Вкус слова. Марина Вишневецкая

Основание мира твердо.

В основании мира — буквы.

От букв — писателю — не уйти.

Недаром Марина Вишневецкая десять лет возвращается к циклу эссе о них, проговаривая ключевые для своего творчества моменты: буква — единство звука и графики. Слова, выпуклые до осязаемости, звучащие, значащие, значимые, и звукопись, ритм — основа основ этого художественного мира.

Первый из ныне известных текстов Вишневецкой (со знаковым названием «Начало») вышел в сборнике «Новые амазонки», опубликованном одноименной группой в 1991 году. Тогда, на рубеже 1980-1990-х, их задачей было заявить о существовании и значении женской прозы, которую мужчины, говорят, на сцену не выпускали. Опознавательный знак на некоторое время прижился: самостоятельные сборники прозы Вишневецкой появлялись в сериях, маркированных гендерно, — «Женский почерк» (2000), потом — «Сильный пол» (2003). Рассказ «Воробьиные утра» вошел в антологию «Брызги шампанского. Новая женская проза» (2002). Причем тогда же Марк Липовецкий в статье о современном состоянии постмодернизма («Знамя», 2002, № 5) констатировал, что, кроме Веры Павловой, никто из женщин-писательниц не занимается последовательным выстраиванием и воссозданием женской картины мира. По отношению к Вишневецкой — верно, да и тогда это больше был, так сказать, ярлык на «книжество». Сейчас в нем потребности нет, пробились — «половой вопрос» отпал. Понятно при этом, что чаще в прозе Вишневецкой прописывается женская роль.

К концу 90-х сформировалось основное ядро ее текстов, сохраняющееся в сборниках разных лет: «Своими словами», «Начало», «Брысь, крокодил!», «Архитектор запятая не мой», «Увидеть дерево», «Вышел месяц из тумана». К ним понемногу прибавляются отдельные произведения и циклы. Особняком стоят «Опыты», сразу удостоившиеся отдельной книги (2002). Да и в сборнике «Брысь, крокодил!» (2003), где они тоже публиковались, впервые проведена граница: «До опытов» — «Опыты».

Опыт, в разных значениях, — ключевое слово для этой писательской карьеры, суть которой — накопление, а не резкие броски из стороны в сторону. Общая картина в результате отличается цельностью и разнообразием. Впрочем, совершенно не обязательно вполне осознанными.

Простую мысль: чтобы стать профессионалом, надо долго практиковаться и тренироваться, — Вишневецкая не раз повторяла применительно к писательскому труду. Не обязательно станет художником тот, кто много рисует, но никогда — тот, кто рисует мало. То же и здесь. Период юношеской графомании необходим, хотя ничего не обещает и не предвещает, разве что работает на накопление критической массы. Опыта.

О связи художественного и графоманского в рецензии на выставку фоторабот Вишневецкой писал Леонид Костюков: «Они одинаково уютно смотрятся на стене выставки и в домашнем альбоме. По-моему, такова и природа настоящей художественной прозы. Великое умение похоже на неумение. Умная и рафинированная эстетическая система, как правило, лишь умело транслирует равнодушие создателя. Подлинный шедевр питается теми же токами, что и беспомощный графоманский опус. Работает батареей — качает тепло»¹.

Далеко не все согласятся с тем, что такова природа настоящей художественной прозы. Зато легко понять, откуда разброд и шатание в оценках творчества Вишневецкой: от высочайшей — прямо сказанное слово «шедевр» у Андрея Немзера — до низкой, загоняющей ее в рамки женской-преженской прозы, которую еще и почему-то (почему бы это?) трудно читать.

На сайте «Книжной витрины» Владимир Иткин отрекомендовал «Опыты» в качестве материала для психиатрии². Владимир Яранцев вслед за Набоковым, высказавшимся так об Андрее Белом, величает прозу Вишневецкой «капустным гекзаметром»³.

В серединку иерархии Вишневецкая попадает у Александра Архангельского, причисляющего ее творчество к беллетристике. «Марина Вишневецкая именно из этого, срединного, корневого ряда; без такой качественной, хотя и не всеохватной прозы, которую пишет она, нормальный литературный процесс невозможен»⁴, — утверждал Архангельский в 2003 году, после премиеносного 2002-го, когда писательница получила награду журнала «Знамя» (уже вторую), а также премии Белкина и Аполлона Григорьева. Формулировка «качественная, хотя и не всеохватная проза» звучит, правда, как разоблачения, которые взбунтовавшийся первый министр бросает королю в «Обыкновенном чуде»: «Подвижник! Отшельник, но отнюдь не святой!»

Ирина Роднянская, Никита Елисеев, Евгений Ермолин характеризуют произведения писательницы как «электрическую обманку»⁵, поздний соцреализм «с любовью»⁶, «мастеровито выложенную релятивистскую мозаику»⁷…

Если творчество Вишневецкой и связано с релятивизмом, то только в отношении к чужому слову, особенно явно выраженном в «доопытный» период, в страстной любви к этому чужому слову, к его вкусу.

О том, как впервые довелось его попробовать, Вишневецкая писала сама: «В девятом классе, когда мы проходили «Войну и мир» Толстого, для своего домашнего сочинения я выбрала тему «Семья Ростовых». Нашла в романе все упоминания о письмах, которые Ростовы писали, и их сочинила. Этот ни с чем не сравнимый вкус чужого слова, чужих интонационных переходов я впервые ощутила именно тогда»⁸.

На глубоком проникновении в чужое и одновременно четко выдержанной дистанции чужого и своего построено у Вишневецкой все: от ранних вгиковских сказок до цикла «Вещественные доказательства».

Уже с героем первого мультфильма по сценарию Вишневецкой «Малиновка и медведь» (1983, режиссер Н. Лернер) случается та же история, что и с ней-писателем, что и с ее читателем: они волей-неволей попадают в плен чужого слова. Здесь — песенки замерзающей малиновки. Из звукоподражания «день-день-день, синь-синь-синь» вырастает модернистски-графоманское, постепенно подчиняющее себе медведя:

День светел,

задира-ветер

давно притих!

День синь,

день тих!..

Забегая вперед, замечу: «Малиновка и медведь», как и «Слон и пеночка» (1986, режиссер Н. Лернер), — еще и первые опыты любви, задолго до снискавшей премию повести «А. К.

1. Костюков Л. Фотограф с человеческим лицом: выставка фотографий прозаика Марины Вишневецкой // Знамя. 2004. № 2.[↩]
2. ] http://www.top-kniga.ru/kv/review/detail.php?ID=15446 [↩]
3. Яранцев В. Свобода и пустота // Сибирские огни. 2000. № 6. [↩]
4. Архангельский А. Женский вопрос и мужской ответ // Известия. 2003. 11 марта. [↩]
5. Роднянская И. Гамбургский ежик в тумане // Новый мир. 2001. № 3.[↩]
6. Елисеев Н. Простые истории // Эксперт Северо-Запад. 2003. 17 марта. [↩]
7. ] http://www.liberal.ru/articles/cat/1105[↩]
8. Цит. по: http://www.belousenko.com/wr_Vishnevetskaya.html [↩]