В контакте с мирозданием

Я боюсь, что сыт по горло древнерусской тоской.

Борис Гребенщиков

Тезис об инфантильности современной молодой поэзии (имеется в виду поколение нынешних 20- и 30-летних) высказывался уже не раз и давно набил оскомину. В одном только журнале «Арион» опубликовано несколько статей¹,, а есть еще материал Николая Работнова в «Знамени»²,, недавний «круглый стол» в журнале «Нева»³,  и др. Поэтов обвиняют в незрелости, пессимистичном взгляде на мир, в обрыве связей с реальностью, безответственности. Основные мотивы стихов – неустроенность, внутренний разлад, общая апатия, отчужденность, одиночество, катастрофизм бытия. Короче, «эпоха большой нелюбви» (в крайнем случае, равнодушия) к миру и чрезмерной любви к себе. Огромное же внимание исключительно к собственной персоне порождает, как мы знаем, сужение кругозора и тотальное мелкотемье.

Чаще всего под прицел критиков попадает так называемая «актуальная» поэзия, которая в ответ периодически отстреливается статьями и отдельными репликами «сами-знаете-кого». Литературный процесс кипит. Докипел до того, что, будучи на форуме молодых писателей в Липках, я столкнулся с молодым критиком Александром Житеневым, который обвинил в «переживании зыбкости миропорядка» и «отсутствии самостояния» уже и «правую» (неактуальную, традиционную) поэтическую группировку. Критик не поленился прочесть все подборки, присланные на форум, и сделать глобальные выводы. Уж не знаю, к какому крылу причислят меня после написания этого материала, но с десяток поэтов (согласитесь – не так и мало), не попадающих в эту общую колею неприкаянности (или, во всяком случае, периодически из нее выбирающихся), я назову. С моей точки зрения, в молодой поэзии за последние несколько лет мировоззренческие координаты начали меняться. И меня этот сдвиг радует. Как читателю, «эпоха депрессивной литературы» мне не близка.

Поэты, о которых пойдет речь, в литературном пространстве в той или иной степени известны. Практически у всех есть публикации в толстых журналах («Новый мир», «Октябрь», «Нева», «Звезда», «Дружба народов», «Континент», «Арион», «Крещатик») и коллективных сборниках. Некоторые уже успели стать лауреатами литературных премий («Новые имена», «Дебют», «Илья-премия», «Заблудившийся трамвай»), принять неоднократное участие в форуме молодых писателей в Липках и выпустить первую книгу стихов.

ПРЕОДОЛЕНИЕ

Проблема инфантильности молодых стихотворцев, как мне кажется, напрямую вытекает не из какой-то постмодернистской специфики или современной социальной ситуации (высокая скорость жизни, постиндустриальное общество, глобализация и т.д.), но в первую очередь из простоты художественной задачи. Отрицательные эмоции легче передать – они ярче, острее, понятнее. Если полоснуть по руке ножом, крик вырвется непроизвольно, без всяческих усилий. Не сравнить со смутным, трудноуловимым ощущением счастья и гармонии – его еще нужно «нащупать». Плюс довлеет наша родная литературная традиция трагедийного мироощущения. Хочется поставить диагноз: новейшая русская литература – это страдание, доведенное до абсурда. Исключения, как известно, подтверждают правило. О какой зрелости может идти речь? Такое ощущение, что установка на уныние считается нормой, тем более примеров в нашей культуре достаточно. Еще и засмеют, если ты считаешь по-другому, и обвинят в отсутствии опыта, в неоправданном оптимизме… Может быть, поэтому особенно значимо для меня прозвучали строки молодой поэтессы Анны Минаковой:

Я к тому завожу эту речь,

что уже не обнять, не сберечь

тех, кто райской напился водицы.

Но не будем, возлюбленный че,

друг у друга рыдать на плече,

ибо это ли нам пригодится.

Друг печальный, не нам ли пора

черный снег выметать со двора

и глотать не вершки, а коренья?

Чтобы что-то в нутро потекло,

обращая земное тепло

в неземное какое горенье.

Установка сознания преимущественно на трагедию не позволяет постичь жизнь во всей ее глубине. Слезы застилают истинную картину мира; делать выводы о реальности, опираясь только на «катастрофизм», как минимум однобоко, ибо мир на самом деле находится в равновесии – добра в нем ровно столько же, сколько и зла. С подобным подходом герой обречен на поверхностное восприятие, обречен «глотать вершки». Но, возможно, пришло время посмотреть на все под иным углом зрения, поменять привычную «точку сборки»:

Под рукой у того, кто любит И наблюдает,

все занятия превращаются в ритуал,

и мельчайший обрывок жизни приобретает

красоту, о которой сам не подозревал.

И, быть может, ручными, кроткими обернутся

одиночество, и отчаянье, и позор,

если как-нибудь неожиданно их коснуться –

скажем, с нежностью, не испытанной до сих пор?

(Ксения Дьяконова)

Преодоление внутреннего кризиса, снятие противоречий и, как следствие, изменение угла зрения на действительность – эта тема так или иначе отражена в стихах нынешних молодых поэтов. Главный упрек критиков – что лирический герой не считает нужным меняться, ибо ему в «коконе инфанта» уютно и удобно, – снимается текстами. Лирический герой не бежит от проблем, не прячется в ракушку, но совершает поступок, делает выбор. Некоторые отрывки звучат на редкость жизнеутверждающе: …не судить ни живых, ни мертвых, ибо сам-то не свят, поди, – и отсчитывать дни, и мед их собирать, как плэйлист к CD, и надеясь, что «время лечит», на каком-нибудь рубеже, ожидая, что станет легче, вдруг понять, что легко – уже. И однажды, со всеми квит, ты пробудишься, и вот она – вожделенная dolce vita, заслужил, получай сполна. И пока что здоров и в силе, и пока что осталась прыть, да и все, кто тебя любили, продолжают тебя любить.

(Рахман Кусимов)

Вот с этого «не судить ни живых, ни мертвых» все и начинается. Снимаются претензии к миру, потому что он, на самом деле, никому ничего не должен. Гораздо продуктивнее принять мир, восстановить утерянную взаимосвязь. В этом стихотворении Рахмана Кусимова идет переосмысление своего места в реальности и сбрасывание пресловутой апатии – жизнь-то, оказывается, если внимательно на нее посмотреть, — прекрасна, и неважно, что со всех сторон различные «прозорливцы» утверждают обратное:

…Но покуда на дне колодца видно небо, что над тобой, – сердце бьется, как прежде, бьется, а, верней, продолжает бой. Это значит, что я не сгину, как бы ни был резон высок, – оттого ли, что выстрел в спину предпочтительней, чем в висок; оттого ли, что жизнь прекрасной предстает еще вопреки прозорливцам, которым ясно, что случится в конце строки.

(Рахман Кусимов)

По-женски – более эмоционально и более радикально – преодолевает внутренний кризис лирическая героиня Алины Кудряшевой. Чтобы стать другим, ее прежнее «я», переданное через образ отражения в зеркале, должно умереть. Ибо смерть – необходимое условие полного обновления. Только так замкнутый круг можно наконец-то разомкнуть:

1. Шайтанов Игорь, Подмалевок // Арион. 2002. N 3; Шайтанов Игорь. Инфантильные и пубертатные // Арион. 2003. N 3; Алехин Алексей. Поэзия как поэзия // Арион. 2003. N 3; Скворцов Артем. Кокон Инфанта // Арион. 2005. N [↩]
2. Работное Николай. «Babylon» от слова «бэби» // Знамя. 2004. N 9.[↩]
3. Елена Иваницкая, Александр Мелихов, Марина Кудимова, Ольга Новикова и Владимир Новиков. Литература молодая (Круглый стол) // Нева. 2008. N 1.[↩]