№5, 1969/Обзоры и рецензии

Законы красоты

В. Брайнина, По законам красоты. О трилогии К. Федина и о героях необыкновенного времени, «Советский писатель», М. 1968, 339 стр.

В книге Б. Брайниной есть и литературоведческий анализ, и беллетристика, и философия, и политика, и публицистика, то есть все то, что А. Фадеев желал видеть в работе критика – в синтезе, «точно так, как в жизни, где все связано, так сказать, в едином процессе…». Пожелание Фадеева и послужило, по признанию Б. Брайниной, толчком к замыслу этой своеобразной по жанру книги. Раскрывая смысл ее заглавия, автор пишет: «Слова Маркса, что «человек формирует материю также и по законам красоты», имеют непосредственное отношение и к той особой форме познания жизни, которую мы называем искусством. Познавая мир, человек стремится сделать его красивым и в материально-бытовой сфере, и в сфере нравственной жизни – этических проблем добра и правды,

«Законы красоты» действуют с особой силой в искусстве, где понятия добра и правды приобретают образные, конкретно-чувственные формы…

И красота только тогда будет бесспорной и всеобъемлющей, когда она выпрямляет душу, учит гуманности, раскрывает глубины человеческого бытия…»

Такое понимание законов искусства, его призвания, его благородной миссии – главный нерв этой книга, рассматривающей – во многих ракурсах, на разнородном материале – проблемы добра и правды в их остросоциальном выражении, с позиций воинствующей партийности, определяющей высокий полемический накал авторских рассуждений. Так, уже первая глава, посвященная, казалось бы, сугубо теоретической проблеме – «богу жанров» – роману, направлена против модернистской эстетики. В ней доказывается, что распад формы – оборотная сторона распада содержания, распада нравственных начал, нравственных идеалов, что отрицание романа, отрицание реалистического искусства – «следствие тяжкого кризиса мировоззрения художника»; доказывается неразрывная, нерасторжимая связь этики и эстетики.

Исторический опыт советской литературы и его теоретическое осмысление позволяют Б. Брайниной утверждать, что «эстетике светлого разума, оптимизма и человечности органически чужды как традиции наших отечественных модернистов, давным-давно канувших в небытие, так и насильственно насаждаемые современными буржуазными модернистами традиции Джойса, Пруста, Кафки».

И в привлекаемых критиком художественных произведениях акцент делается на воплотившейся в них «эстетике светлого разума». Под этим углом зрения Брайнина, уже неоднократно исследовавшая творчество Федина, опять рассматривает его трилогию, находя в ней все новые и новые грани. В самом деле, в ком столь ярко воплотилась «эстетика светлого разума», как не в герое этой трилогии Кирилле Извекове, с его повседневным активным стремлением поддержать все новое, способное обогатить и украсить жизнь, внести в нее радость, с его убежденностью, что счастье каждого отдельного человека может быть обеспечено лишь справедливым устройством общества.

Прослеживая шаг за шагом жизненный путь Кирилла, его поступки, действия, столкновения с враждебными силами, всю линию его поведения, в котором неизменно проявляется четкость, ясность идейных позиций, мировоззрения, Б. Брайнина отмечает объемность, психологическую глубину этого характера, его художественную емкость, позволяющую видеть, «куда идет жизнь, что в ней разрушается навсегда и что созидается, по слову Горького, для великого счастья жить на земле».

Так соотносит критик проблему идейности с проблемой художественности, мастерства, выявляя их взаимозависимость, взаимопроникновение, что, как известно, составляет одну из основополагающих классических традиций советской литературы.

Именно этими традициями поверяет критик произведения наших дней. Так, высказав много добрых слов в адрес повестей В. Липатова «Стрежень» и А. Рекемчука «Молодо-зелено», автор в то же время отмечает присущую положительным героям обеих повестей недостаточную интеллигентность, их инфантильность, противоречащую и правде жизни, и традициям классических произведений советской прозы, тогда как «в основном своем конфликте, утверждающем единство труда и человеколюбия», повести Липатова и Рекемчука традициям этим близки.

Многое нравится Б. Брайниной и в талантливой книге Е. Дороша «Деревенский дневник» – ясный, точный поэтический язык, тончайший психологический рисунок образа, но критик резко не приемлет возникающую временами «созерцательно-медлительную интонацию покорности фактам», отсутствие «действенного, горячего отношения к порочным явлениям», идущим вразрез с гуманизмом наших этических идеалов.

То, чего не хватает этой вещи, критик находит в романе Д. Гранина «Иду на грозу», в котором есть и «драматизм борьбы, страстная непримиримость, пафос сопротивления всякого рода полуправде». Главный герой романа молодой ученый Сергей Крылов привлекает критика бесстрашным полетом мысли, широтой, интенсивностью интеллектуальной жизни, бескомпромиссностью в борьбе с непониманием, трусостью, равнодушием, тем, что руководит им в этой борьбе предвкушение радости, какую принесет людям его научное открытие.

Так, вновь возникает в книге Б. Брайниной проблема счастья человеческого и общечеловеческого. Разумеется, эта проблема многогранна. Красота поступков Сергея Крылова, как раньше и Кирилла Извекова, приносит радость другим людям – знакомым и незнакомым, близким и далеким. Есть и другой аспект. Он возникает, к примеру, в жизни «одухотворенной красотой», неизменно готовой к подвигу Аночки Парабукиной, героини фединской трилогии,

«Да, – говорит критик, – Аночка не искала легкого пути, потому что это скучный, безрадостный (курсив мой. – Д. Д.) путь мелкодушных». Радость в этом случае выступает как награда силе духа, мужеству, душевной красоте.

Но когда в жизнь людей врывается война, она опрокидывает не только устоявшийся быт, а и привычные понятия, признанные закономерности, и счастье – насколько оно вообще возможно в такие времена – получает совсем новое измерение.

С тонким проникновением в душевный мир героини «Материнского поля» Ч. Айтматова, киргизской крестьянки Толгонай, потерявшей на войне всех своих сыновей, Б. Брайнина прослеживает, как нравственная красота этой чудесной женщины помогла ей выстоять в ее безмерном горе, сохранить чуткость к бедствиям окружающих, остаться для них надежной опорой. Исследовательница фиксирует наше внимание на качествах характера Толгонай, воспитанных в ней именно советским, социалистическим образом жизни, на «простой, кристально ясной истине, управляющей всем жизненным поведением Толгонай и людей, близких ей по духу: каждый за всех и все за одного».

Анализ характера Толгонай, ее трагической и вместе с тем исполненной глубокой человечности судьбы, Б. Брайнина заключает как бы непосредственно к ней, этой «крестьянской мадонне», обращенными словами: «Ты незабываема и неповторима. Но у тебя есть сестры на всей советской земле…»

Сердцу Б. Брайниной близки и дороги многие из героев «необыкновенного времени», о которых она пишет. К ним она относит не только тех, что созданы творческим воображением писателя, его талантом, но и его самого – советского писателя, сформированного этим «необыкновенным временем».

Всем содержанием своей книги – многотемной, многоплановой, многогеройной, – отстаивая воинствующий характер творчества советского писателя, Б. Брайнина как бы подводит читателя к знаменательному итогу:

«Если уж говорить о литературных героях, то как не назвать героями и самих мастеров слова, тех, кто в драматическом напряжении всех духовных сил превращает бытие в творчество – создает образ необыкновенного нашего времени».

Цитировать

Дычко, Д. Законы красоты / Д. Дычко // Вопросы литературы. - 1969 - №5. - C. 195-197
Копировать