В. В. Иванов. Пастернак. Воспоминания. Исследования. Статьи

В. В. И в а н о в. Пастернак. Воспоминания. Исследования. Статьи. М.: Азбуковник, 2015. 696 с.

В книге под одной обложкой помещены произведения разных жанров: мемуарные записи, монографические исследования, статьи, заметки и комментарии. Написанные и опубликованные в разное время, они обретают абсолютно новое синергетическое качество. В единое концептуальное целое эти исследования объединяет желание показать жизнь Пастернака в ее неразрывной связи с искусством. Так, в воспоминаниях, открывающих книгу, личные подробности даются через призму художественных текстов, а художественные тексты дополняют и уточняют биографию Пастернака. Фактически эти мемуарные свидетельства представляют собой попытку обнаружить подлинного Пастернака, понять закономерности его поэтики и судьбы.

Следование этому принципу приводит к неизбежным смысловым пересечениям в статьях разных лет. Однако повторы обусловлены попыткой автора показать творчество Пастернака как некую оркестровую партитуру, пронизанную несколькими главными темами.

Принцип метаморфозы оказывается для поэтики Пастернака центральным. Это показано в ключевой работе книги — «Разыскания о поэтике Пастернака. От бури к бабочке». Перед нами исследование поэзии Пастернака сквозь призму стихотворения «Бабочка-буря», которое оказывается своеобразной «точкой сборки» основных смыслов пастернаковского творчества. Виртуозный семантический анализ образов и мотивов «Бабочки-бури», выстраивающихся в некий сверхтекст, выявляет, с одной стороны, целый ряд неочевидных смыслов в исходном стихотворении, а с другой стороны, выводит читателя к базовым принципам организации поэтического мира Пастернака. Вяч. Вс. Иванов показывает, что, несмотря на свою причудливость и прихотливость, этот мир зиждется на довольно прочном фундаменте. Однако эта прочность парадоксальна: она связывается с идеей вечного изменения, которая реализуется в сюжете превращения-трансформации. И уникальность «Бабочки-бури» в том, что стихотворение заключает в себе множество реализаций данного сюжета: от превращения девочки в женщину до метафорического преображения пространства.

В статье «Хронотопы творческой биографии Б. Л. Пастернака» образ пространства рассматривается в аспекте соотнесения науки и художественного творчества. Пастернак полагал, что искусство решает те же задачи, что и наука. Вяч. Вс. Иванов же доказывает эту мысль, проводя аналогии между научными концепциями рубежа веков и поэзией самого Пастернака, для которой оказывается значимой идея единства пространственно-временного континуума.

Однако метафорическим преобразованиям подвергается не только пространство: через «горнило метафоры» проходят и предметные образы, которые, теряя свое конкретное значение, часто превращаются во всеобъемлющие символы. Так, в третьей главе «Разысканий…» показывается, как визуальный образ (портрет Инфанты Маргариты Тересы) не столько развертывается в тексте, сколько развертывает текст. Метаморфоза оказывается и темой стихотворения, и его конструктивным принципом. Поэтика в данном аспекте становится зеркалом картины мира Пастернака, которая задает тождественность разных пластов реальности, перетекающих друг в друга.

С идеей метаморфозы соотносится и тема детства. Этот период был весьма значим для Пастернака, который, по замечанию исследователя, вынес из своего детства — «детство всех мифологий мира…» (с. 281). Детству посвящена отдельная глава «Разысканий…» и статья «»Вечное детство» Пастернака», где выявляются семантический и биографический контексты, соотносящиеся не только с комплексом романтических идей, но и с историческим пониманием человеческой личности.

Детская тема для исследователя оказывается перекрестком, где сходятся биография и поэзия. Так, Вяч. Вс. Иванов выявляет субстрат детских впечатлений в метафорике и сюжетике творчества Пастернака (ср. анализ метафор «Полярной швеи» в «Разысканиях…» и других статьях). Эстетическая переработка событий, отраженных в личной памяти, позволяет определить глубинные механизмы творческой деятельности и заново, в когнитивном аспекте, поставить вопрос о психологии творчества.

Едва ли не ключевое место в книге занимают вопросы семантической организации лирики Пастернака. Мифологическая взаимообратимость явлений мира, нарративно воплощенная в сюжете трансформации, здесь выражается в смещении семантики слова. Слово позволяет сгустить эмоцию, спрессовать длящееся время в единый образ. Вяч. Вс. Иванов обнаруживает этот онтологический импрессионизм, связанный с желанием поэта запечатлеть четвертую координату времени в трехмерном пространстве языка, в стихотворении Пастернака «Вокзал», где описываются события, «моментальные навек» (см. «Заметки к истолкованию пастернаковских текстов», с. 348).

Поэтический универсум Пастернака пронизан не только семантическими, но и звукосемантическими соответствиями. Вяч. Вс. Иванов делает попытку вглядеться в звуковую материю слова, проникнув «в сферу бессознательных звуковых и зрительных ассоциаций…» (с. 367). Примечательно, что ученый не просто констатирует наличие тех или иных звуковых повторов, он пытается, во-первых, определить семантический ореол этих звуков, а во-вторых, понять, чем обусловлено пристрастие Пастернака к таким звуковым сочетаниям.

Поэтика Пастернака оказывается своеобразной линзой, фокусирующей лучи, которые пронизывают толщу мировой культуры. Спектр ассоциаций, обнаруживающихся в пастернаковских текстах, предельно широк: от мифологии до современной Пастернаку поэзии. Однако общей рамой для них оказывается творчество поэта, который, как видится Вяч. Вс. Иванову, проник в глубины человеческого духа и обрел поэтическое ясновидение.

Определяя место Пастернака в отечественной культуре, Вяч. Вс. Иванов, во-первых, указывает на связь Пастернака с русской поэтической традицией XIX века, а во-вторых, обозначает его отношения с символизмом и постсимволизмом (акмеизмом и футуризмом). Так, знаковыми для поэзии Пастернака оказываются имена Случевского и Фета, в поэзии которых в общих чертах обнаруживается тот же мотивно-образный комплекс превращений и тема бабочки-души-женщины (см. главу из «Разысканий…» «Родословная превращений и Гете»). Что касается темы «Пастернак и поэзия рубежа веков», то на ней следует остановиться подробней.

Обращаясь к традиционному разграничению поэзии Серебряного века на три ветви — символизм, акмеизм, футуризм, — Вяч. Вс. Иванов все же обнаруживает общую исходную базу этих трех течений. Именно об этом идет речь в работе «Пастернак и ОПОЯЗ (к постановке вопроса)», где поднимается проблема единства картины мира эпохи. Исследователь показывает гетерогенность культурного хронотопа 1910-1920-х годов, где сложным образом взаимодействовали самые разнообразные литературные теории. Однако с высоты птичьего полета обнаруживается, что идеи, казавшиеся современникам принципиально разнородными, являются реализациями одной мировоззренческой установки и инспирированы сходными культурно-историческими обстоятельствами. Так, анализируя этапы рецепции идей ОПОЯЗа Пастернаком, Вяч. Вс. Иванов приходит к выводу о том, что поэт уже был подготовлен к их восприятию, ибо он, видимо, изучал работы Белого, где затрагивались те же проблемы обновления поэтической формы.

Имя Белого в статьях, посвященных русской культуре рубежа веков, звучит довольно часто. И это неслучайно: общей платформой для развития рубежной поэзии оказывается символизм, который, как утверждает ученый, в своих ключевых идеях предвосхищает постсимволистские течения. Данная мысль блестяще доказана в известной статье Иванова «О воздействии «эстетического эксперимента» Андрея Белого (В. Хлебников, В. Маяковский, М. Цветаева, Б. Пастернак)». Здесь Белый предстает как гениальный исследователь, предвидевший смысловые и ритмико-поэтические новации, радикально повлиявшие на поэзию ХХ века в целом и на лирику Пастернака в частности.

Связь творчества Пастернака и акмеизма исследуется в работе «1913 год. Триптих», опубликованной впервые. Помимо художественной практики с акмеизмом Пастернака роднит и общая генеалогия творчества. Так, в статье «Ахматова и Пастернак. Основные проблемы изучения их литературных взаимоотношений» ученый указывает на Анненского как на значимую фигуру для обоих поэтов. Любопытно, что Пастернак свои «совпадения» с Анненским считает случайными. Но случайность кажется предопределенной и в некотором смысле закономерной, если рассматривать ее с позиции концепции третьего мира. «Соотношение между Анненским и Пастернаком, — пишет Вяч. Вс. Иванов, — можно было бы лучше всего представить как преемственность между отдаленной возможностью <…> и полной реализацией этой потенциально существовавшей <…> поэтической вселенной у Пастернака» (с. 405).

Книга сопровождается солидным справочным аппаратом: именным, предметным указателем, указателем заглавий цитированных стихов, географических названий, указателем лексем (на разных языках), ставших объектом авторского рассмотрения, и наконец, сведениями о первых публикациях мемуаров и статей, вошедших в книгу. Особого внимания заслуживает оформление обложки, выполненное на основе фотоанаграммы (СветАна ИвАнова). Все это свидетельствует о чрезвычайно бережном отношении к наследию Бориса Пастернака и Вяч. Вс. Иванова, одного из самых выдающихся ученых современности.

Любовь КИХНЕЙ, Олеся ТЕМИРШИНА

Институт международного права и экономики им. А. С. Грибоедова