Вместо ИТОГОВ
В. Афанасьев, Александр Иванович Куприн. Критико-биографический очерк, Гослитиздат, М. 1960, 206 стр.
Книга В. Афанасьева – не первая попытка проанализировать творчество одного из выдающихся мастеров русской литературы. Автору удалось в своем очерке дать общее представление о жизни и творчестве Куприна. Каждая глава книги посвящена какому-либо периоду, «вехе» в жизни и творчестве писателя. Так, в главе «Начало пути» рассказывается о самых первых шагах Куприна в литературе, начиная с его юношеских – стихов; в специальную главу выделена характеристика «Молоха»; в главе «Начало нового века» говорится о произведениях, предваряющих «Поединок»; в этой же главе автор рассказывает о «важной вехе в биографии Куприна» – его знакомстве с Горьким я сотрудничестве в «Знании», а также об участии в литературном кружке «Среда». Большая глава отведена «Поединку», внимательно анализируется сложный образ центрального героя повести, высказывается интересное соображение о том, что эпизодической фигурой подпоручика Михина, во многом повторяющего «ромашовские» черты, Кудрин как бы подчеркивает, что люди, «подобные Ромашову, хотя и в виде исключения, все же встречаются между офицерами».
Творчеству Куприна в период революции 1905 года и в годы первой мировой войны также посвящены отдельные разделы. Об эмигрантском периоде рассказано в главе «На чужбине», В обширной заключительной части дана попытка осмыслить художественное своеобразие мастерства Куприна.
Бесспорное достоинство очерка в том, что автор использует малоизвестные, забытые и не вошедшие в прижизненные собрания сочинений произведения Куприна («Угар», «Жрец» и др.). В этом отношении очерк В. Афанасьева имеет несомненные преимущества «по сравнению с предшествующими трудами о Куприне.
Таким образом, в книге В. Афанасьева, на первый взгляд, как будто бы «е на месте, все «правильно»: в ней изложена творческая биография писателя, говорится об общественно-политических позициях его в различные периоды русской жизни, детально прослеживается, как отражалась в его произведениях русская действительность; анализируется, каким образом нечеткость общественно-политических воззрений писателя привела его в конце концов к эмиграции.
Все это, повторяем, дает общее представление о писателе: когда жил, что написал или «отразил», чего не «отразил» в силу мелкобуржуазности и неустойчивости взглядов; в какой период был расцвет творчества, в какой – спад, – иными словами, дает тот минимум общих сведений и положений, которые необходимы в очерке о творчестве любого художника.
Однако сложнейшие вопросы мировоззрения и художественного творчества писателя должны рассматриваться на основе внимательного, детального анализа художественных произведений. Между тем в книге В.. Афанасьева подход к творчеству писателя узкотематический. Автор лишь показывает, как в зависимости от своих идейных взглядов в данное время Куприн обращается к той или иной теме.
Иногда при попытках разложить все творчество Куприна по идейно-тематическим рубрикам у автора явно не сходятся концы с концами. Так, говоря об идейной несостоятельности героя повести «Прапорщик армейский», В. Афанасьев объясняет это тем, что «Куприн, далекий от освободительного движения своего времени, видит вокруг себя в эти годы главным образом страдающих от социальной несправедливости людей, но не замечает борцов против гнета и произвола» (стр. 21). А о повести «Молох» говорится так: «…рост капитализма, как и рост сопротивления ему со стороны рабочего класса, хотя бы это сопротивление и выражалось порой еще в первоначальных, стихийных и примитивных формах, не могли укрыться от зоркого взгляда писателя, пристально всматривающегося в жизнь» (стр. 25). Но ведь повести написаны почти в одно время, и совершенно очевидно, что писатель, который увидел «рост сопротивления» капитализму, не мог не заметить «борцов против гнета и произвола»!
Не всегда верно говорится о раннем творчестве Куприна. Молодой Куприн, только что ушедший из армии, не имевший по существу образования и, конечно, еще плохо знавший жизнь, пытался в своих первых рассказах подражать модному чтиву того времени. Однако там, где он отправлялся от жизненных наблюдений, из-под его пера порою выходила живая реалистическая сценка. Когда В. Афанасьев объясняет первые неудачные шаги Куприна влиянием декадентской литературы (с которой Куприн на первых порах вряд ли был даже знаком) и называет его произведения тепа «Лунной ночью» или «Натальи Давыдовны» и др. «отступлением от им же завоеванных творческих позиций», – это вряд ли правильно. В том-то и дело, что у Куприна на первых шагах его литературного пути одновременно и неизбежно случались удачи и провалы, и ни о каких «завоеванных позициях» речь еще идти не могла.
Часто анализ произведений Куприна у В. Афанасьева превращается лишь в иллюстрацию общественно-политических взглядов писателя в тот или иной отрезок времени: «Для демократической направленности творчества Куприна в эпоху первой русской революции очень характерен рассказ «Хорошее общество» (стр. 60); «Поединок» – убедительное свидетельство того, как крепнет и обогащается творчество писателя от тесного соприкосновения с политической жизнью эпохи, от близости к боевым запросам своего времени» (стр. 68); «Рост сознания людей, так или иначе затронутых революцией, нашел отражение и в творчестве Куприна… Показателен в этом отношении рассказ-«Обида» (стр. 96); «Гранатовый браслет» наглядно подтверждает, что Куприн и в годы реакции по-прежнему сохраняет сочувствие и любовь к «маленькому человеку»…» (стр. 119 – 120).
Творчество Куприна в целом и является, по Афанасьеву, разработкой темы «маленького человека». Отношение Куприна к «маленькому человеку» – к этому и сводится по существу весь анализ творчества писателя. В ранних произведениях Куприна «маленький человек» не помышляет вступить в «единоборство со злом » насилием», «ограждает себя своими добродетелями от окружающих его пороков». В эпоху первой русской-революции писатель показывает «рост сознания»»маленького человека»; пример тому – Яшка-музыкант. После революции 1905 года этот герой не уходит из творчества Куприна: художник по-прежнему стремится раскрыть в них «замечательные душевные качества», но в эту пору он делает своего любимого героя способным лишь «на самоотверженную, всепоглощающую любовь» и отказывает «ему при этом во всяких других интересах», чем «невольно обеднил, ограничил» образ своего героя. В годы первой мировой войны, написав «Звезду Соломона», Куприн приходит к выводу, что «счастье «маленького человека», его высшее достоинство – а равнодушии ко всему, что может стать источником жизненных катастроф и потрясений… Замкнуться в тесном мирке крошечных, безобидных желаний – вот к чему, мягко иронизируя над убожеством идеалов своего героя, призывает его Куприн, опасаясь, что в мире больших страстей и грозных столкновений он «ли погибнет, или развратится, потеряв свои наивные, но глубоко привлекательные добродетели» (стр. 122).
Такое искусственное подчинение анализа заранее начертанной схеме плохо еще и тем, что понятие «маленький человек» распространяется едва ли не на всех купринскнх героев. Возникает вопрос, что же вкладывается автором в это понятие? На стр. 73, например, «маленький человек» имеет синонимы «приниженный», «жалкий»; совершенно ясно, что ни Лапшин, ни Бобров, ни Яшка-музыкант не заслуживают этих эпитетов. Чтобы доказать простую мысль о том, что творчество Куприна всегда было демократично, вовсе не следовало выстраивать длинную шеренгу «маленьких» людей, заслонивших «задушевного» купринского героя, которому автор доверяет собственные помыслы и чувства. Ведь об особенностях художнического мировоззрения писателя, о собственном, только ему присущем видении мира можно говорить лишь тогда, когда правильно нащупай художественный «нерв» писателя, когда ясна психология творчества художника. Начинать же с готовых обобщений, придирчиво прослеживать идейные заблуждения и ошибки, оценивать творчество художника в зависимости от тем его книг – значит не раскрыть своеобразия творческого облика писателя. При этом произведения, несущие в себе отчетливо выраженную Идейную «нагрузку» (независимо от художественных качеств), неизбежно будут оцениваться выше произведений, менее «тенденциозных»; так (возможно, томимо воли автора) получилось, что очерк «Угар» или миниатюра «Попрыгунья-стрекоза» приобрели в книге для понимания творчества Куприна большее значение, чем, например, такой шедевр, как «Изумруд».
Сказанное не означает, однако, что В. Афанасьев ничего не говорит о Куприне-художнике. Нет, он пытается говорить о купринском мастерстве на протяжении всего очерка, а последнюю главу своей книги даже посвящает специально этому вопросу.
Но вот какими словами говорится, например, о поэтическом своеобразии повести «Олеся»: «Олеся» – одно из тех произведений, в которых наиболее полно раскрылись лучшие черты Кудринского таланта. Мастерская лепка характеров, тонкий лиризм, яркие картины природы, неразрывно связанные с ходом событий в повести, с чувствами и переживаниями действующих лиц, последовательно и целеустремленно развертывающийся сюжет-все это ставит «Олесю» в ряд самых значительных произведений Куприна» (стр. 37). Разве нельзя теми же общими словами сказать о Тургеневе, Л. Толстом или Чехове?
В главе, посвященной мастерству Куприна, автор после датирования десяти художественных «заповедей» Куприна, после сравнения Куприна с Л. Толстым, Чеховым, Горьким подводит, наконец, читателя к главному: «Пройдя период литературного ученичества, Кудрин уже к середине 900-х годов выработал в общих чертах тип своего собственного, купринского рассказа. Какими же основными чертами характеризуется этот рассказ, представленный в первую очередь такими классическими произведениями, как «Штабс-капитан Рыбников», «Гамбринус», «Гранатовый браслет», «Анафема», «Святая ложь»… чем отличается он от рассказов других писателей той эпохи?»
«Все дело в том, – пишет В. Афанасьев, – что зрелый Куприн в лучших своих произведениях поиски в области сюжета и в других направлениях всецело подчинял одной главной задаче – созданию широкой картины жизни» (стр. 194 – 195).
Стоило ли тратить слова на доказательства положений столь же самоочевидных, сколь и бессодержательных? Разве Чехов, Горький, Бунин не давали в своих рассказах «широкой картины жизни»? Разве можно этой общей формулой определить своеобразие художника?
Другую особенность купринского мастерства В. Афанасьев видит в том, что характер героя в лучших произведениях писателя раскрывается «в какой-то значительный, важный, иногда переломный момент в жизни». Это действительно часто наблюдается у Куприна, но сама по себе подобная черта отнюдь не определяет и не может, определять неповторимости, специфичности таланта писателя.
Задача автора в его работе состояла не только в том, чтобы лишь рассказать о жизни и творчестве Куприна в разные периоды русской общественной жизни (это уже делалось раньше). Следовало попытаться проанализировать художественное своеобразие писателя, дать почувствовать то «купринское», что принес он с собой, установить, в чем заключаются его характерные особенности по сравнению с современниками – словом, определить место и значение Куприна в русской литературе.
Эта трудная задача, к сожалению, осталась невыполненной. Обидно, что малоизвестные материалы, которые сами по себе, казалось бы, должны были разрушить прямолинейную схему, не помогают делу. Сложное, неровное и во многом противоречивое творчество писателя оказалось втиснутым в узкие рамки малосодержательных формул.