№6, 2022/Книжный разворот

В. Б. З у с е в а-О з к а н. Дева-воительница в литературе русского модернизма: образ, мотивы, сюжеты. М.: Индрик, 2021. 712 с.

Серия «»Вечные» сюжеты и образы», выпускаемая Институтом мировой литературы имени А. М. Горького, совсем недавно пополнилась пятым томом — основательным фолиантом в 700 страниц с двумя цветными вклейками, на которых изображены амазонки, валькирии, поляницы, Артемида, Афина, Брунгильда, Жанна д’Арк, Царь-девица и другие воинствующие женщины. Все они — героини новой книги В. Зусевой-Озкан «Дева-воительница в литературе русского модернизма». Если бы не было известно, что работа написана доктором филологических наук, то можно было бы предположить, что это диссертация автора, — настолько последовательно исследовательница придерживается принципов написания научных работ. Такой подход можно только всячески приветствовать, так как гендерное литературоведение — одна из самых скромных областей отечественной гендеристики. Признание этого факта нисколько не умаляет работ таких пионерок научного направления, как О. Демидова, М. Михайлова, И. Савкина, Е. Строганова и др.

Самой близкой по тематике и периоду к работе Зусевой-
Озкан тем не менее остается переведенная в 2011 году на русский язык книга финской исследовательницы Кирсти Эконен «Творец, субъект, женщина: стратегии женского письма в русском символизме». В отличие от Эконен Зусева-Озкан не исчерпывает свое обращение к Серебряному веку изучением творчества символистов (Д. Мережковский, В. Брюсов, А. Блок, А. Белый, М. Кузмин), но изучает и модернизм в других изводах (Н. Гумилев, М. Цветаева, Е. Замятин). А также, что кажется наиболее интересным, обращается к менее известным фигурам (А. Баркова, М. Левберг, Н. Львова, С. Парнок, Л. Столица). Литературоведу удается не только найти образы воительниц в их текстах, но и по-новому взглянуть на творчество этих незаслуженно забытых поэтесс, показав наиболее яркие и талантливые его проявления. Стоит отметить абсолютно прозрачное и подробное содержание книги, в котором полностью отражена ее структура и содержание всех глав.

Обращение к произведениям отдельных писателей Серебряного века предваряется обстоятельным вступлением. Автор предлагает рассматривать деву-воительницу как вечный архетипический образ. Свой подход Зусева-Озкан обосновывает позициями исторической поэтики и мифопоэтики, выявляя источники образа в мировой культуре, и подкрепляет методами теоретической поэтики, очерчивая сюжетно-мотивный комплекс, связанный с этим образом в литературе русского модернизма. Так образ воительницы при соответствующей методологической и историко-культурной базе становится серьезной научной темой.

Кто же такие воительницы, если даже самая известная из них — Жанна д’Арк — самолично не участвовала в битвах (согласно материалам обвинительного процесса 1431 года), оставаясь знаменосцем и вдохновляя на подвиги своих соратников? Дева-воительница, «мужчина в душе, но женщина во плоти» [Тогоева 2010: 32], — это героиня, оказывающаяся сильнее или искуснее мужчин на их территории. Война или поединок представляют собой лишь наиболее выраженную часть этого поля, где основными становятся понятия силы и власти. Воительница действует прямыми, зачастую насильственными методами. Такое перенимание традиционно мужских прерогатив приводило к тому, что иногда фигура наделялась полуфантастическим значением. Ей приписывалась особая мудрость (колдовство), полубожественное происхождение, принадлежность к коллективу таких же женщин (амазонок).

Исследовательница выделяет мотивы и топосы сюжета о воительнице: ношение ею мужского костюма или доспеха; мотив девственности; андрогинность; мотив неузнавания героини в мужском обличии; ассоциация с сюжетом спасения в его гностической перспективе; равенство (или даже родство) любящих — героини и ее противника; невозможность любви воительницы и ее избранника и другие. Отдельно Зусева-Озкан выявляет ядро сюжета, которое состоит в борьбе героини на традиционно мужской территории, противостоянии мужскому персонажу. Основным принципом сюжета (имеющего несколько разных вариаций и их контаминаций) становится любовь-вражда двух родственных друг другу противников.

Несмотря на широкую образованность писателей начала XX века и представленность фигур воительниц в разных культурных традициях, круг героинь подобного типа в русской литературе модернизма оказывается ограниченным. Среди них автор отмечает амазонок, валькирий, Пентесилею и Брунгильду, а также сказочную Царь-девицу. Объясняется это культурными влияниями эпохи: популярностью Р. Вагнера и Г. Ибсена, скандинавской мифологии и русского фольклора, а также огромным значением для создания образа других видов искусств (музыки, живописи, скульптуры, театра и кино). Особую актуальность фигура воительницы получает в годы Первой мировой войны.

Историческое выстраивание образа прослеживается автором на материале русской литературы XVII–XIX веков. Зусева-Озкан упоминает любопытные и, безусловно, знаковые для становления традиции аспекты: Россия предстает родиной амазонок; с амазонкой же (либо с богиней-воительницей Минервой) соотносится императрица Екатерина II, что, несомненно, формирует положительный ракурс дальнейшего восприятия образа.

Повествование, посвященное корпусу произведений Серебряного века, строится на детальном анализе текстов, выявлении в них образов воительниц и параллелей с другими текстами. В Серебряном веке одно из первых появлений воительниц Зусева-Озкан фиксирует в проходном стихотворении Мережковского «Легенда из Т. Тассо», предсказывающем, однако, будущие идеи писателя. Спустя полвека он возвратится к фигуре воинственной девы, воплотив ее в образе Жанны д’Арк, который послужит писателю основанием для доказательства ряда религиозно-философских идей. Мережковский добавит к истории свои представления о Царстве Третьего Завета, а идея святой плоти реализуется в «муже-женской» природе Жанны.

Стихотворение «Бой» Брюсова литературовед предлагает рассматривать как прецедентный текст, послуживший основанием для двух поэтических споров. Если у Брюсова герой борется с Судьбой, то Н. Львова оказывается более традиционной, наделяя свою героиню грезами о вечной любви. Так же — в соотношении с брюсовским текстом — рассматривается «Поединок» Н. Гумилева. Зусевой-Озкан удается обнаружить новый источник гумилевского стихотворения — трагедию «Пентесилея» Г. фон Клейста — и обосновать найденные параллели. Находит автор и не выявленные ранее источники для пьесы Гумилева «Гондла», сопоставляя ее со скандинавской мифологией и литературой.

В поэзии Блока не обнаруживается целостного сюжета о вои­тельнице. Поэтому Зусевой-Озкан понадобилось больше усилий для доказательства связи выявленных мотивов с этой фигурой. Такие отступления несколько уводят в сторону от развития основной темы книги, но успешное обоснование зыбких связей делает еще больше чести проницательности автора. Блок вписывает фигуру воительницы в свой автомиф, делая ее вариантом софийной героини. В творчестве же А. Белого присутствует практически не исследовавшийся учеными «валькирический миф»: валькирия оказывается связанной в его творчестве с Блоком. Брунгильда (ассоциируемая с Л. Менделеевой-Блок) появляется в стихах Белого на пике общения поэтов. Блок мыслит ситуацию с воительницей более гендерно конвенционально, представляя лирического героя в виде воина, женский же образ у него несамостоятелен, в то время как в творчестве Белого Брунгильда фигурирует на первом плане, а рыцарь часто ассоциируется со страдающей фигурой Христа. При этом оба поэта встраивают воинственных дев в свои мистические схемы, лишая их внешних черт маскулинности.

Поражает начитанность автора и тщательный поиск претекстов. Так, роман «Подвиги Великого Александра» М. Кузмина Зусева-Озкан возводит не к средневековому роману об императоре, как принято в научной традиции, а к «Роману об Александре» Псевдо-Каллисфена на греческом языке, который писатель, предположительно, читал в оригинале. Обращаясь к образам воительниц у Кузмина, можно сделать вывод, неявно артикулированный исследовательницей, о связи отношения к фигуре сильной героини с эротическими наклонностями авторов. Так, поэты-мужчины, придерживающиеся традиционной ориентации, восхваляли феминность воительниц, хотя и лишали их независимости (ключевого понятия для этого образа в женской поэзии). В то же время гомоэротизм Кузмина продуцирует мизогинию: поэт выставляет амазонок в сниженном виде, отказывая им в какой-либо исключительности.

Зусева-Озкан обнаруживает, что Любовь Столица создает пару андрогинных героев — женственного юноши и сильной женщины. Образы воинственных женщин — «исполинских дев» легендарной эпохи матриархата — основа всей художественной системы Столицы. Открытием литературоведа становится то, что поэтесса повлияла на образы воительниц в стихах Цветаевой, которые воплощали важную для последней идею преодоления границ пола. Привлекал Цветаеву и мотив силы воительницы, не нашедшей себе равного противника. В цветаевских прозаических текстах Жанна д’Арк выступает как второе «я» автора, связывая образ воинственной девы с мотивом творчества. В поэзии Софии Парнок типологически сходный образ частотен в годы ее общения с Цветаевой. Но самоотождествление лирического «я» Парнок с подобным образом оказывается гораздо более проблематичным, чем, например, с Сафо. Мария Левберг, напротив, примеряет в своем творчестве маску рыцаря-мужчины.

Характерной особенностью воительниц художественного мира Замятина можно назвать сверхценность для них любви, что определяет мелодраматичность связанных с ними текстов. Писатель дегероизирует воительницу, что нехарактерно для литературы модернизма, хотя в других аспектах Замятин вполне остается в русле традиции.

«Жанной д’Арк современной женской поэзии» называли критики Анну Баркову. Ее героиня — красноармейка — несколько отходит от мифологической традиции. Поэтесса показывает трудность принятия этой роли, вынуждающей героиню отказаться от части своей страдающей и хрупкой души. Апофеоз образа воительницы у Барковой — образ поднимающей «бабий бунт» атаманши Настасьи Костер; одноименная пьеса автора впервые удостаивается литературоведческого анализа.

Выводы Зусева-Озкан заменяет набросками перспективы развития образа, показывая его репрезентацию в постреволюционной литературе. Фигуры воюющих женщин становятся все более реалистичными, теряя то богатство ассоциаций, которое сопутствовало им в литературе модернизма. Главным достоинством книги (это же и недостаток) можно назвать насыщенность, концентрированность текста: легкого чтения не получится, но увлекательность историй, буйный полет фантазий писателей, поэтов и поэтесс, типологическое пересечение образов воительниц в разных традициях не даст читательскому вниманию отвлечься.

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №6, 2022

Литература

Тогоева О. И. Женщина у власти в Cредние века и Новое время (О понятии «Virago») // Диалог со временем. 2010. Вып. 31. С. 16–35.

Цитировать

Симонова, О. В. Б. З у с е в а-О з к а н. Дева-воительница в литературе русского модернизма: образ, мотивы, сюжеты. М.: Индрик, 2021. 712 с. / О. Симонова // Вопросы литературы. - 2022 - №6. - C. 282-288
Копировать