В. Лукьянин. «Урал»: журнал и судьбы

Книга появилась в год шестидесятилетия литературного журнала «Урал». 600 страниц в мягком переплете. Минимум сносок, зато довольно много редких черно-белых фотографий. Такой книги об истории «Урала» с 1958 по 1999-й больше не будет. И вот почему. Так случилось, что в фонды Государственного архива Свердловской области поступила лишь небольшая и не самая интересная часть редакционного архива. Остальное хранилось в редакции журнала. Но основная часть этого редакционного архива просто исчезла одиннадцать лет назад во время капитального ремонта. Так пропала интереснейшая переписка с авторами, исчезли инструкции цензоров, которые редакция получала «спецпочтой, под роспись». От былого богатства сохранились крупицы. Поэтому недостаток письменных источников приходится компенсировать устными рассказами и воспоминаниями. И здесь у Лукьянина просто нет конкурентов. Он 20 лет руководил журналом, лет 40 остается его автором, а читателем — все 60. Журнал появился на его глазах, уже через пару дней после выхода первого номера «Урала» (19 января 1958 года) Лукьянин листал его на столике «Союзпечати». Почти со всеми редакторами, когда-либо работавшими в «Урале», он был знаком лично. Наконец, трудно найти человека, который лучше бы знал уральский литературный мир на протяжении нескольких десятилетий. Автор книги балансирует между исследованием и мемуарами, причем к последним он явно ближе в главах, посвященных 1980—1990-м.

Подзаголовок «Журнал и судьбы» очень точен. Большая часть книги посвящена редакторам и авторам «Урала», их жизни, их сочинениям. Они мало известны современному не уральскому читателю. Даже имя Николая Никонова сейчас помнят немногие, хотя в местном литературном пантеоне он занимает третью ступеньку после Бажова и Мамина-Сибиряка. Что же говорить об Александре Филипповиче, Борисе Путилове, Анне Неркаги, Владимире Туболеве, Александре Чуманове? А ведь это ведущие авторы журнала на протяжении многих лет. Лукьянин не забывает и рабочих, ставших авторами журнала, вроде каменск-уральского аппаратчика электролиза Николая Голдена или тагальского литейщика Эрвина Потоскуева, автора рассказа «Чекисты».

В конце 1950-х Свердловск (так назывался тогда Екатеринбург) никак не претендовал на статус третьей литературной столицы. После смерти Бажова в городе не было ни одного литератора общероссийской известности. Литературной критики практически не существовало, Н. Полозкова, бывший университетский преподаватель, будет создавать отдел критики «с нуля».

Считается, что «Урал» появился на волне хрущевской оттепели. Но первые номера «Урала» близко не оттепельные, они даже слишком ортодоксальны для 1958 года.

Моя Москва — столица мира!

Здесь, устремляя взгляд в века,

На Старой площади, 4

Живет,

Работает ЦК…

Эти стихи уральского поэта Ю. Трифонова (не путать с московским прозаиком) и роман Н. Поповой «Дело чести» (о борьбе с «врагами народа») печатали, чтобы «обком был доволен». А повесть И. Новожилова и В. Шустова «Королевский гамбит» (о приключениях советских разведчиков в тылу врага) — для массового читателя.

Но постепенно журнал стал меняться. Еще при О. Корякове, первом главном редакторе, появились стихи Бориса Ручьева и проза Виктора Астафьева. При новом главном редакторе, Г. Краснове, журнал из областного стал региональным, авторов теперь печатали не только местных, но и столичных. В отделе критики выходили статьи молодых тогда Игоря Золотусского и Льва Аннинского. Рядом со стихотворными агитками появились чудесные стихи Алексея Решетова. Отдел прозы печатал Константина Воробьева и Эммануила Казакевича. Выходило много переводной литературы. Именно в «Урале» появились первые русские переводы «Убийства в восточном экспрессе» Агаты Кристи и «Уловки 22» Джозефа Хеллера. Тираж вырос с 12—16 до 30 тысяч экземпляров. Но тут Краснова и сняли с должности. Считается, что «либерального» коммуниста Краснова поменяли на «ортодоксального» Очеретина. Однако Лукьянин доказывает, что особенных идейных различий между двумя главредами не было. Просто Очеретин был жестче и мог лучше провести «линию партии».

Очеретин оказался самым коммерчески успешным редактором «Урала». Редакция переехала в новое помещение, заняв целый этаж в доме по улице Малышева, 24 (и по сей день его занимает). Вдвое вырос штат, выросли зарплаты, а тираж достиг рекордной для «Урала» цифры — 120 тысяч экземпляров. Главный редактор нашел новую целевую аудиторию. Сам он говорил, что работает для «визовских мужиков» (ВИЗ — Верх-Исетский завод, одно из крупнейших предприятий Свердловска). Не только для визовских, конечно, но и для уралмашевских, химмашевских, уралтрансмашевских. Впрочем, в те времена «Урал» уже выписывали и в Мурманске, и в Днепропетровске, и в Москве, и, конечно же, по всему Уралу.

Читателя привлекали популярный отдел сатиры и юмора (среди его авторов был молодой тогда пародист Александр Иванов) и детективы. Заведующая отделом прозы В. Артюшина даже пошла работать народным заседателем в суде, чтобы лучше разбираться в детективах, которые ей регулярно приходилось редактировать. Очеретин не только печатал, но и сам сочинял романы и повести на производственную тему. По словам Лукьянина, завод или цех выступал там в роли древнегреческого хора, а роль олимпийских богов играл партком (с. 348—349).

Уход Очеретина был связан с большим скандалом, который описан в книге Лукьянина весьма деликатно и не слишком подробно. Эта деликатность, своего рода советская политкорректность, заметна читателю книги. Если писатель или редактор повел себя дурно, Лукьянин не называет его по имени. Вот характерный пример: «Валентина Викториновна Артюшина выудила пакет с рассказами, присланными неизвестным автором, из мусорной корзинки, куда их выбросил литсотрудник (вполне себе прозаик)» (с. 316). Лукьянин отлично знает, о ком пишет, а я вот уже и не знаю, намек не пойму, как, вероятно, и большинство читателей.

В 1980-м на место главного редактора приглашали самого известного в то время уральского писателя Николая Никонова, но тот отказался. Тогда секретарь обкома Житенев и предложил В. Лукьянину возглавить журнал. По своим убеждениям Валентин Петрович либеральный коммунист. «Урал» под его руководством в начале 1980-х был, пожалуй, либеральнее столичных журналов. Такую репутацию он получил после повести Андрея Ромашова «Диофантовы уравнения» (1981, № 4). Лукьянин считает эту публикацию едва ли не самой главной своей редакторской удачей. На журнал снова обратили внимание столичные авторы и переводчики. Нора Галь предложила журналу свой перевод «Крысолова» Невила Шюта, которого не решались печатать в Москве. Владимир Маканин напечатал в «Урале» «Антилидера» и «Гражданина убегающего». Журналу предлагали напечатать и «Ювенильное море» Андрея Платонова, но цензура не пропустила.

Лукьянин называет «Урал» провинциальным журналом, что никак не принижает его значения. Речь не о качестве журнала, но о его роли в литературном мире. В столице журнал оформляет литературное направление, а в провинции становится клубом, центром местной литературной жизни. И все-таки назвать лукьянинский «Урал» провинциальным просто невозможно. Журнал печатал «Дар» Набокова и «Сивцев Вражек» Осоргина, «Заводной апельсин» Берджеса и «Шошу» Зингера. В конце 1980-х Лукьянин, человек вполне традиционных взглядов, открыл дорогу в журнал для уральского литературного андеграунда. Тогда же дебютировали в журнале Александр Верников, Александр Иванченко, Юлия Кокошко, Ольга Славникова, Вячеслав Курицын, Марк Липовецкий. Скоро они получат всероссийскую известность, станут лауреатами литературных премий, авторами столичных издательств и журналов.

Журнал становился все интереснее, а подписчиков терял (с 120 000 до 70 000). Читатели очеретинского еще «Урала» переставали его узнавать, писали в редакцию и советовали «не печатать такую тягомотину, как у Набокова», а перевод «Коллекционера» Фаулза отнесли к числу «самых скучных» публикаций «Урала» (с. 571). В январе 1988-го появился экспериментальный номер, который продавался даже на черном рынке за большие деньги. Зато возмущенные подписчики отсылали номер обратно в редакцию.

«Урал» терял старого читателя, а нового не находил. Эстетическую смелость журнал соединял с политической осторожностью, точнее — сдержанностью. Политических сенсаций там было немного, а именно они и привлекали подписчика на рубеже 1980—1990-х. Так, редакция отказалась печатать Виктора Суворова. Очевидно, речь шла о будущем бестселлере «Ледокол». Он добавил бы журналу популярности, но главному редактору такая публикация показалась бы кощунством.

Материальная сторона дела Лукьянина, кажется, менее всего интересует. Сведений о доходах, гонорарах, о заработках писателей в книге очень мало, а если они подаются, то выборочно. Так, Лукьянин подробно рассказывает о скромных (900—1300 рублей до реформы 1961 года) окладах сотрудников только что созданного журнала. А потом упоминает, что зарплаты подняли, но насколько? О знаменитых советских журнальных гонорарах, на которые писатель мог безбедно и даже роскошно жить, почти не говорится. Только однажды упомянута ставка: от 120 до 400 рублей за авторский лист (с. 401). Между тем я вспоминаю рассказ сотрудника лукьянинской редакции В. Исхакова. Готовя к печати роман К. Лагунова «Бронзовый дог», он сократил его на целый «Запорожец». Сколько же автомобилей и какой именно марки можно было купить на весь гонорар? Из книги Лукьянина мы этого не узнаем. Подчеркнуть скромность, бескорыстие сотрудников редакции он считает нужным, а хвастаться высокими гонорарами — неприличным.

Лукьянин завершает книгу рассказом о борьбе за жизнь в 1990-е, когда «Урал» оказался просто не приспособлен к новой реальности: «Существование вашего журнала — экономический абсурд», — сказал редактору американский экономист (с. 585). Оставался один выход: сделать журнал государственным учреждением вроде музея или библиотеки. Лукьянину удалось этого добиться, после чего он покинул редакцию, передав налаженное уже дело своему преемнику. Новую (после 1999 года) историю журнала автор предлагает написать другому человеку. На мой же взгляд, писать эту книгу пока рано. Историку литературы необходима некоторая временная дистанция, писать о текущем — не его дело. А книга о советском и постсоветском «Урале» перед читателем. К ней будут обращаться литературоведы, краеведы и просто любознательные читатели, которые захотят узнать о прошлом «Урала», погрузиться в мир «провинциальной» литературной жизни 1950—1990-х годов и увидеть, как скромное свердловское издание постепенно превращалось в один из ведущих русских литературных журналов.