н. Конрада, не был достоянием одной Италии и Европы XIV – XVI веков: здесь лишь завершилось, достигнув полноты выражения, движение, начавшееся в Китае в VIII веке, а у народов Средней Азии и Ирана – в IX. То, что принято называть Возрождением, есть необходимый этап культурно-исторического развития народов «с длительной, непрерывно развивавшейся исторической жизнью и культурой». На определенной стадии истории – в период зрелого феодализма, когда поднимаются города и усиливаются социальные и духовные противоречия средневекового общества, – у этих народов неизбежно происходит как бы возрождение их античности, на самом деле представляющее собой шаг вперед в их развитии. Затем ренессансное движение распространяется на соседние народы: на Дальнем Востоке – из Китая в Японию и Корею, в Европе – из Италии в Германию, Францию, Англию и другие страны.
На обширном конкретном материале Н. Конрад демонстрирует гуманистическое движение в средневековом Китае в области литературы, философии, искусства, исторической мысли, в главнейших своих чертах перекликающееся с гуманистическим движением европейского Ренессанса. Любопытно, в частности, что отрицательное отношение к предшествующему периоду, отделяющему эпоху Возрождения от «классической» древности, – к «среднему веку», – складывается у китайских гуманистов так же, как и у итальянских. И в Китае, начиная с VIII века, происходит секуляризация теоретической мысли, борьба за освобождение человеческого интеллекта от оков догматизма, зарождается оригинальная рационалистическая философия, выдвигается идея, полноценности человеческой природы.
Своей концепцией восточного Возрождения Н. Конрад наносит сокрушительный удар по традиционным представлениям о «Востоке» как о чем-то нерасчлененном, неподвижном и инертном, якобы впервые «разбуженном» европейцами. Этим представлениям автор противопоставляет точку зрения, согласно которой страны Востока принимали активное, равноправное участие в общемировом историческом процессе, пройдя до конца средних веков те же основные стадии, что и страны Запада. С большой убедительностью Н. Конрад демонстрирует действие культурно-исторической закономерности, имевшей, видимо, универсальный характер: возрождение древних культурных традиций, «повторение пройденного» как необходимая ступень для нового подъема культуры, причем не только у того народа, который обращался к собственной «классической» древности, но и у других народов, такой «античности» не имевших и заимствовавших это движение у своего более цивилизованного и богатого историей соседа, выполнявшего в данном районе мира роль культурного лидера. Обосновывая свою концепцию, Н. Конрад, естественно, сосредоточил внимание на признаках типологического сходства Возрождения в Европе и ренессансного движения на Востоке. Выявленные им в Китае (а другими исследователями у арабов, в Средней Азии, в Иране, в Закавказье) черты гуманизма далее не могут игнорироваться, они нуждаются в самом глубоком и всестороннем осмыслении. Мы не решаемся обсуждать здесь эту проблему в целом. Хотелось бы, однако, обратить внимание на то, что вместе с моментами, сближающими европейский Ренессанс с соответствующими моментами культурного развития народов Азии, необходимо в полной мере учитывать и специфические явления, наблюдаемые, по-видимому, только в Европе. Если к историческому феномену, который мы привыкли называть Возрождением, подойти как к целостной эпохе, где противоречиво соединились гуманизм, реформация, разложение феодальной системы, зарождение капитализма, складывание наций – движения, безусловно связанные между собой, хотя и в высшей степени сложно, опосредованно, – то мы отчетливо увидим наряду с многочисленными разительными чертами сходства культуры Европы эпохи Ренессанса и культуры Китая VIII – XV веков и существенное отличие. Это отличие, кажется нам, заключается в том, что определение Возрождения как величайшего прогрессивного переворота можно полностью отнести лишь к Европе. Ведь при оценке столь широкого исторического движения важно принимать во внимание не одни его конкретные признаки, но и ту новую ступень, на которую поднялись народы Европы на исходе Возрождения. На эту ступень поднялись только они. Видимо, науке предстоит решить проблему: каковы причины того, что в конце этого периода народы Европы, ранее отстававшие от народов Востока по уровню культуры и материального производства, стали обгонять народы других континентов? (Любопытно, что эпохой Возрождения в Китае Н. Конрад считает VIII – XV века, то есть семь-восемь столетий, тогда как в Италии она заняла три века, а в Англии – один XVI век!) Изучать восточное Возрождение изолированно от изменения темпов мирового исторического процесса в Европе и на Востоке вряд ли возможно…
Но в связи с исследованием восточного Ренессанса Н. Конрад поднимает вопрос, который переводит весь этот анализ в более высокий философский план, – вопрос о гуманизме. Автор не разделяет распространенной точки зрения, что гуманизм явился открытием эпохи Возрождения. Он пишет: «…В исторической жизни человечества гуманистическое начало всегда – с большей или меньшей силой – управляло умами и деятельностью людей; иначе они не были бы создателями самой истории и культуры – истории и культуры человечества». Изменилось содержание гуманизма: концепция гуманизма в древности выливалась в мифы и религию (заповеди любви к ближнему, милосердия и сострадания), в эпоху же Возрождения было впервые дано философское обоснование ценности и автономности человеческой личности. «Поэтому о гуманизме времен Ренессанса следует говорить только как об одном, исторически определенном облике этого действительно вечного спутника человека». Запомним эту мысль: она важна для понимания общей философско-исторической концепции автора, к рассмотрению которой мы сейчас перейдем.
Но прежде нужно отметить, что подобное расширительное толкование гуманизма (оно нуждается, на наш взгляд, в дополнительном обосновании и уточнении) позволяет автору по-иному, нежели это подчас делается, оценить средневековье, отбросить инвективы по адресу «мрачного средневековья», показать его как одну из великих эпох в истории человечества. И к этой оценке нельзя не присоединиться.
Философские итоги размышлений ученого обобщены в работе «О смысле истории», опирающейся на весь ход и материал предшествующего исследования.
Для того чтобы понять, имеет ли история человечества смысл и если имеет, то какой именно, нужно разобраться в содержании понятия прогресса. По мнению автора, надежный путь при решении этого вопроса – обращение к самой истории и непредубежденный анализ ее движущейся панорамы. Что же мы в ней находим? Прежде всего – поступательный характер исторического движения как в сфере материальной жизни общества, так и в духовной его жизни. Прогрессирующий характер обнаруживает познавательная деятельность, обращенная на природу и общество, а равно и непосредственно связанное с нею развитие языка и мышления. И здесь наблюдается огромный рост человеческого интеллекта и личности.
Н. Конрад отмечает, что это поступательное движение человечества не было равномерным и непрерывным, история знала эпохи застоя и эпохи наиболее интенсивного продвижения вперед; кроме того, не во всех отраслях жизни человека развитие шло одновременно и одинаковыми темпами. В целом же нужно признать факт неуклонного развития человечества во всех аспектах его существования. Но автор ставит перед собой вопрос: можно ли все обрисованные явления назвать прогрессом? Ведь почти все, являющееся положительным в одном аспекте, может быть расценено как отрицательное в другом. Что же надлежит считать прогрессом? Для ответа на этот вопрос нужно исходить не из догмы, пишет он, а из данности, которой является создатель истории – человек. «История удостоверяет, что человек – существо разумное и общественное. Поэтому прогрессивным можно считать то в исторической деятельности человека, что отвечает этим началам в его природе и способствует все более полному их выявлению». Оба эти начала (а их нельзя брать отдельно одно от другого) объединяются в человечность, гуманизм.
Выше мы уже видели, что для Н. Конрада гуманизм есть неотъемлемая черта человека на любой стадии истории. Гуманизм и есть критерий прогрессивности истории. В идее гуманизма сконденсирован результат огромного исторического опыта в его наиболее глубоком восприятии. Поэтому идея гуманизма есть «высшая по своей общественной значимости и этическая категория», являющаяся «высшим критерием настоящего человеческого прогресса». Важнейшим проявлением прогресса автор считает то, что все мрачное в истории, страдания и горе, в которые ввергался и продолжает ввергаться человеческий род, распознаны людьми, получили моральную оценку: зло названо злом, преступление – преступлением. Представления о добре и зле не переставали быть великим ориентиром на историческом пути человечества и порождали сознание обязанности бороться со злом, искать не только проявления его, но и причины.
Самым главным в этом рассуждении нам представляется идея о том, что критерий прогресса невозможно искать вне человека и вне человеческой морали: ни смена форм производства, ни последовательность общественных структур не дают еще основания для понимания истории как прогрессивного развития человечества, если эти его показатели берутся в отрыве от их этического содержания и их последствий для человека. Не «человек для прогресса», а прогресс для человека! А потому существенны не только цели, которые достигаются материальным развитием, но и средства достижения этих целей: не приносится ли человек, его моральное достоинство, иначе говоря, его общественная природа в жертву абстрактной и обесчеловеченной идее прогресса? Стоит ли говорить, сколь актуальна постановка этих проблем! В напоминании об этой стороне исторического процесса, без которой лишаются всякого смысла и история и культура, в высшей степени своевременном подчеркивании принципиальной важности этической оценки прогресса и состоит заслуга Н. Конрада.
Но задержимся немного на понятиях смысла и прогресса истории. История как объективный процесс не имеет смысла, ибо процесс этот естественно-необходимый, а понятие смысла – антропологическое. Философ, историк, размышляющие об истории, вкладывают в нее смысл. Поэтому для людей разных эпох и разных убеждений этот смысл всегда представлялся по-разному. Если идея гуманизма действительно, как считает Н. Конрад, есть высший критерий исторического прогресса, то что´ же получается при приложении этого критерия к истории? Возрастает ли гуманность при переходе от одной эпохи к другой? Повышаются ли при переходе от более ранних этапов истории к позднейшим моральная оценка человеческой личности и требования, которые к ней предъявляются? Мы затрудняемся дать ответ на этот вопрос. Ведь и сам автор утверждает, что гуманизм был извечным спутником человечества, а не возник впервые в эпоху Возрождения. Менялись формы гуманизма, но повышалась ли при этом его, так сказать, интенсивность? Наряду с картиной общего морального прогресса человечества можно представить себе и нечто иное: смену эпох, «играющих на повышение» в моральном аспекте, эпохами, «играющими на понижение», своего рода приливов и отливов в моральной жизни человечества. До сих пор мыслители, раздумывавшие о моральной стороне истории общества, воздерживались от оптимистических выводов…
Мы сознательно остаемся на позициях той концепции прогресса, которую предложил Н. Конрад, – не потому, что во всем с ней согласны, но для того, чтобы в ней разобраться. В заключение еще раз подчеркнем: в размышлениях автора о смысле истории самым важным нам представляется его этический подход, решительно порывающий с пресловутой теорией человека-«винтика» в механизме истории, его напоминание о высокой моральной ответственности каждого за историю – наследство, которое мы получили из прошлого и должны будем передать грядущему.