В. К. Кантор. Любовь к двойнику. Миф и реальность русской культуры: очерки

В. К. Кантор. Любовь к двойнику. Миф и реальность русской культуры: очерки. М.: Научно-политическая книга, 2013. 654 с.

Книга Владимира Кантора посвящена размышлениям о сущности русской культуры, о ее истоках, исторических трансформациях и современном состоянии, а также о ее взаимоотношениях с Европой. Как следует из аннотации, книга состоит из статей, публиковавшихся в течение последних десяти лет в разных сборниках и журналах. Эти статьи объединены в пять частей на основании хронологического принципа («К становлению русской культуры», «Петровская Россия», «Девятнадцатый век», «Век двадцатый»). Последняя часть — «Карта моей памяти» — представляет собой воспоминания и размышления автора.

В работе Кантора можно заметить использование различных подходов, методов и приемов. В первой части во всех четырех главах применяется историко-культурный подход, сопровождаемый концептуальными теоретическими обобщениями. В изучении актуальных проблем («Италия как духовный ориентир русской культуры», «Зарождение, затухание и актуализация мифа «Москва — третий Рим»», «Имперский контекст русского православия», «О причинах поражения демократии в России») прослеживаются черты типологического, генетического, историко-антропологического, коммуникативного исследования, семиотического и дискурсивного анализа.

Во второй, третьей и четвертой частях типологическая «история идей» сменяется преимущественно изучением конкретных феноменов русской культуры: исторических деятелей (Петр Великий, Столыпин), ученых и мыслителей (Ломоносов, Катенин, Федотов, Степун, Чернышевский), писателей (Радищев, Пушкин, Достоевский), городов (Москва, Петербург), институтов (университеты), межкультурных взаимодействий (российские и польские европейцы) и т. д. Эти компоненты работы, по всей видимости, должны восприниматься как case studies, где акцент делается на ключевых, «культовых» фигурах XVIII-XX веков.

Последняя — мемуарная — часть вписывается в композицию книги не жанрово, но логически. Она посвящена советскому послевоенному времени, тогда как «Век двадцатый» — преимущественно началу столетия и русской эмиграции. В «Карте моей памяти» происходит резкий переход от исследования к впечатлению, от изучения источников к их созданию.

Закономерно, что при такой сложной композиции возникает вопрос об органичности работы Кантора. Что это в итоге — сборник или книга? Кроме указанного выше хронологического принципа есть формальные признаки «гармонизации» — сквозная нумерация глав (их всего тридцать), подчеркивающая, что автором его произведение воспринимается как единое целое. Есть общий характерный для данного философа стиль, допускающий публицистические приемы и в научных статьях, так что они становятся похожими на лекции или доклады, и в воспоминаниях, которые зачастую теряют свой непосредственный характер и выглядят как подготовленные тексты.

С другой стороны, полижанровость и полиподходность книги могут быть сочтены не за концептуальную особенность, а за некоторую поспешность при ее составлении. Кроме очевидного разрыва между последней частью и остальными, не совсем ясно, к примеру, как вписывается в общий замысел глава «Павел Катенин как теоретик искусства».

Есть в издании и погрешности, которые должен был заметить его редактор. Это многочисленные повторы целых абзацев (с. 25 и с. 63, с. 27 и с. 631 и т.