«Старая толстая Сафо»

Литературные игры и литературные шутки – пародии, мистификации, буриме – были в большом ходу в конце 10-х – начале 20-х годов. Петербургский юмор – изысканный, тяготеющий к старинным поэтическим формам – заметно отличался от московского: тот был проще и прозаичнее¹. Темы, впрочем, в обеих столицах выбирались равно земные – куда более земные, чем это иной раз представляется современным исследователям. В 60-х годах, в один из приездов в Москву Романа Якобсона, В. А. Катанян показал ему сохранившуюся в архиве Л. Ю. Брик запись буриме. В игре среди других участвовали Владимир Маяковский и сам Якобсон. Стихи они сочиняли на рифму «Воронеж», и Катанян высказал предположение, что причиной тому была знаменитая декларация имажинистов, опубликованная в Воронеже ². Роман Якобсон слушал с большим интересом, он искренне восхитился тонкостью сопоставления, изяществом гипотезы исследователя и… сообщил, что Воронеж выбрали потому, что в начале вечера кто-то сказал, будто там есть мука. Новость всех взбудоражила, и слово целый вечер не сходило у гостей с языка³. Владислав Ходасевич, москвич, переехавший в Петроград, в своих шуточных стихах совмещал обе традиции: мы найдем у него и «гекзаметры», и народный стих («былины»), и пародии на классику. Стихотворные шутки подписывал он часто выдуманным именем. Это мог быть псевдоним к которому он обращался не единожды: именем Елисаветы Макшеевой, тамбовской девицы, известной Ходасевичу потому, что некогда она участвовала в представлении державинской пьесы, подписаны и серьезные, и пародийные стихи, числом не менее четырех. «(…)Надо же дать какую-нибудь работу будущим биографам: пусть поспорят, я или не я», – писал по этому поводу Ходасевич Борису Садовскому⁴ иной раз псевдоним изобретался для одного только случая – это могла быть и откровенная нелепица: «Зеленая Обезьяна», «Прокаженный», «Чугунная Маска», «Фелициан Масла», «Доброжелательный Виршеписец»…

Американские исследователи Джон Мальмстад и Роберт Хьюз справедливо пишут о «значительной роли, которую играет шуточное, альбомно-мадригальное и эпистолярно-пародийное стихотворство в поэтическом наследии Ходасевича и его литературного окружения», а также о том, что «далеко не всегда граница между шуточным и серьезным у Ходасевича отчетливо обозначена» ⁵. Примером тому – высказывание поэта о пародийном стихотворении «На даче», о котором он как-то обмолвился, что написал его «почти всерьез».

Мадригалы, эпиграммы, стихотворные послания Ходасевича сохранились главным образом у адресатов. В архиве моего покойного отца, Игнатия Игнатьевича Ивича-Бернштейна (Александра Ивича), есть два стихотворения Владислава Ходасевича, сочиненные поэтом на пари. Оба записаны от руки и существуют, по-видимому, в единственном экземпляре.

Поводом для первого пари послужила только что тогда, в 1921 году, вышедшая в свет в Петрограде книга стихов Л. Бермана «Новая Троя» ⁶.

1. Сравним хотя бы написанные гекзаметром эпиграммы Осипа Мандельштама и другие стихи из «Антологии античной глупости», которую сочиняли члены «Цеха поэтов», с появившимися в то же время «Окнами РОСТА» В. Маяковского с их ритмом и лексикой, присущими народному стиху – частушкам, присказкам.[↩]
2. Журнал «Сирена», Воронеж, 1919, N 4.[↩]
3. См. также: В. А. Катанян, Не только воспоминания, «Russian Literature Triquarterly», 1975, N 13, p. 482 – 484.[↩]
4. Владислав Ходасевич, Собрание сочинений, Под редакцией Джона Мальмстада и Роберта Хьюза, т. 1, Ann Arbor, «Ardis», 1983, с. 420.[↩]
5. Там же, с. 419.[↩]
6. Л. Берман, Новая Троя, Пг., 1921.[↩]