Встречи с Твардовским

Я познакомился с Твардовским в 1929 году, в первые дни своего приезда в Москву из Одессы. Произошло знакомство в помещении журнала «Октябрь», в здании, примыкавшем к Петровскому пассажу со стороны Неглинной. В длинном, узком коридоре мне выдали свежий номер журнала с моим стихотворением и сразу же гонорар. Я двинулся к дверям, раскрыв и читая на ходу журнал.

– Своими стишками наслаждаетесь, – услышал я за спиной. Я обернулся, увидел высокого красивого блондина моих лет. Я сказал:

– Не своими.

– Чьими же? – продолжал насмешливо спрашивать блондин.

– Какого-то Твардовского, поляка, что ли.

Мой ровесник (потом я узнал, что ему 19 лет, мне было 18) посмотрел на меня с интересом:

– Чем это вам так понравился Твардовский?

– Он не попугай, как прочие. Он мыслит. Хорошо рисует.

– А его мысли вам по душе?

– Нет. (Мы уже спускались по лестнице.)

– Я Твардовский. Но не поляк, коренной русский. Зайдем в «низок», поговорим. Мы оба при гонорарах, не так ли?

«Низок» принадлежал нэпману. В трактире было тихо и пусто. Теперь там общественная уборная. Подошел половой, одетый, как до революции, в длинную белую рубаху. Твардовский заказал водку, блины, грибы. Я сказал:

– Как хорошо, что есть частник. А ваш инспектор по качеству (об этом было стихотворение Твардовского) негодует на то, что у крепкого, зажиточного крестьянина хозяйство развивается успешно. Конечно, у вас удачно сказано, что на все соображения единоличника инспектор произносит «Одно единственное н-да».

Твардовский нахмурился, рассердился. Я, чтобы разрядить обстановку, признался в своем одессизме:

– Впервые в жизни ем грибы.

– Надо говорить грыбы, – поправил меня Твардовский

Потом спросил:

– Кого это вы имели в виду, говоря о попугаях?

Я назвал несколько фамилий комсомольских, прибавил модных конструктивистов. Мой собеседник повеселел. Наши вкусы, оказалось, совпали. Мы начали друг другу читать стихи. Его мне понравились, мои ему нет. Со временем он стал относиться к моим стихам с некоторым интересом. Именно Твардовский после перерыва, длящегося много лет, поместил в «Новом мире» подборку моих стихов. Еще журнал не успел дойти до подписчиков, как в «Известиях» появилась разносная статья «Альковные стихи». Эренбург негодовал: «Какие это альковные стихи, если они говорят об уничтожении целой нации?» Твардовский меня вызвал, сказал:

– Статья без подписи, чувствуется стиль Грибачева, отвечать мы не будем.

Вскоре Твардовского как редактора сменил Симонов, который печатал в «Новом мире» только мои переводы. Когда журналом опять стал руководить Твардовский, он тоже печатал сначала только мои переводы. Однажды спросил меня: