№8, 1980/Обзоры и рецензии

В новом ракурсе

Ю. Н. Борисов, «Горе от ума» и русская стихотворная комедия (У истоков жанра), Изд. Саратовского университета, 1078. 104 стр.

В современном литературоведении все более актуальным становится изучение отдельного произведения в связи с литературным процессом эпохи и – конкретнее – в ряду произведений того же жанра. Постепенно преодолевается и взгляд на внезапное, «из ничего», появление комедии Грибоедова «Горе от ума»»на бледном фоне русского комедийного репертуара начала XIX века и раннего творчества самого Грибоедова» 1. Если в трудах Алексея Веселовского, А. Слонимского, Н. Пиксанова высказывались предположения об отдельных влияниях, традициях, то в новейших работах отыскиваются прямые текстовые соответствия между «Горем от ума» и ранними опытами Грибоедова, исследуется развитие образов комедии из популярных амплуа русской сцены.

В книге Ю. Борисова проблема «традиций» и «новаторства» Грибоедова ставится на новом материале и в новом ракурсе: автора монографии интересует не генезис тех или иных мотивов, образов, тем, стиховых формул грибоедовской комедии, не «влияния» или «заимствования», но типологическое родство «Горя от ума» со стихотворной комедией XVIII века.

Появление работы подобного рода закономерно, оно порождено сложившейся литературоведческой ситуацией, диктующей необходимость не очередной «интерпретации» грибоедовского шедевра при полном игнорировании его литературного фона, а включения «Горя от ума» в контекст эпохи и в контекст русской комедийной традиции.

Книга Ю. Борисова не претендует на подробное описание закономерностей эволюции русской стихотворной комедии от ее возникновения до «Горя от ума». Автор выбрал наиболее характерные образцы жанра: «Корион» Д. Фонвизина, «Ненавистник» М. Хераскова, «Самолюбивый стихотворец» Н. Николева, «Русский парижанец» Д. Хвостова, «Преступник от игры» Д. Ефимьева, «Смех и горе» А. Клушина, – найдя в каждом из них, зачастую на периферии сюжета, зародыши тех тем, которые впоследствии, в грибоедовской комедии, займут центральное место. Такими «сквозными» темами отечественной комедиографии будут: «безумие» от любви, тема «ума» во всем спектре ее значений – от простого умения жить в свете до «ума» как высокой нравственной позиции, противопоставление «века нынешнего» и «века минувшего», тема клеветы и злоязычия, осуждение галломании. С другой стороны, стихотворная комедия XVIII века определила некоторые немаловажные принципы построения «Горя от ума»: сочетание комического и трагического, «свобода» (вопреки тогдашним правилам драматического искусства) в ведении интриги, выражающаяся в многочисленных «отступлениях» от основной сюжетной линии, «эпиграмматическое» начало.

Выбранная точка отсчета – от конца к началу, к истокам, – и направление анализа – ретроспекция – свидетельствуют об отчетливом осознании автором «итоговости» комедии Грибоедова, замыкающей собою традицию и знаменующей выход из нее. Отсюда правильный методологический ход Ю. Борисова: вовсе не обязательна сознательная ориентация драматурга Грибоедова на какое-либо конкретное произведение своего предшественника или современника. Предшествующий период существования комедии накопил богатый арсенал литературных клише, моделей, формул, которые стали достоянием жанра, а не принадлежностью отдельного произведения. При всей своей самобытности и новаторской сущности «Горе от ума» – квинтэссенция старой, идущей от XVIII века, культуры; оно все насквозь «цитатно» (в широком смысле слова), пронизано отсылками не столько к индивидуальным текстам, сколько к «общим местам» русской комедиографии. Совершенно справедливо замечание исследователя: «Горе от ума» аккумулировало огромную энергию, заключенную в «памяти» жанра, и потому Грибоедову было достаточно нескольких реплик для воссоздания ситуации, ради которой Хвостов писал целую комедию» (стр. 61). Здесь автор проницательно уловил принцип использования в комедии накопленного традицией материала: то, что некогда было самостоятельным, отдельным текстом, в структуре «Горя от ума» становится лишь знаком присоединения к этой традиции, уже во многом переосмысленной.

Плодотворной представляется мысль Ю. Борисова о наличии двух «слагаемых» русской стихотворной комедии: драматического действия и «говорения», или, как называет его исследователь, «словесного наполнения». Разговор, часто перерастающий в «сатирическое обозрение» общества, как раз и создавал специфический «русский» колорит, служил своеобразным «наполнителем» условной сюжетной схемы.

Как и всякое исследование, осваивающее еще мало изученную проблему, книга Ю. Борисова не лишена некоторых недостатков. Не все параллели между «Горем от ума» и указанными выше произведениями кажутся убедительными. Так, только на основании несколько раз встречающихся реплик (типа: «Его уже ничто на разум не приводит, // И больше от часу с ума мой барин сходит») делается вывод о типологическом совпадении мотивов «безумия» в «Корионе» Фонвизина и «Горе от ума» Грибоедова. Однако «безумие» Кориона и «сумасшествие» Чацкого – вещи достаточно далекие, и факт внешнего сходства не означает их типологического родства. Для заключения о последнем необходимо выйти за рамки имманентного анализа и обратиться к анализу историко-культурной ситуации, породившей подобные идеи. Ю. Тынянов в свое время взял на себя эту задачу, когда писал, что сюжет «Горя от ума» (а «выдумка о сумасшествии Чацкого», по его мнению, «сильное место в сюжете») был «громадного жизненного, общественного, исторического значения» 2. В комедии Грибоедова «сумасшествие» Чацкого имеет вполне определенный подтекст. С «Корионом» же дело обстоит иначе. Часто встречающаяся метафора «сошел с ума» – явление чисто речевое, не несущее дополнительной внелитературной семантики. Это «общее место», топика описания любовной страсти героя, весьма распространенная в XVIII, да и в XIX веке. Автору монографии следовало бы в данном случае, как и во всех других отмеченных им соответствиях, показать трансформацию, семантические сдвиги, которые претерпевают традиционные темы и мотивы в структуре «Горя от ума», и как тем самым Грибоедов преодолевает «автоматизацию » жанра.

В сущности, большинство погрешностей рецензируемой работы базируется на одном серьезном недостатке: автор словно надел на себя шоры, не желая замечать ни литературной жизни, ни литературной борьбы, которые, без сомнения, накладывают свой отпечаток на литературный текст. Однако ясно, что типология явлений – не голая абстракция, она требует выхода в иные, взаимодействующие с литературными, сферы. Там же, где исследователь пытается дать историко-культурный комментарий найденным соответствиям, он прибегает к слишком общим фразам об обращении Грибоедова «к правде жизни» (стр. 82), об уходе от «всякой идеализации» (стр. 82). Это привело к тому, что в поисках жанровых констант он упустил факт изменчивости жанра, отчего картина жизни и функционирования стихотворной комедии предстает статичной, раз и навсегда сформировавшейся.

Отсюда вытекает следующий промах Ю. Борисова. Он пишет: «Самый «нетрадиционный» участник драмы – Молчалин. Он антипод Чацкого, на стороне которого нравственное и интеллектуальное превосходство, явная симпатия автора. Но он не «злодей», не отклонение от общепринятой нормы» (стр. 82). Здесь-то мы и сталкиваемся с видоизменением популярного комедийного типа и с его сложным взаимодействием с категорией амплуа.

Комедия до Грибоедова знала антитезу: болтливый, часто даже неумный, порой самовлюбленный претендент на руку героини и скромный, тихий, услужливый избранник ее сердца3. В структуре грибоедовской комедии произошел резкий сдвиг комедийной системы персонажей – «скромность» и «услужливость» выступили со знаком минус, а авторская симпатия выпала на долю прежнего неуклюжего комического любовника. Так старое театральное амплуа у Грибоедова наполнилось новым содержанием4.

Весь накопленный материал наблюдений, сравнений, выводов несомненно обогатит область литературоведения, изучающую творчество Грибоедова и переживающую новый подъем.

  1. Вл. Орлов, Художественная проблематика Грибоедова, «Литературное наследство», 1946. т. 47 – 48, стр. 4.[]
  2. Ю. Н. Тынянов, Сюжет «Горя от ума». «Литературное наследство», т. 47 – 48, стр. 150.[]
  3. Так построены комедии «Благородный театр» М. Загоскина, «Говорун» Н. Хмельницкого, «Студент» А. Грибоедова и П. Катенина, а в XVIII веке – «Бригадир» и в известной степени «Недоросль» Д. Фонвизина.[]
  4. Подробно об этом см.: С. А. Фомичев, К творческой предыстории «Горя от ума» (комедия «Студент»), в сб. «От «Слова о полку Игореве» до «Тихого Дона». Сборник статей к 90-летию Н. К. Пиксанова», «Наука», Л. 1969; А. Л. Зорин, «Горе от ума» и русская комедиография 10 – 20-х годов XIX века, в сб. «Филология», вып. 5, Изд. МГУ, 1977.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №8, 1980

Цитировать

Проскурина, В. В новом ракурсе / В. Проскурина // Вопросы литературы. - 1980 - №8. - C. 242-245
Копировать