№3, 1989/Теория литературы

Власть Невидимки (Литература и политические тайны)

В руках человека-невидимки большая сила.

Герберт Уэллс, «Человек-невидимка».

Серебристый звон колокола напомнил Невидимым, что ночь отнимает у них свой спасительный покров. Они пропели последний гимн в честь восходящего солнца – эмблемы нового дня, о котором мечтали и который готовили миру. Потом сердечно распрощались, назначив друг другу свидание – одни в Париже, другие в Лондоне, третьи в Мадриде, Вене, Петербурге, Варшаве, в Дрездене, в Берлине.

Жорж Санд, «Графиня Рудольштадт».

Отправляясь на бой с какой-нибудь могущественной и хитрой нечистью, персонажи волшебных сказок вооружались до зубов. Оружие было самым разнообразным – наступательного и оборонительного свойства: самосражающиеся мечи, заговоренные кольчуги, скляночки с живой и мертвой водой… А еще была в сказочном арсенале неприглядная шапчонка: задорное, хотя и потрепанное, петушиное перо, мех (явно кошачий), слегка побитый вездесущей молью. Но шапчонка эта стоила едва ли не больше всего арсенала, ибо звалась в сказочном просторечии «шапкой-невидимкой» и обладала свойством обесцвечивать человечье тело.

Сражаться с невидимым врагом почти что безнадежно. Подавляющий перевес всегда был и есть на его стороне. Думается, если бы уэллсовский персонаж Гриффин не поддался оглупляющей ярости, вряд ли с ним так сравнительно легко справились, и он таки основал бы царство Невидимки I, царство террора.

Единственное, что ему надо было сделать для этого, – создать организацию соратников, партию невидимок. Порукой тому – ситуация, изображенная в политических, фантастических и «политико-фантастических» романах, о которых я собираюсь рассказать, и сама действительность, в данном случае капиталистическая действительность, в которой можно отыскать следы (вроде тех, что оставил невидимый Гриффин на снегу) и неофашистского «черного интернационала», и космополитической мафии, международного синдиката убийц, и таинственного франкмасонского сообщества…

Тайная организация, или тайное общество, – феномен несомненно социальный. Вернее, социальный по сути своей, а по форме – сплошь и рядом фантастический, я бы даже сказал – нарочито литературный. Я имею в виду литературу особого сорта – бульварную со всей ее атрибутикой: заговором, злодеями, женщиной-вамп в роли приманки, убийством и проч. Это тот редчайший случай, когда, казалось бы, подтверждается кредо модного все еще на Западе литературного течения – «художественного экстремизма»: не искусство отражает действительность, а, наоборот, действительность, природа «имитирует искусство, причем имитирует в свободной и преувеличенной манере» 1.

И все-таки сколько ее ни романтизируй, ни беллетризируй, тайная мафиозная организация – реальность. Жестокая реальность. Куда более жестокая, чем творчество «экстремистов», играющих кровавыми литературными образами.

О подобного рода организациях известно мало. Лишь иногда разражаются скандалы (которые не смогли вовремя погасить), затеваются сенсационные судебные процессы, всплывают отдельные подробности подпольной деятельности неофашистов, мафиози, гораздо реже – масонов. В мае 1981 года стали, например, известны некоторые уголовные акции ложи «П-2» («Пропаганда-2″). До этого момента все могущие шокировать обывателя сведения о масонском братстве (а вернее сказать – о разветвленном преступном синдикате) хранились в глубочайшем секрете.

Итак, уголовные корпорации, экстремистские масонские ложи, неофашисты… Что между этими организациями общего? Что их объединяет? Патологическая тяга к насилию, ненависть к социальному прогрессу, политическая и расовая нетерпимость. И еще: мафиозное», то есть стремление объединяться в преступные, окутанные таинственностью братства, кланы.

Вот эта самая мафиозность все больше становится знамением нашего беспокойного времени.

Можно было бы сослаться на множество работ наших н зарубежных исследователей, в которых мафиозность обнаруживается, анализируется, разоблачается, препарируется. Но в основном это либо публицистические, либо сугубо политологические работы. Литературоведческих или искусствоведческих мало, между тем они тоже многое могут дать для выявления многообразных личин мафиозности.

И это при всем при том, что проблематика и эмблематика тайных общин на протяжении по крайней мере последних трех веков притягивали к себе цепкие взоры художников.

Е Черняк в своей недавно вышедшей книге «Невидимые империи» перечисляет лишь некоторые произведения мировой литературы – Бальзака, Сю, Санд, Дюма-отца, Франса, где в той или иной концентрации содержатся образы невидимок, спаянных в секретные братства. Но Е. Черняк – историк. Литературные образы нужны ему больше для орнамента. «Розыск» же следов тайного клана в беллетристических произведениях, как он сам справедливейшим образом признает, – «дело специального литературоведческого (и, в частности, текстологического) анализа» 2.

Но только где он, этот анализ? Можно сказать – нет его.

Мои коллеги, литературоведы и искусствоведы, почему-то стороной обходят проблему тайной общины, особенно масонскую проблему. Это тем более удивительно, что известно: в масонских ложах, розенкрейцерских кланах, иллюминатских кружках состояли многие выдающиеся деятели литературы и искусства. Масонами были: Вольтер, Лессинг, Гёте, Дефо, Гайдн, Моцарт… А в родственную организацию – Орден розенкрейцеров – входили, если верить списку, обнародованному «первым императором Ордена Северной и Южной Америки» Спенсером Льюисом, – Сенека, Данте, Блейк, Бальзак, Булвер-Литтон, Сю, Дебюсси и даже наши соотечественники: Антон Рубинштейн и Николай Рерих 3.

Оно, конечно, сомнительно, чтобы Сенека был рыцарем Розы и Креста. Да и принадлежность других деятелей литературы и изящных искусств к таинственному Ордену не худо бы проверить. Но проверить профессионально, с учетом исторических и эстетических нюансов, с применением сложнейшего инструментария литературоведческого и искусствоведческого анализа.

Разумеется, работа чрезвычайно трудоемкая. Но ведь и нужная. Масонство – зарубежное и отечественное – не просто белое пятно, а обширная белая пустыня (при всем, казалось бы, многообразии исторической и мистической литературы) нашего обществоведения. И чем скорее эта пустыня будет исследована, тем скорее уйдут в небытие разного рода домыслы, легенды, анекдоты, обрамляющие проблему невидимого, но могущественного мафиозного клана.

Большую помощь в этом архинужном деле могут оказать литература и искусство, чутко улавливающие зловещие, хотя и старательно приглушаемые и маскируемые, отсветы, которые отбрасывают тайные структуры власти. Ведь уже многократно доказано, что художник обладает своеобразным «прибором ночного видения» – способен разглядеть, а затем и продемонстрировать публике то, что в общественном быту скрывается, засекречивается.

  1. СЛЕД НЕВИДИМКИ

Допускаю, что, может быть, поступаю несколько самонадеянно и скоропалительно, не дождавшись фронтального, или, как теперь говорят, комплексного, наступления моих коллег на проблему тайной общины, теневой власти. Но когда еще это наступление начнется…

Так или иначе я не стал дожидаться комплексной атаки, а отправился в поиск один, а маршрут выбрал более-менее знакомый – «западный политический роман».

Я, признаюсь, недооценивал динамику – не творческую, а скорее конъюнктурную – политического романа, его оперативность и приспособляемость к рынку, хотя однажды и процитировал высказывание американского филолога Роберта Олтера: «Вровень с общественными событиями, которые движутся, спотыкаясь, от одного жуткого спектакля к другому, политический роман в Америке, по всей видимости, достигает стадии лихорадочно ускоряемого производства» 4.

И раньше западный политический роман в ряде случаев функционально сближался с детективом. Теперь же это сближение стало не просто заметным, а бросающимся в глаза. Все чаще главными действующими лицами такого рода повествований оказываются преступники, объединенные в некий синдикат политических игроков. Функционеры синдиката внешне ведут себя как традиционные уголовники – убивают, насилуют, грабят, но только цель у них не уголовная – деньги или удовлетворение патологической страсти, а политическая – реальная власть. Такова литературная примета нашего времени: еще сравнительно недавно мафия предпочитала не связываться с политикой и ограничивала свою сферу деятельности веселыми притонами, игровым бизнесом, строительством; теперь же мафия стремится проникнуть на самые верхние этажи государственной власти, принимает участие в рискованных политических интригах.

Персонажи романа американского прозаика Уильяма Гольдмана «Братья» (1986), гангстеры Сцилла и Байб Леви, «работают» не где-нибудь, а в тщательно засекреченном синдикате, боссы которого пытаются ни много ни мало изменить ядерный баланс в нашем беспокойном мире – им тесны рамки одного города или одной страны. Потому и тянутся они уже не к автомату, а к атомной бомбе. Братья Леви мало походят на героев «Коза ностры» былых времен – Сальваторе Лючиано или Аль Капоне. Те были хотя и могущественными, но уголовниками. Эти – политики калибра Личо Джелли, главы масонской ложи «П-2».

На таком нынче уровне интерпретируется тема «тайная экстремистская организация» в современном политическом романе с «вкраплениями» детектива или научно-фантастического мифа.

Часто такие «следы Невидимки» можно обнаружить в беллетристике, которую иные исследователи безоговорочно относят к разряду паралитературы и потому пренебрегают ею. А между прочим, зря пренебрегают. Американский историк Уолтер Лэкер, не в пример этим исследователям, убежден в том, что «шпионский роман» (или политический детектив) и «шпионский кинематограф» – важные и весьма поучительные компоненты современной культурной жизни. «Иные читатели и зрители, – пишет он, – относятся к шпионскому жанру как к развлечению, современному эквиваленту авантюрной сказки», зато другие – их значительно меньше – обращаются к шпионскому роману или шпионскому фильму, потому что надеются обнаружить в них «скрытые рычаги», с помощью которых управляют миром, схемы власти, модели политического поведения и приемы политической игры, известные лишь избранным5.

Тонкое, признаться, наблюдение! А ведь и в самом деле – можно извлечь массу полезной информации из политического романа, пускай даже обладающего невысокими эстетическими достоинствами, и в частности из сегодняшней его модификации – так называемого «вашингтонского романа».

Жанр назван так не случайно: действие романов этого типа развертывается главным образом в Белом доме, в президентских апартаментах. А действующие лица романа – президент, члены его семьи, приближенные.

Авторами «вашингтонских романов» чаще всего выступают бывшие сотрудники и советники президента, то есть люди, прекрасно осведомленные об американской политической кухне и ее нравах.

Крэнделл Краус в течение нескольких лет подвизался в Белом доме в качестве консультанта. В 1986 году вышел в свет его роман под названием «Сын президента». Центральная фигура повествования – Дональд Маршалл, президент Соединенных Штатов. Судя по тексту романа, Краус обладает минимальными литературными способностями я, следовательно, слабой художественной фантазией. Он скорее тщательный копиист, дворцовый бытописатель. Но именно а этом н заключается изюминка внехудожественной, в общем, книги Крауса.

Итак, президент Маршалл – политик демонстративно консервативный. Единолично, не посоветовавшись с сенаторами и конгрессменами, он санкционирует продажу оружия Судану. Об этом пронюхивают политические противники президента. Назревает скандал. А между тем Маршалл мечтает баллотироваться на президентский пост вторично. Положение героя романа усугубляется тем, что житейский тыл господина президента оказывается весьма уязвимым. Любимый сынок президента, великовозрастный шалопай, вместо того чтобы показывать американской молодежи пример добропорядочности и благонравия, проводит время со своим любовником Терри, механиком президентского гаража. Поначалу агенты службы безопасности не воспринимают Терри всерьез – считают его жалким наркоманом и развратником. Но Терри далеко не прост. Он исправно и изобретательно выполняет приказы некоей таинственной организации, которая пытается манипулировать политическим сознанием президента.

Примеру Крауса пытаются следовать многие бывшие чиновники Белого дома. Буквально в одно время с «Сыном президента» на книжный рынок был выброшен роман Патрика Андерсона «Зловещие силы».

Андерсон работал составителем речей президента Картера. Его герой-президент в отличие от Маршалла – добрый, мудрый, дальновидный. Он заключил с Советским Союзом договор о сокращении ядерного оружия и скрупулезно этот договор соблюдает. Но у договора много противников. Их возглавляет дама по имени Сирена Мастере, особа крайне правых убеждений, ас дворцовой интриги. Работала секретаршей в Пентагоне, но была уволена по настоянию друзей президента. Так что у Мастере к хозяину Белого дома особый счет. Она настраивает – и притом весьма искусно – против президента многих влиятельных людей страны, сколачивает тесно спаянную мафиозную организацию и становится во главе ее. Организация совершает похищение президентской дочки, осуществляет и другие гангстерские акции.

Андерсон дает понять: участников заговора объединяют не столько политические интересы, сколько личные – месть президенту. Карьерные амбиции, неудовлетворенная любовная страсть, примитивная зависть руководят действиями большинства заговорщиков. Вместе с тем члены организации окружают себя мистической дымовой завесой, говорят о том, что их деятельность направляется господом, уснащают свою речь цитатами из Библии.

Симпатия самого автора на стороне президента Вебстера, старательно им идеализированного: еще бы, это, судя по всему, сколок с его, Андерсона, любимого шефа – Картера. Автор же, по всей вероятности, вывел себя под именем Мэтта Бойла, составителя речей президента, героя-одиночки, разгромившего целую мафиозную армию. Андерсон навязчиво внушает читателю: за президентом Вебстером никакой организованной силы не стоит, а если кто и стоит, так это народ, простые люди Америки. Подлые же заговорщики постоянно отвлекают президента от главного – слежения за «этими русскими», стремящимися то и дело нарушить договор, найти в нем лазейку. Так исподволь внушается читателю мысль о связи тайной организации с Россией. Знакомый пропагандистский мотив!

«Вашингтонский роман» – довольно эффективное политическое оружие как внешнего, так и внутреннего назначения. С помощью «вашингтонского романа» бывшие функционеры сводят личные счеты, обвиняют и разоблачают друг друга. Мир политики – точно так же, как тесно связанный с ним таинственный мир фашиствующих мафиози и зловещих масонов, – далеко не миролюбив. Консонанса, выражаясь языком академического музыкознания, в нем не было и нет. «Семейные ссоры» между отдельными партиями, группировками, кланами происходят там достаточно часто.

Впрочем, дворцовая тема привлекает к себе не только людей из «президентской рати», желающих подзаработать, а заодно сквитаться с заклятым врагом, во и профессиональных литераторов, вроде известного советской читающей публике Питера Бинчли. В своем романе «Чистка», тоже 1986 года издания, он повествует о приключениях Тимоти Бернхэма, журналиста, сотрудника пресс-центра Белого дома.

Волею случая Тимоти становится сначала неофициальным советником президента, а потом контрразведчиком. Он помогает президенту выпутаться из сетей опаснейшего заговора, которые сплела вокруг него полуполитическая-полумистическая организация, на поверку оказавшаяся – сколь велика сила привычки! – опять-таки советской резидентурой.

«Вашингтонский роман» – явление, характерное для современной американской культуры, пронизанной несовместимыми, казалось бы, тенденциями. С одной стороны, высочайшие достижения научно-технического гения, жесткий, почти что математический рационализм правящей касты, с другой – политические интриги, столь же запутанные и изощренные, как и во времена правления коварного семейства Борджа, заговоры, тайные организации, оперирующие уголовными методами и терроризирующие общественное сознание, увлечение мистикой.

В этих романах нет прямых указаний на то, что заговорщики принадлежат к какому-нибудь экзотическому братству – «вольных каменщиков», розенкрейцеров, тамплиеров… Но преступные организации противников вашингтонского режима отличаются нарочитой таинственностью, законспирированностью, склонностью к мистификациям и мистическим эффектам. И строятся эти организации по классическому масонскому образу и подобию – под знаком тайны, строжайшей дисциплины, слепой преданности не только главе ордена, но и начальнику более высокого градуса.

Поневоле возникают ассоциации с «П-2». А ведь это всего лишь одна ложа, хотя и могущественная. Сколько их, рассадников политического интриганства и уголовной преступности, осталось нераскрытыми! В безвозвратном прошлом остались ложи, собиравшие некогда под своей сенью интеллектуальную элиту.

Итальянский журналист Пекорелли, бывший именитый масон, заявил: «Вот уже много лет, как в Италии не было ни одного крупного преступления, над которым не витала бы тень масонства» 6.

Это заявление стоило Пекорелли жизни. Он был убит выстрелом в рот.

  1. МЕСТЬ НЕВИДИМКИ

О масонах на Западе написано и много, и мало. Много апологетической литературы, которая изображает «вольных каменщиков» обществом единомышленников, связанных идеей равенства и братства. Мало литературы разоблачительной, сбрасывающей «шапку-невидимку» с «фартучников». Может быть, со временем ученые и публицисты перестроятся – перестанут бояться террора со стороны секретных братств, пока же предпочитают с ними не связываться.

Посмелее ведут себя авторы художественных произведений, хотя и стараются изображать масонов метафорично, иносказательно, сплошь и рядом прибегая к испытанной помощи эзоповского языка.

  1. »The Writer’s Craft», Ann Arbor, 1982, p. 247.[]
  2. Е. Б. Черняк, Невидимые империи. Тайные общества старого и нового времени на Западе, М., 1987, с. 152.[]
  3. S. Lewis, Rosicrucian. Questions and Answers, San Jose (Calif), 1977, p. 91 – 96.[]
  4. «Вопросы литературы», 1985, N 6, с. 20 – 21.[]
  5. W. Laquer, World of Secrets, L., 1985, p. 6 – 7.[]
  6. Д. Росси, Ф. Ломбрасса, Во имя ложи, М., 1983, с. 124.[]

Цитировать

Молчанов, В. Власть Невидимки (Литература и политические тайны) / В. Молчанов // Вопросы литературы. - 1989 - №3. - C. 134-155
Копировать