Воспоминания о Тургеневе. Вступительная заметка, публикация и перевод В. Александрова

29 сентября 1883 года, двадцать шесть дней спустя после смерти И. С. Тургенева, в нью-йоркском еженедельнике «Harper’s Weekly» появились воспоминания о нем Яльмара (Хьялмара) Бойесена (1848 – 1895), американского писателя, профессора немецкого языка и литературы. С Тургеневым он познакомился в ноябре 1873 года в Париже, неоднократно встречался с ним в 1873 и 1879 годах.

О своих встречах с Тургеневым в 1873 году Бойесен рассказал в воспоминаниях «A visit to Tourgueneff», опубликованных в нью-йоркском журнале «The Galaxy» (1874, April, vol. 17, N 456, p. 456 – 466; русский перевод: «Визит к Тургеневу (Из воспоминаний)», – «И. С. Тургенев в воспоминаниях современников», т. 2, «Художественная литература», М. 1969, стр. 345 – 357). В публикуемых здесь воспоминаниях Бойесен делится впечатлениями о встречах с Иваном Сергеевичем в 1873 и 1879 годах. Он рисует Тургенева в расцвете творческих сил, здоровым, добрым и отзывчивым человеком, вводит в творческую лабораторию Тургенева, передает его высказывания об американских и английских авторах, рассказывает о знакомстве Тургенева с Марком Твеном.

В 70-е годы XIX века внимание американской печати было приковано к «необычайному» явлению в общественной жизни России – нигилизму. Слово «нигилист» американские авторы взяли из романа Тургенева «Отцы и дети» (в США переведен в 1867 году) и стали применять его ко всем людям, проповедующим радикальные взгляды. В широком смысле слова под нигилизмом они понимали антиправительственное движение в России, в более узком – терроризм, вандализм, движение, поставившее себе цель полностью уничтожить цивилизацию.

Бойесен не разделял точку зрения на русский нигилизм, бытовавшую в американской печати. «Когда такое необычное движение принимает такие огромные размеры, – писал он, – оно должно иметь свои законные причины, и его нельзя объяснить тем, что около двадцати или ста тысяч людей внезапно сошли с ума» ¹. Хотя американский писатель открыто признавал законность требований русских нигилистов, он осуждал методы их борьбы. Свои суждения Бойесен часто подкреплял словами Тургенева. «Он (Тургенев. – В. А.) <…> логически доказывал им невозможность обрести свободное и либеральное государство, основанное на убийстве и поджоге. Понижением сознания народа и ослаблением его уважения к закону они задерживали неизбежность реформ, которые сами хотели ускорить» ².

В своем творчестве Бойесен испытывал влияние Тургенева (он был знаком с романами «Дворянское гнездо», «Отцы и дети», «Дым», «Накануне»). Первый свой роман «Гуннар» (1874) Бойесен посвятил русскому писателю, сделав следующую надпись: «Ивану С. Тургеневу с любовью, благодарностью и уважением от автора». Тургенев в письме к Бойесену делился своими впечатлениями: «Гуннар», без сомнения, хорошее начало; это свежо и оригинально» ³. Он и в дальнейшем следил за деятельностью своего коллеги, отзывался о Бойесене как о талантливом писателе.

Приводимые нами воспоминания Бойесена публикуются на русском языке впервые. Они печатаются с небольшими сокращениями по тексту: Hjalmar H. Boyesen, Reminiscens of Tourgueneff, «Harper’s Weekly», N. Y. 1883, September 29, vol. 27, N 1397, p. 615.

Я имел удовольствие провести несколько счастливых дней в обществе Тургенева в ноябре и декабре 1873 года. Д-р Юлиан Шмидт⁴, первый человек, по достоинству оценивший Тургенева в Германии, дал мне рекомендательное письмо, благодаря которому мне был оказан сердечный прием. В ту пору Тургенев был в полном расцвете своих творческих сил – высокий, полный достоинства, здоровый человек. У него были седеющие борода и усы, а глаза – голубые и добрые, хотя обычно они были полуприкрыты веками. Нос у него – прямой, расширяющийся книзу, что выдавало его славянское происхождение. Его лицо было крупных, массивных форм. И все же оно казалось красивым. Манерой держать себя и говорить он напоминал флегматика (и сам он говорил, что был ленивцем). Однако трудно понять, как можно приложить такой эпитет к человеку, делавшему так много ж кропотливо. Он всегда упорно подчеркивал, что не наделен даром творческого воображения.

«Я никогда ничего не выдумывал, – говорил он неоднократно. – Все, что я написал, – итог жизненного опыта и наблюдений. Откровенно говоря, я не верю в выдумывание романов. Оставим воображение поэтам, оно им нужно, без него они ничего не могут сделать. Романисту нужна только полнота и острота чувств и известный талант строителя, чтобы сводить воедино все, что он видит. Теория Флобера⁵, по-моему, правильна, что бы ни говорили о ее применении. В конечном счете «Madame Bovary» великая книга, и она достойна быть признанной, когда остальные будут забыты».

Снова и снова он возвращался к этой теме во время наших встреч зимой 1873 года. Он даже сделал мне честь, прислав сочинения Флобера (включавшие его необычайное мистическое melange⁶) «La tentation de Saint-Antoine» ⁷, которые дошли до меня как раз к тому времени, как я пересек Атлантику. В своих письмах ко мне Тургенев часто говорил о визитах к Флоберу, к которому он питал самое сердечное уважение, и призывал меня изучать его сочинения, которые считал самым заметным явлением во французской литературе со времен Бальзака <…>.

1. H. H. Boyesen, Tourgueneff and the Nihilists, «The Critic», N. Y., 1881, vol. I, N 6, p. 81.[↩]
2. ibidem, p. 82.[↩]
3. И. С. Тургенев, Полн. собр. соч. и писем в 28-ми томах. Письма, т. X, «Наука», М. -Л. 1965, стр. 458.[↩]
4. Генрих Юлиан Шмидт (1818 – 1886) – немецкий критик и историк литературы. Занимался изучением немецкой, французской, английской и русской литератур. Знакомый Тургенева и популяризатор его творчества в Германии.[↩]
5. Имеются в виду эстетические взгляды Г. Флобера, считавшего, что художник должен точно и полно воспроизводить действительность.[↩]
6. Смесь (франц.).[↩]
7. Философский роман «Искушение святого Антония» Г. Флобера (1874), построенный на основе житийной легенды, в котором перед героем проходит ряд искушающих его фантастических существ.[↩]