Военная проза в общелитературном контексте

Л. В. Иванова, Современная советская проза о Великой Отечественной войне, «Наука», » М. 1979. 200 стр.

Хотя это может показаться парадоксом, но для выявления достоинств книги Л. Ивановой приходится начинать с критических замечаний. Они касаются вещей элементарных. Однако в том-то и дело, что отступление от элементарного на общем добротном фоне рецензируемого научного исследования ощущается особенно остро. Конечно же, это в первую очередь относится к самому названию книги – «Современная советская проза о Великой Отечественной войне». Название явно слишком широко. Необходим подзаголовок; проясняющий основную концептуальную направленность работы, которая, кстати сказать, самим ее автором осознается с четкостью и заявлена уже на первых страницах исследования. «Стремление установить место военной прозы в литературном процессе наших дней и тот вклад, который она вносит в эстетическую систему социалистического реализма, определило основные теоретические аспекты данной монографии» (стр. 7). Актуальность такого подхода к изучению современного литературного процесса сомнению не подлежит. И тем досадней представляется пробел, опять же относящийся к вводной части книги Л. Ивановой, где отсутствует серьезная попытка, осмыслить как целое то, что уже сделано нашими критиками и литературоведами в изучении современной военной прозы. Я имею в виду такие важные исследования, как «Человек и война», А. Бочарова, «Это наша. судьба» Л.. Лазарева, «Нравственные., истоки подвига» Г. Ломидзе, «Литература и война.» Л. Плоткина, «Ради жизни на земле» П. Топера и др. Ссылки на некоторые из них встречаются в тексте, но даны они между прочим, как нечто не очень обязательное. А жаль! Выявление, общенаучного, контекста в изучении военной темы в нашем литературоведении сделало бы только убедительней и надежней позицию автора книги «Современная советская проза о Великой Отечественной войне», позицию, во многом, заслуживающую внимания и поддержки.

Нельзя не согласиться с Л. Ивановой в том, что современная проза о войне чрезвычайно важна для понимания логики развития метода социалистического реализма.

Именно здесь со всей очевидностью проявляется действие закона преемственности, согласно которому все лучшее в нынешней литературе неотделимо от богатого творческого опыта советской литературной классики. Тем самым демонстрируется незыблемость основных принципов метода социалистического реализма. Но все это, как верно, замечает автор рецензируемой книги, не означает статичности. Творческое утверждение принципов социалистического реализма «прочерчивает новые пути в освоении темы народного подвига, совершенствуя ₍ концепцию личности, обогащая эстетический процесс дальнейшим развитием принципов партийности, народности, гуманизма, углублением историзма художественного мышления, совершенствованием стилевых и жанровых форм. Все это в совокупности свидетельствует о расширении эстетического диапазона литературы» о том, что живой, творческий характер метода социалистического реализма как активно развивающейся эстетической системы, проявляется многогранно» (стр. 11).

Именно в силу органической взаимосвязанности мировоззренческих и мироощущенческих сторон, органического слияния социального, философского, этического и эстетического начала военная проза

выходит сегодня на самые передовые рубежи идеологической борьбы, главным объектом которой все в большей степени становится внутреннее содержание человеческий жизни. Обращение к трагическому бытию войны дает нашим писателям право утвердить мысль о силе человека перед лицом самых сложных жизненных испытаний. И не только творчеством одного писателя, но и деяниями многих советских художников, рассказывающих о суровых военных днях, подтверждается правота мудрых слов Ю. Бондарева, так уместно вписавшихся в рецензируемую книгу: «…Мы живем ожиданием и утверждением жизни. Ожидание – это возможность счастья, вера в облегчение, это первая любовь, которая будет… это вечерняя прохлада после нестерпимого острого зноя, это белое после черного, смех после слез, это тишина после грохота. Ожидание всегда связано с переходом от одного душевного состояния к другому; оно рождает надежду. И мы продолжаем жить, бороться и искать истину, ибо мы живем будущим. Мы живем верой в человеческие возможности и в возможности нашего общества» (стр. 37).

Л. Иванова убедительно доказывает, что пафос лучших книг о войне направлен против дегероизации, дегуманизации, десоциализации личности и общества. Отсюда особо пристальное внимание автора к героическому как эстетической категории, получающей в современной военной прозе свое дальнейшее развитие. И это связывается в первую очередь с углублением нравственно-психологической проблематики. «История нашей прозы о войне, – пишет Л. Иванова, – еще раз подтвердила одно, из краеугольных положений марксистско-ленинской эстетики о том, что освободительная героическая борьба обогащает; человека, делает его внутренний мир богатым, щедрым, если поступки и мысли героя освещаются светом высокого гуманистического идеала» (стр. 22). Обращаясь к современной литературе, автор подтверждает этот тезис произведениями той части военной прозы, где повествование подчеркнуто ной сит локально-сжатый характер. И здесь на первый план исследования выходят повести В. Быкова.

Анализ проблематики, композиционно-стилевых особенностей произведений этого писателя ведется под углом выявления соотнесенности в них нравственного мира человека с историческим процессом. Безусловно, права Л. Иванова, утверждая на примере «Сотникова», что художественный лаконизм в данном случае не только не противоречит идее создания, активного характера, а, напротив, способствует заострению социально-действенной природы быковских героев, которые и в наиболее критических обстоятельствах остаются людьми по самому большому гуманистическому счету.

Рассмотрение более объемных произведений, нежели повести В. Быкова, романов панорамного типа («Блокада» А. Чаковского, «Горячий снег» Ю; Бондарева) и романов, условно названных Л. Ивановой романами с монографической структурой («В августе сорок четвертого…» В. Богомолова, «Хатынская повесть» А, Адамовича), позволяет исследователю сделать вывод о том, что масштабность и историзм военной романистики во многом ©©условливаются творческим сознанием нерасчлененности подвига народа и каждого солдата в отдельности. Наиболее интересный исследовательский ход связан здесь с проявлением эстетического потенциала документального начала, столь зримо дающего о себе знать в современной военной прозе. По мысли Л. Ивановой, документальное призвано курсивно подчеркнуть «определенное движение жанра эпического произведения в наг правлении более точного исторического осмысления и психологического проникновения в существо человека и в духе эпохи великого противоборства двух миров» (стр. 47). Особенно, интересны в связи с этим рассуждения Л. Ивановой о единой героической интонации, организующей особым образом документальную основу «Хатынской повести» и ряда других произведений, которые тяготеют к художественно-документальному жанру. Находит свое отражение в книге «Современная советская проза о Великой Отечественной войне» проблема формирования героического характера. Автор обращает внимание на само расширение географии героической темы в военной прозе последних лет примером чего служит в исследовании роман А, Кещркова «Сломанная подкова» и ряд других произведений. Кстати сказать,, введение в оборот литературы братских республик и стран народной демократии, прозы П. Куусберга, Й. Авижюса, В. Минача,. Д. Нолля и других составляет сильную сторону рецензируемого исследования, делает основные положения его особенно доказательными.

Вторая глава книги Л. Ивановой дает представление об углублении и обогащении принципов историзма в современной литературе. Произведения о войне с их повышенным интересом к нравственной проблематике неотделимы от идеи исторической взаимосвязанности самых разных явлений. В центре исследовательских размышлений оказывается теперь то, что названо Л. Ивановой расширением и углублением романного мышления. Лучшие сегодняшние произведения о войне, утверждает автор, выдерживают проверку на непременное условие историзма, «доскональное знание самих событий, при котором только и возможно решение главных нравственно-психологических задач военной прозы» (стр. 116). С другой стороны, Л. Иванова стремится подчеркнуть и другую характерную черту историзма многих сегодняшних книг о войне – умение художника видеть через прошлое перспективу исторического процесса. Как произведения глубоко современного звучания прочитаны литературоведом «Потерянный кров» Й. Авижюса, «Вторник, среда, четверг» И. Добози и др.

Третья глава книги Л. Ивановой озаглавлена «Исторический Опыт и проблема формирования социалистического сознания». Она может быть рассмотрена как своеобразный синтез первых двух глав. Здесь в большей мере, чем в предыдущих частях, содержится попытка проникнуть во внутреннюю суть художественного произведения, в тайны сюжетного движения, в семантику таких важнейших компонентов жанровой структуры, как, например, внутренний монолог, поток сознания. Благодатным материалом для показа все углубляющегося художественного уровня военной прозы становится для исследователя роман Ю. Бондарева «Берег». И это не случайно, так как в нем весьма нагляден сам момент срастания истории с современностью, являющийся опознавательным знаком лучших книг современной литературы и не только повествующих о войне.

Триада «героизм – историзм – психологизм» повернута в рассматриваемой работе таким образом, что мы в конечном счете не можем не согласиться с одним из первоначальных и принципиально важных тезисов Л. Ивановой: процесс типизации при творческой разработке писателями темы всенародного подвита шел гораздо более интенсивно, чем в освоении какой-либо другой магистральной темы» советской литературы. Нам предоставляется возможность на примере многих книг о войне убедиться, что здесь порой гораздо раньше, чем где-либо, заявляют о себе новые типы и формы художественного выражения исторического самосознания героя, и в частности, например, обостренный интерес к проблеме множественности характеров, за которым стоит стремление наших писателей увидеть судьбу отдельной личности в контексте всенародной жизни. Л. Иванова настаивает в своей книге на том, что «концепция человека в литературе социалистического реализма – коллективистская: писатель творчески утверждает коллективистское сознание личности, проявляющееся в ее активной жизненной позиции, героических поступках, в осознании себя частью сражающегося народа» (стр. 168). С этим можно только согласиться.

Итак, в ряду исследований, посвященных современной литературе о войне, появилась работа, которая носит открыто типологический характер, которая преследует цель максимально сблизить историко-литературные проблемы е теоретическими проблемами развития метода социалистического реализма. Как мне представляется, многие из поставленных задач автору книги «Современная советская проза о Великой Отечественной войне» удалось решить верно. И все-таки издержки собственно типологического подхода дают о себе знать. Я имею в виду в первую очередь некоторый схематизм исследования, подгонку живого организма художественного произведения под заданный автором тезис. Так происходит, например, на страницах, где рассматривается бондаревский «Берег». Здесь явно недооценивается интеллектуальное начало, заложенное в образе «сегодняшнего» Никитина. «Никитин – в диалоге, Никитин – в споре, Никитин – в раздумьях, но почти нет в мирных главах Никитина в действиях, в поступках, – грустно констатирует Л. Иванова и продолжает: – Происходит как бы отрыв мысли от конкретно-чувственной основы образа, что мешает многогранному раскрытию характера…» (стр. 138). Но с каких это пор слово писателя, его раздумья, сама интеллектуальная напряженность жизни художника перестали считаться делом?» Или еще пример. Здесь же дается характеристика другого героя «Берега», Гранатурова – как «примитивного карьериста» (стр. 140). Но ведь только заданность тезиса может привести к столь примитивной оценке этого весьма сложного^; персонажа.

Категориальная точность порой оборачивается в книге Л. Ивановой излишней категоричностью – спрямлением смазыванием творческой индивидуальности писателя. Это дает о себе знать, например, в анализе «Вечного зова» А. Иванова, где зачастую все сводится к общим формулам, отнюдь не способствующим выявлению принципиальных художественных открытий писателя. На стр. 114 читаем: «Вечный зов» – многоплановое произведение с целым рядом разветвляющихся сюжетных линий, каждая из которых по-. мотает решать и проблему множественности характеров, и своеобразие человеческих судеб, через которые прошла война». Буквально через абзац: «Проблема множественности характеров решается в романе разнообразно, в неразрывной связи с воссозданием исторического опыта народа, накопленного в Великой Оте-«чественной войне». Вариация этой мысли продолжается и далее, но серьезного концептуального наращения не происходит. Да и может ли быть наращение, если сам конкретный анализ грешит в данном случае сентенциями типа: «Первая строка второй книги «Вечного зова» определяет тот «период войны, когда позади были уже многие кровопролитные сражения, но еще ожидал своего часа Сталинград» (стр. 114). Или: «в этих сценах раскрывается и характер Василия Кружилина, много раз убегавшего из плена, трогательно заботившегося о товарищах» (стр. 116). Здесь ощутима какая-то исследовательская неряшливость, приблизительность, заставляющая думать о приблизительности выбора самого художественного произведения, подлежащего рассмотрению. Безапелляционно звучит заявление Л. Ивановой на тат счет, что прикрепленность писателей к определенному поколению несостоятельна или даже ошибочна (см. стр. 65). Можно понять, почему исследователь, занятый типологией военной прозы в свете развития метода социалистического реализма, спокойно обходится без термина «поколение». В самых общих срезах таких эстетических категорий, как «героизм», «историзм», «психологизм», воедино сходится творчество писателей различных возрастов и судеб. Но значит ли это, что невозможны более конкретные срезы, учитывающие, так сказать, саму историко-психологическую сторону их творчества?

Не получилось в данном исследовании обещанного сопоставления современной прозы о войне – с деревенской прозой, с городскими повестями, производственным романом и т. д. Пока все это существует на чисто перечислительном уровне.

И еще одно, довольно серьезное, замечание: совершенно не понятно, почему в работе, претендующей на освещение актуальных проблем социалистического реализма, совершенно отсутствуют вопросы, связанные с периодизацией развития этого метода? Почему не выверена хронологическая очерченность самой современной прозы а войне?

Но, отмечая промахи книги Л. Ивановой, будем все-таки судить о ней не столько по этим упущениям, сколько по тому ценному, что вносит автор исследования в разработку чрезвычайно актуальных, сложных проблем сегодняшнего литературоведения.

Книга Л. Ивановой намечает новые пути в изучении литературы о величайшем событии нашего века. Попытка рассмотреть военную прозу в контексте развития метода социалистического реализма на современном этапе во многом, удалась. Сами просчеты рецензируемого исследования поучительны для всех тех, кто изучает современную советскую прозу о Великой Отечественной войне.