Время и судьбы русских писателей

«Время и судьбы русских писателей» М., «Наука», 1981, 344 с.

Вышедший в свет очередной коллективный труд по историко-функциональному изучению литературы, подготовленный сотрудниками ИМЛИ, свидетельствует о том, что исследователи социально-эстетической действенности «искусства живописания словом» выходят на новые рубежи¹. Новизна сказывается прежде всего в теоретическом ракурсе исканий. Книга открывается статьей М. Храпченко «Созидательная энергия литературы (Вместо введения)». Продолжая последовательно отстаивать принципы историко-функционального подхода к анализу литературных явлений, автор подчеркивает, что такой подход – реальный отклик науки на требования жизни, на возрастание роли литературы и искусства в духовной жизни общества, в воспитании нового человека. Тем важнее изучить средства и формы воздействия искусства и литературы на мировоззрение, психологию, нравственные идеалы нашего современника.

Наряду с историко-генетическим изучением литературного процесса М. Храотенко отстаивает и «вторую форму историзма» в оценке литературных» явлений. «Представляется несомненным, – пишет он, – что рассмотрение выдающихся художественных произведений, творчества крупных писателей в широкой исторической перспективе, перспективе смены времен, глубже раскрывает их внутренние свойства и возможности, чем изучение литературных явлений в свете событий, тенденций одной определенной эпохи» (стр. 12). В этом не следует видеть уступки эстетическому релятивизму: при всех зигзагах эстетического сознания последнее характеризуется (в своей исторической перспективе) все углубляющимся освоением духовных, эстетических ценностей. «Из истин, имеющих относительный характер, складывается более широкое и верное понимание художественных обобщений…» (стр. 13).

Автор вводной статьи ставит вопрос о расширении и усложнении объекта историко-функциональных исследований, когда от отдельного произведения переходят к исторической судьбе творчества писателя в целом. «Нельзя сказать, – пишет он, – что освещение исторических судеб творчества писателей имеет совсем иной характер, чем изучение исторического бытия отдельных произведений. Но, разумеется, она выдвигает специфические проблемы… Суть вопроса заключается… в анализе многих новых соотношений и связей» (стр. 10). Рассмотрение творчества писателя как целостной художественной системы позволяет раскрыть «общую художественную целеустремленность» его деятельности, диалектику ее развития, особенно четко проступающую в «движении времени». Эта задача реализуется в последующих статьях сборника, посвященных В. Одоевскому, Лермонтову, Тютчеву, Фету, Достоевскому, Лескову, Чехову.

Функциональное изучение литературы имеет дело с неоднозначностью восприятия произведения как в эпоху его создания, так и в последующие. Исходя из ленинского учения о двух культурах в каждой национальной культуре, в сборнике раскрыты классовые истоки оценки творчества Лермонтова. Два социальных» полюса в восприятии его произведений продемонстрированы в статье И. Усок выдержками из писем читателей из демократических кругов и Николая I. Но подчас противостоящие друг другу оценки творчества писателя объясняются и другими причинами. Так, в споре по поводу произведений В. Одоевского, как это доказывает В. Сахаров, выявились разногласия между разными течениями внутри русского романтизма, а литературных «староверов» раздражало стремление Одоевского-теоретика перевести полемику о романтизме и путях развития русской литературы в сферу философских и эстетических исканий. Литературная борьба, стремление увидеть в опыте предшественника только созвучные мотивы и традиции вели к односторонней и неполной интерпретации его творчества. В статьях В. Сахарова, В. Касаткиной, Г. Елизаветиной, Е. Стариковой убедительно показано, что возникшая в 900-е годы волна напряженного интереса к Одоевскому, Тютчеву, Фету, Достоевскому была обусловлена стремлением русского символизма найти опору своей идеалистической эстетике в предшествующих этапах развития русской литературы.

В рецензируемом труде более четко, чем в предыдущих книгах, определено соотношение историко-функционального изучения литературы и так называемого современного прочтения классики. Несомненно, что первая проблема гораздо шире и не может быть сведена ко второй. Исследование проблем функционирования литературы в обществе включает в себя в общетеоретическом плане изучение воздействия произведения на читателя, предопределяемое эстетическими установками автора, и особенно его поэтики, общую оценку его нравственно-эстетического воздействия. В плане историческом большой интерес представляет восприятие творчества писателя его современниками (этому вопросу уделили внимание все авторы сборника²), восприятие его роли в развитии литературных и – шире – культурных традиций, рецепция произведений в иноязычной среде.

Методологически очень важен вопрос об изменчивости в восприятии значительных литературных явлений, переосмыслении их в свете духовных запросов сегодняшнего дня. Он нашел, на наш взгляд, верное разрешение в статьях И. Усок, В. Касаткиной, Г. Елизаветиной, Э. Полоцкой. Остается сожалеть, что выхода в послеоктябрьский период и нашу современность нет в статьях о Достоевском и Лескове, актуализация, творчества которых в наше время несомненна.

Нельзя также не заметить, что иногда авторы останавливаются на полдороге, ограничиваясь общими декларациями, требующими доказательств и разъяснений, Таково, например, заключение В. Сахарова: «Новейшие издания Одоевского имеют немалый читательский успех, и это показывает, что нестареющие мысли и художественные образы, оставленные нам замечательным русским писателем-романтиком, понятны и интересны людям современной эпохи» (стр. 48).

Более полно, как нам представляется, отвечает задачам рецензируемого издания упомянутая выше статья И. Усок «Историческая судьба наследия М. Ю. Лермонтова». В ней показано, что путь Лермонтова к народу был долгим и непростым, а круг его читателей – разнородным. Среди них были люди различного культурного уровня, неодинаковой степени эстетической подготовленности, различной общественной ориентации. В ходе времен менялось представление о личности поэта и характере его творчества в связи с общими закономерностями исторического развития России. Содержательны выводы автора статьи, касающиеся буквально каждого этапа освоения лермонтовского наследия. Так, И. Усок замечает: «Субъективистский взгляд на Печорина, сложившийся в революционно-демократической среде, мог возникнуть лишь в эпоху, когда Лермонтов-поэт отделялся от Лермонтова-прозаика, а облик Печорина не соотносился ‘ с обликом его автора» (стр. 71). Отрицательная оценка «героя времени» не противоречила восторженному преклонению перед Лермонтовым-поэтом и высокому мнению о мастерстве Лермонтова-прозаика.

«Посмертная судьба Чехова, как и каждого писателя, состоит из длинного ряда переакцентировок, выдвижения новых проблем, переключения читательского и зрительского интереса к новому ряду произведений» (стр. 298), – справедливо подчеркивает Э. Полоцкая.

Эти метаморфозы связаны с состоянием духовной жизни общества на каждом этапе. «Заслоненный» Горьким в период первой русской революции, Чехов вышел на авансцену читательской аудитория в предоктябрьское десятилетие, накануне исторических катаклизмов, когда людям «становится невмоготу в пределах прежнего порядка жизни». Рабоче-крестьянскому читателю 20-х годов был понятен пафос Чехова-сатирика; били в цель чеховские рассказы «о рабьих душах»»недавней Руси» (такие заглавия были даны его сборникам). Когда же «усиленное размышление над вопросами бытия становится потребностью каждого честного человека», к читателю приходит весь Чехов. Нашим современникам необходима чеховская «острая мысль о ценности человеческой личности, о том, чем она должна быть и что она есть в действительности» (стр. 338).

Особый интерес в плане «современного прочтения» классики представляют статьи о Тютчеве и Фете, Если идейно-эстетическое воздействие наследия Лермонтова и Чехова на советских читателей, в общем-то, согласуется с магистральной линией освоения культурных ценностей прошлого, осуществляемой планомерно и широко начиная с 20-х годов, и они всегда оставались хрестоматийными писателями в подлинном смысле этого слова, то метаморфоза с Тютчевым и Фетом произошла в пределах жизни одного поколения. По словам Г. Елизаветиной, обострение чувства природы в век НТР заставило звучать стихотворения Фета по-новому: «Перемены, происходящие в мире, по-видимому, и прошедшее окрашивают в другие тона, помогая заметить в нем то, что было неглавным прежде». Ссылаясь на К. Паустовского, автор статьи утверждает, что только наш современник мог увидеть в Фете поэта, произведения которого «как бы вплотную приближали космос к нашему человеческому, земному восприятию». «Я подумал, – писал К. Паустовский, – что теперь у нас неизбежно возникнет совершенно новая волна ощущений, Раньше в нашем сознании присутствовало загадочное, грозное и торжественное ощущение Галактики, а теперь зарождается новая лирика межзвездных пространств. Первые слова об этом сказал старый поэт, глядя из своего ночного сада на роящееся звездное небо где-то в земной глуши около Курска» (стр. 184 – 185).

Но современность звучания лирики Фета разумеется, связана не только с частным, хотя и грандиозным, фактом – выходом человека в космос. Актуализирована, как показывает Г. Елизаветина, главная черта лирики Фета – его способность увидеть мир как красоту. В статье под этим характерным названием Д. Благой писал: «…В наши дни, в силу природы нашего социалистического общества историческое единство противоположностей Некрасов – Фет обретает гармонический характер. Они уже не противостоят друг другу, а один другого восполняют» ³.

Ссылаясь на это высказывание, Г. Елизаветина приходит к выводу: «Главным, что заново открыло нам Фета, явилось то обостренное отношение к красоте мира, которое стало проявлять себя в самых разных и неожиданных формах, в явлениях разного масштаба» (стр. 185). Вместе с тем автор не отмахивается от негативных оценок, которые давались поэзии Фета революционными демократами. Она не только исторически верно объясняет их истоки, но и в самих оценках делает упор на том, что раньше не привлекало достаточного внимания литературоведов: на признании революционно – демократической критикой несомненного таланта Фета.

В статье В. Касаткиной «Эстетическое освоение поэзии Ф. И. Тютчева» подробный историко-литературный анализ также дополняется выяснением причин столь возросшего современного интереса к поэту. Интерес к тютчевским традициям в современной поэзии исследователь верно связывает с расцветом советской философской лирики конца 50 – 60-х годов, который, как и читательский интерес к Тютчеву, выводит из потребностей духовной жизни общества. Особую социальную остроту приобрели в этот период вопросы мироздания, силы человеческого разума и его роли в большом природном мире. Ссылаясь на высказывания современных поэтов Е. Винокурова, Н. Рубцова, В. Шефнера, Л. Мартынова, И. Фонякова, автор показывает, что Тютчев вселяет в нас ощущение сложности беспредельного мира, учит тому, как понимать мир и себя.

К достоинствам сборника следует отнести и то, что авторы статей раскрывают роль литературоведения и издательской деятельности б формировании читательского восприятия классического наследия. Так, Г. Елизаветина справедливо отмечает, что издания лирики Фета, подготовленные Б. Бухштабом (1953, 1956. 1959), «одновременно и отражали крепнущий интерес к творчеству поэта, и давали этому интересу пищу» (стр. 184). Отмечается также роль музеев в Муранове и Овстюге сыгравших свою роль в активизации читательского интереса к Тютчеву. (В этом плане заслуживают внимания и Лермонтовские праздники поэзии в Пятигорске.) В работе Э. Полоцкой, посвященной Чехову, новым изданиям его сочинений, писем и других материалов, ставится вопрос (специально, а не попутно, как в других статьях) об особенностях восприятия самой личности писателя современниками и потомками. Это важная грань историко-функционального изучения литературы, так как у современного читателя интерес к личности Пушкина, Лермонтова, Чехова ничуть не меньший, чем к их произведениям. Как заметил Д. Гранин, рядом с книгами незримо пребывает и нравственный облик автора, и этот облик имеет самостоятельную ценность: сегодня читатель ищет в жизни писателя этическую норму.

Опубликованные в сборнике статьи раскрывают довольно сложную историю отношений писателя с читательской аудиторией. Авторами разыскан и учтен большой материал, разбросанный по страницам периодических изданий, сборников за многие десятилетия. Правда, местами чувство меры в отборе материала им изменяет и тогда появляются однообразные перечисления (см., например, стр. 12 – 1 А, 76 – 77), но в целом картина получилась впечатляющей. Поставлены и новые задачи функциональной типологии: «определение характерных свойств и черт самого типа отношений читателя и литературы, выяснение особенностей наиболее распространенных видов восприятия и воздействия литературы в прошлом и в наше время» (стр. 18).

Справедлив и прозвучавший в книге протест против искажения классических произведений в угоду «оригинальным» режиссерским построениям.

Отрадно отметить, что академическое литературоведение не чуждается педагогической практики, «В живом внимании к действенной роли художественного творчества, – пишет М. Храпченко, – ясно сказываются также и нужды школы. В настоящее время довольно остро ощущается невозможность органически сочетать процессы воспитания и образования на уроках литературы лишь с помощью историко-генетического изучения литературных явлений. Учащимся важно знать не только то, как в художественном произведении отражена определенная эпоха, но и, главное, что значительного, интересного оно открывает им – людям иного времени…» (стр. 4). С этим утверждением трудно не согласиться.

г. Ставрополь

1. О предыдущих двух книгах, посвященных историко-функциональному изучению литературы, см. статью В. Хализева – «Вопросы литературы», 1980 N 4.[↩]
2. Наиболее глубокий анализ восприятия произведения современниками дан на примере романа «Преступление и наказание» в статье Е. Стариковой «На пути к целому».[↩]
3. Д. Д. Благой, Мир как красота. – В кн.: А. А. Фет, Вечерние огни, М., «Наука», 1971, с. 635.[↩]