Все глубже проникая в творчество
Kurt Batt, Anna Seghers. Versuch über Entwicklung und Werke, Verlag Philipp Reclam jun. Leipzig, 1973. 320 S.
За последние годы в ГДР накопилась обширная критическая литература об Анне Зегерс. Помимо серьезных монографий о ее раннем творчестве, принадлежащих Фридриху Альбрехту и Инге Дирзен1, помимо популярного очерка Г. Нейгебауэра, появился ряд новых обстоятельных статей. Большой интерес и для читателей, и для исследователей представляет трехтомное собрание критико-публицистических работ Анны Зегерс «О художественном произведении и действительности», составленное и прокомментированное Зигрид Бок.
Небольшая по объему книжка Курта Батта, вышедшая в биографической серии издательства «Реклам», адресована широкому кругу читателей. Живая и общедоступная по изложению, она, по сути дела, является научной работой: автор ее вносит новое в наше понимание творчества Анны Зегерс. Не только благодаря привлечению биографических и критических материалов, которых не было раньше в научном обиходе, но прежде всего потому, что автору удалось дать целостный портрет Зегерс как человека и художника.
К. Батт отдает себе полный отчет в том, как велико политическое и общественное значение всего творческого пути Зегерс. Однако он ведет читателя к пониманию труда всей ее жизни, исходя прежде всего из своеобразия ее писательской индивидуальности. По своей художнической сути Анна Зегерс – Erzahler (повествователь). Она работает в разных повествовательных жанрах, от многопланового романа до короткой новеллы или сказки. В отличие от многих других видных прозаиков XX века, она никогда не вносила в роман элемента эссе, авторского рассуждения, личной исповеди. Рассказ о вымышленных событиях и лицах издавна становился для нее путем познания действительности на крутых поворотах истории. Сила художественного воображения позволяла ей, начиная с первых книг, переносить действие в страны, где она сама не бывала, будь то Китай или Закарпатская Украина. И эта же сила художественного воображения, обострявшая ее понимание происходивших событий и людей, помогала ей – на протяжении долгих лет эмиграции – исследовать судьбы Германии, находившейся под властью фашизма.
Эстетические воззрения Анны Зегерс К. Батт рассматривает в тесной связи с ее художественной практикой. Советскому читателю известна его статья о ее творчестве, напечатанная в переведенном у нас сборнике работ критиков ГДР «Эстетические позиции» (М. 1973). Но и в этом плане данная книга дает много нового. Автор отмечает, что Анна Зегерс – революционная писательница, автор больших социальных романов – через всю свою творческую жизнь пронесла обостренный интерес к миру фольклора, сказок, легенд. Отчасти через фольклор шла она к постижению характера и жизни других народов, например в рассказах о Мексике «Крисанта» или «Настоящий синий цвет». В произведениях Зегерс разных лет события нового времени ассоциируются, иной раз очень неожиданно, с судьбами личностей исторических или легендарных – будь то Одиссей (рассказ «Три дерева»), Колумб («Карибские рассказы») или Христос («Седьмой крест»). Соотнося реальность с вымыслом, современность с преданием, писательница дает нам возможность острее ощутить масштабность тех событий нашего века, о которых она говорит в книгах.
Ходом своего анализа К. Батт убеждает, что произведения фантастического или легендарного характера в обширном творчестве Зегерс образуют не второстепенную, боковую линию (как могло казаться исследователям, в том числе и мне, много лет назад): в них раскрываются существенные стороны ее таланта и миропонимания. Новый рассказ «Предания о звездных пришельцах», появившийся недавно на русском языке («Дружба народов», 1973, N 12), казалось бы резко отличающийся по теме и манере от всего написанного ранее, – по-своему очень органичен для писательницы.
В книге приводятся слова Зегерс из статьи 1969 года: «Ну да, во многих моих книгах есть сказочные истории со странными превращениями… И по сути дела, в моих романах, в большей части того, что я написала, идет речь именно о своего рода превращениях». В эпоху, изобилующую сдвигами, переменами, поворотами, передовое искусство вправе обращаться к тем художественным традициям, которые поэтически воплощают моменты переломов, преобразований в человеке и окружающем его мире.
В своих размышлениях о писательском труде Анна Зегерс неизменно исходила и исходит из тех больших задач, которые ставит перед литературой социальная борьба нашего века. Писательница борется и против эстетских, и против догматически-сектантских воззрений, отстаивая мысль, что подлинно революционная литература должна приводить в движение весь сложный мир человеческих мыслей и эмоций. К. Батт ссылается на строки из ее статьи, опубликованной впервые в 1944 году: Художественное осознание действительности охватывает все области жизни. Искусство «тенденциозное» оставляло большие области без внимания, и фашизм впоследствии сумел использовать в своих целях эти вакуумы чувств. Сторонники «чистого искусства» оставляют еще более опасный вакуум, поскольку они пренебрегают самым важным, самым человечным, тем, что творит историю».
Ход формирования Зегерс как мастера прозы прослеживается в книге Курта Батта на фоне идейно-литературной борьбы в последние годы Веймарской республики. Уже «Восстание рыбаков» свидетельствовало, что ее не привлекли ни субъективистское бунтарство экспрессионизма, ни бесстрастное описательство, которое насаждали адепты «новой вещности». Она сумела на свой лад, по-новому «прояснить диалектику социального и частного, индивидуально-психологического и политического». Именно способность и склонность видеть людей в единстве их общественного и частного бытия, включая и «тайное тайных» Их психики, помогло Зегерс впоследствии, в годы Изгнания, осветить с новых сторон истоки германского фашизма.
Анализируя эпическое мастерство Анны Зегерс, К. Батт, как и другие немецкие авторы новых работ о ней, уделяет много внимания ее связям с традициями русского классического реалистического романа. Вместе с тем он отмечает, что она находила если не примеры; то подтверждения принципов многопланового повествования и в своей отечественной литературе. Еще в 1944 году, напоминает критик, в статье к 80-летию Рикарды Хух Зегерс говорила о старейшей немецкой романистке: «В «Большой войне в Германии» она использует прием, к которому и мы впоследствии часто прибегали: различные действия развертываются одновременно в разной среде. Когда будут писать о нынешней большой войне, надо будет использовать широкие возможности, которые заключены в структуре той, старой книги». Эти строки были написаны, когда шла интенсивная работа над романом-эпопеей «Мертвые остаются молодыми». В связи с этим романом К. Батт делает тонкое наблюдение: действующие лица там часто сами не знают, какие невидимые узы соединяют их друг с другом, – и это не недостаток повествования, а его достоинство. «Именно благодаря такой композиции, основанной на несвязанности отдельных сюжетных линий, роман обретает особые исторические качества: делается очевидным, что закономерность событий осуществляется и независимо от того, что знают о них отдельные лица, и вопреки воле представителей обреченного класса». В свое время книга «Мертвые остаются молодыми» вызывала споры, – иные читатели и критики усматривали в ней черты объективизма. На самом же деле – как и доказывает своим анализом критик – партийная позиция автора-демиурга непосредственно проявляется в умелой разработке сюжета, отражающего самим своим течением динамику и логику истории.
Удачны в рецензируемой работе и разборы романов о послевоенной Германии: «Решение», «Доверие». Обе части дилогии различны по своей проблематике. Если в первой прослеживается рождение нового отношения к труду, то во второй ставится вопрос о той нравственной атмосфере, которая необходима для построения нового общества. Разветвленные (художественно не всегда бесспорные) сюжеты обоих романов и на этот раз, по мысли исследователя, отражают закономерности общественных отношений, но теперь иных, социалистических. При формирующемся новом строе «нужен не только каждый человек в отдельности: все нужны друг другу».
Справедливо замечание К. Батта о том, что Роберт Лозе, человек необычайно трудной судьбы, неспроста занимает особо важное место в дилогии. Это замечание подкрепляется свидетельством самой романистки: «Я люблю Лозе за то, что ему нелегко приходится. Люди, которым все дается легко и которые всегда сияют, внушают некоторое недоверие, пока на их долю не выпадет испытание».
На протяжении всей книги исследователь утверждает как одно из больших достоинств творчества Зегерс ее мужественную трезвость, неприязнь ко всякому украшательству и утешительству. И в этом он, конечно, совершенно прав. Однако думается, что в анализе ранних романов Зегерс автор несколько чрезмерно акцентирует трагизм их колорита, а это приводит к некоторой односторонности оценок. Так, глава книги, посвященная роману «Спутники», названа «Хроника мучеников»: это заглавие не представляется мне удачным. Жизнь и борьба коммунистов-подпольщиков пяти стран (о них здесь идет речь) изобилует опасностями, трагическими перипетиями, но никак не сводится к мученичеству. В этом романе – особенно в тех его частях, действие которых происходит в Болгарии и Польше – очень сильны мотивы активной революционной героики, солидарности трудящихся. И не зря этот роман, открывающийся скупой фразой: «Все было кончено» – и жестокими картинами белого террора в Венгрии после падения Советской республики, – заканчивается символической сценой встречи польского революционера Янека с младшим товарищем, – ему он надеется передать свои знания и опыт борьбы. Здесь – как и в концовке романа «Путь через февраль» – логикой действия отчетливо выражена мысль автора о больших потенциальных возможностях, которыми располагает революционное, антифашистское движение.
Хочется поспорить с К. Ваттом по одному частному поводу. Очень хорошо, конечно, что он включает в круг разговора и малоизвестные или затерянные, и недавно ставшие известными произведения Зегерс. Одно из них – сатирическая притча «Путешествие в одиннадцатое государство», впервые опубликованная в журнале «Нойе вельтбюне» накануне второй мировой войны, а теперь включенная в трехтомник «О художественном произведении и действительности». В «одиннадцатом государстве», куда попадает после долгих скитаний группа немецких эмигрантов, странные порядки: туда впускают только тех, кто приезжает без паспортов и виз, там носят ордена только те, у кого нет никаких заслуг, и так далее. По мнению К. Батта, в этом вымышленном государстве, «как и в мире кафкианской прозы, все поставлено с ног на голову и абсурд господствует безраздельно». Но, читая внимательно эту грустно-веселую притчу, мы видим, что картина действительности здесь далека от кошмаров Кафки. В «одиннадцатом государстве» к второстепенным чиновникам трудно пробиться, зато президент доступен и прост в обращении; все граждане в сорокалетнем возрасте обязаны переменить профессию, и многие из них не без удовольствия переходят от умственного труда к физическому или наоборот; от школьников требуется, чтобы они проверяли письменные работы, специально для этого выполненные учителями, а малыши должны самостоятельно найти ответ на вопрос: верно или неверно, что дважды два – пять… Читатель имеет повод задуматься: нет ли доли разумности в этом абсурде? Сатира у Зегерс здесь более лукавая, многослойная, чем может показаться с первого взгляда.
По мере того как история международной революционной литературы благодаря коллективным усилиям исследователей раскрывается все полнее, мы убеждаемся, что творчество таких мастеров, как Барбюс или Брехт, Арагон или Зегерс, не столь однозначно, каким оно рисовалось несколько десятилетий назад: оно и сложнее, и богаче, и интереснее, чем принято было думать. Книга К. Батта представляет ценность не только как достоверный портрет яркого художника, но и как вклад в изучение революционной классики XX века.
- См. рецензию на эти работы: «Вопросы литературы», 1966, N 11.[↩]