Умберто Эко. Поэтики Джойса

Умберто Э к о. Поэтики Джойса / Перевод с итал. А. Коваля. М.: АСТ: CORPUS, 2015. 544 c.

Впервые перевод Коваля вышел в 2003 году в издательстве «Симпозиум». Тогда авторские права принадлежали самому переводчику, сейчас — его наследникам.
Андрей Коваль (1962—2014) знал более двадцати языков. Немецкий и итальянский — с диалектами. Легко переходил на древнегреческий и латынь. На санскрите и тохарском писал стихи. К числу его главных переводческих достижений относятся переводы сочинений святого Игнатия Лойолы и двух книг Умберто Эко.
В «Поэтиках Джойса» задействованы восемь языков плюс язык «Финнеганова помина» (многие годы Коваль занимался его переводом и комментарием). Издание 2003 года так и зафиксировало: перевод с итальянского и прочих языков. В 2006-м «Симпозиум» выпустил «Сказать почти то же самое. Опыты о переводе», где специфицировано: перевод с итальянского, французского, испанского, английского, немецкого, португальского, каталонского.
Обе книги предоставляют довольно обширные профессиональные комментарии переводчика-ученого. В 1993 году Коваль окончил  филологический факультет МГУ по специальности «классическая филология», в 1996-м — аспирантуру РГГУ под руководством П. Гринцера. С января 2000-го по август 2013-го преподавал древнегреческий и латинский языки в Институте философии, теологии и истории св. Фомы.
Именно этому религиозному мыслителю и философу была посвящена диссертационная работа Умберто Эко по окончании университета. В 1956-м вышла первая книга «Проблемы эстетики у Св. Фомы», позднее доработанная и переизданная как «Проблемы эстетики Фомы Аквинского». Общность интересов, глубина знаний автора и переводчика налицо.
«Поэтики Джойса» Эко написал в 1965 году. В книге ощущается влияние предшествовавших книг, и прежде всего — «Искусства и красоты в средневековой эстетике» (опубликована в 1959-м, доработана и переиздана в 1987-м — это обычный для Эко подход) и «Открытого произведения» (1962). «Поэтики Джойса» — типичное открытое (принципиально неоднозначное) произведение. Сложилось мнение, что понять такого автора, как Джеймс Джойс, может лишь такой ум, как Умберто Эко. И спасибо Ковалю, что он сделал возможным для нас понимание и Джойса, и Эко, потому что книга Эко о Джойсе — это и о его, Эко, способе изложения понятого.
Главными литературными влияниями на Джойса для Эко являются схоластика Фомы Аквинского, реализм пьес Ибсена, декадентский символизм, причем поразительное сближение трех крайне различных подходов — «призыва к реализму, романтически-декадентской концепции поэтического слова и схоластической forma mentis» (с. 75) — оказывается в высшей мере продуктивным.
Эко прослеживает литературный путь Джойса — от приверженности католической схоластике, вошедшей в его плоть и кровь в иезуитском колледже, до разрушения языка и создания «новой формы мира». Джойс пошел на сокрушение традиции и открытие для европейской словесности «возможности хаоса».
Три части книги посвящены раннему Джойсу («Католичество Джойса», «Юношеские попытки», «Портрет томиста в юности», «Эпифания: от схоластики к символизму»), поэтике «Улисса» («Поэтика экспрессивной формы», «Поэтика «поперечного разреза»», «Поэтика ordo rethoricus», «Символические соответствия», «Метафора новой науки») и «Финнеганова помина» («Поэтика циклов Вико», «Поэтика каламбура», «Поэтика открытого произведения», «Comaidentia oppositorum», «Эпифания как эпистемологическая метафора», «»Гисперийская» поэтика», «Поэма перехода», Заключение). Отмечу, что, говоря о заглавии последнего труда, Эко подчеркивает, что речь идет не о «Поминках по Финнегану» («Finnegans Wake» не предполагает саксонского родительного падежа), а «о поминках по Финнеганам, или же некоему неопределенному и не индивидуализированному Финнегану» (с. 347).
Прослеживая развитие поэтик, Эко обращается к духовному развитию автора и его персонажей. Эко интересует диалектическая история различных поэтик Джойса, противостоящих друг другу и друг друга дополняющих, и за этой историей — история современных поэтик в игре их оппозиций и импликаций. Согласно Эко, «разыскания в области поэтики Джойса привели бы нас к тому, чтобы заново пересмотреть судьбы современной культуры, дабы выработать для себя оперативную концепцию искусства, а в ней — эпистемологическую методологию в целях определения мира» (с. 16—17).
Книге уже полвека, но возраст не ощущается. По-прежнему актуален разговор о заключительном произведении Джойса, «формальная зыбкость и семантическая двусмысленность» (с. 343) которого едва ли превзойдена. Сам Джойс о «Финнегановом помине» говорил: «Это, возможно, сумасшествие. Судить об этом можно будет век спустя» (с. 486). Мы все ближе подходим к этой дате, но, мне кажется, не к суждению, о котором говорил автор. Приблизились ли мы к тому возможному обществу, «в котором упражнение с многозначительными знаками является не видом элитарной игры, а естественным созидательным упражнением обновленной и более подвижной восприимчивости» (с. 487)? Во всяком случае, книга тому способствует.

Людмила ЕГОРОВА

Вологодский государственный университет