Ф. Гундольф. Шекспир и немецкий дух

Ф. Г у н д о л ь ф. Шекспир и немецкий дух / Перевод с нем. И. П. Стебловой; вступ. ст. Ю. Н. Солонина. СПб.: Владимир Даль, 2015. 591 с.

Появление на русском языке книги Фридриха Гундольфа — знаменательное событие для отечественного литературоведения. У Гундольфа на русской почве судьба не слишком счастливая. Многие десятилетия труды ученого в официальной науке клеймились как реакционные и идеологически вредные, что, естественно, не способствовало знакомству читателей с его наследием. Лишь изредка, порой вскользь, идеи немецкого мыслителя могли упомянуть в своих исследованиях вольномыслящие ученые (Н. Берковский, В. Жирмунский, А. Михайлов).

Автор книги — немецкий поэт, переводчик и литературовед. Многие годы он тесно дружил с главой немецкого символизма Стефаном Георге и считался «первым наследником» «мастера». Опыт личного общения с Георге стал для Гундольфа основой метода «переживания» великих творческих личностей, вобравших в себя дух эпохи. К таким преобразователям духовной жизни Гундольф относит, помимо Георге, Шекспира, Данте, Гете, Генриха фон Клейста, Гельдерлина. Каждому из них он посвятил обстоятельное исследование.

Гундольф — один из самых ярких представителей духовно-исторической школы (Дильтей, Бергсон). «Метод есть способ переживания, и ничего не стоит такая история, которая не воспринята через собственное личное переживание» (с. 38), — заявляет Гундольф. Готовый метод невозможно перенять и перенести на другие произведения, он всегда уникален. Интуитивное проникновение в поэтический мир художника — это единственно возможный способ постижения творца и его произведения. Для этого надо испытать определенное «сродство душ» с автором, «вжиться» в него, чтобы понять авторские переживания, породившие художественное произведение. Гундольф не разделяет автора биографического и его творения: переживания, преломившиеся в творчестве, образуют целостный образ, составляющий предмет исследования. Искусство при таком подходе является высшей формой действительности.

Гундольфа и Георге объединило общее увлечение сонетами Шекспира, которые они переводили на немецкий язык. Под влиянием и по инициативе Георге Гундольф осуществил издание полного собрания сочинений Шекспира. В 1911 году Гундольф защитил в Гейдельбергском университете докторскую диссертацию на тему «Шекспир и немецкий дух до эпохи Лессинга». В том же году она была опубликована в расширенном виде отдельной книгой, выдержавшей множество переизданий. Естественным продолжением работы над восприятием Шекспира в Германии стало двухтомное сочинение Гундольфа «Шекспир: его сущность и творчество» (1928). Произведения Шекспира рассматриваются Гундольфом как «получившие оформление в языке автопортреты человека всевидящего и вместившего в себя всю многогранность мира»¹. Анализируя произведения Шекспира, Гундольф каждый раз приходит к выводу, что его герои — воплощенные переживания души самого автора. Взаимодействие гения и эпохи определяется Гундольфом следующим образом: «Мы не из эпохи постигаем творчество Шекспира, а из Шекспира постигаем его эпоху»².

Работы о Шекспире завоевали широкое признание, поставив имя Гундольфа в ряд самых влиятельных литературоведов 1910-1920-х годов. Во многом такому признанию сопутствовал художественный язык книг, далекий от сухого научного стиля, но образно помогающий приблизиться к Шекспиру, к его произведениям и его немецким реципиентам.

Тема «Шекспир в Германии» не была новой. Гундольф опирается на богатый опыт раскрытых влияний и заимствований в немецкой литературе, в особенности на труды А. Кона, В. Крейценаха, Р. Жене, Й. Мейснера и др. Он проводит большую обобщающую работу. В начале своего сочинения Гундольф четко определяет задачу исследования: «…обозначить как те силы, которые обусловили постепенное вхождение Шекспира и мира его образов в немецкую литературу вплоть до эпохи романтизма, так и те, которые пробудились в ней к плодотворной жизни под его влиянием» (с. 35). Такая задача отличает книгу Гундольфа от традиционных исследований рецепции, описывающих отдельные факты — аллюзии, цитаты, сюжетные переклички, критические суждения, переводы и т. д. Напротив, Гундольф на основе всех имеющихся литературных фактов предпринимает удачную попытку дать общую картину усвоения, освоения и присвоения Шекспира немецким духом.

В известной статье В. Белинского о русской литературе высказана ставшая уже хрестоматийной мысль, что «Пушкин принадлежит к вечно живущим и движущимся явлениям, не останавливающимся на той точке, на которой застала их смерть, но продолжающим развиваться в сознании общества»³. Эти слова верны и в отношении Шекспира.

По сути, Гундольф стоит у истоков рецептивного подхода. Его исходный пункт — творчество Шекспира в разные культурные эпохи и периоды немецкой истории переживалось по-разному: как новые темы (Stoff), как новые формы (Form) или как новое переживание жизни (Gehalt). Воспринимающей культурой в первую очередь усваивалось то в художественном мире Шекспира, к чему эпоха оказалась подготовленной (ср. «теорию встречных течений» А. Веселовского). Духовный мир Шекспира раскрывался для немцев постепенно, по мере развития самой немецкой литературы. Таким образом, при анализе рецепции Шекспира в тот или иной период проявляется специфика самой немецкой художественной культуры.

В работе основополагающей является мысль В. фон Гумбольдта о том, что язык представляет «внешнее проявление духа народов: язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык, и трудно представить себе что-либо более тождественное»⁴. Гундольф вторит: «Язык — это одновременно материя и форма духа, его средство и его стихия, его судьба и его характер» (с. 576). Раскрыть «немецкий дух» для Гундольфа — это показать движение языка, его становление, сочетающее универсальное содержание с уникальными индивидуальными переживаниями.

Так, в XVII — первой половине XVIII века Шекспир воспринимался «как материал». Такое пренебрежение художественной формой и содержанием произведений Шекспира связано с невыразительностью, а точнее — неподготовленностью немецкого языка (языка Лютера) для передачи понятий и переживаний шекспировских героев и, следовательно, богатого смыслового потенциала его пьес: «То, что составляло самую суть светского, человечески раскрепощенного мироощущения, переживание ренессансной свободы, невозможно было передать на немецком языке, потому что для его выражения здесь еще не сложились соответствующие элементы душевной жизни. Они оставались непонятыми и даже не расслышанными» (с. 56). Поэтому на первом этапе рецепции Шекспир важен только как сюжетный материал. Его усвоение Гундольф раскрывает через деятельность «английских комедиантов», творчество герцога Генриха Юлиуса Брауншвейгского и Якоба Айрера, Андреаса Гриффиуса и Христиана Вейзе, Готшеда, Бодмера и Брейтингера.

На следующем этапе «переживания» Шекспира в Германии (середина XVIII века) он воспринимался «как форма». Ключевая фигура в освоении Шекспира — Лессинг, обратившийся к его творчеству для преодоления жестких норм классицизма в драматургии (борьба против эстетики Вольтера).

Важным моментом в освоении Шекспира на этом этапе стали также прозаические переводы Виланда. Яркий представитель рококо с характерной для стиля легкостью, игривостью и беззаботностью, Виланд воспринимает с этих позиций и произведения Шекспира; в этом, по мнению Гундольфа, заключается поэтическое значение шекспировских переложений Виланда. Кроме того, Гундольф отмечает и их литературно-педагогическое значение: доступность художественного мира великого англичанина для широкой публики и формирование культа Шекспира в Германии.

Шекспировское влияние нагляднее всего проявилось в творениях самого Виланда, в особенности в его «Обероне», сказавшись не столько в заимствованных мотивах, сколько, что гораздо важнее, «в воздухе, в котором витают феи, в играх фей (в оригинале все-таки «игры эльфов». — А. Л.), в озаренных лунным светом полянах и в значимом соединении судьбы и настроения, чувственности и судьбы, в гибкости языка, который повторяет все извивы чувственных впечатлений и передает их в слове, в перекличке интонации и настроения, в использовании красочных эффектов, сочных слов, вызывающих фантастические представления» (с. 312).

И, наконец, в конце XVIII — начале XIX века (периоды «Бури и натиска», веймарской классики и романтизма) Шекспир становится важным «как содержание». Появление «Вертера», «Вильгельма Мейстера» и «Фауста» сигнализирует о том, что немецкий язык стал настолько богат и гибок, что в состоянии художественно освоить глубинные вопросы бытия, поставленные Шекспиром. Наивысший пункт «языкового переживания» Шекспира — переводы В. Шлегеля, которые, однако, не исчерпали всего смыслового потенциала шекспировских текстов в силу ограничений, налагаемых его собственными «культурными представлениями» (с. 584-585). Гундольф отмечает смену типа художественного сознания на рубеже XVIII-XIX веков, обусловленную поиском пути к «реальной действительности». Даже у Шлегеля еще чувствуется мощь риторической традиции, а новая эпоха требовала слова, «рожденного живым дыханием настоящего момента» (с. 587). Шекспир, заключает свою книгу Гундольф, и на новом этапе становления немецкого духа призван быть учителем «воли к реальности».

В заключение хочется отметить мастерский перевод И. Стебловой, читающийся так же увлекательно, как и оригинал.

Александр ЛОБКОВ

Нижегородский государственный лингвистический университет имени Н. А. Добролюбова

1. Gundolf F. Shakespeare. Sein Wesen und Werk. In 2 Bdn. B. 1. Berlin: Verlag Georg Bondi, 1928. S. 11. [↩]
2. Ibidem.[↩]
3. Белинский В. Г. Русская литература в 1841 году // Белинский В. Г. Полн. собр. соч. в 13 тт. Т. 5. М.: АН СССР, 1954. С. 555.[↩]
4. Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечеств // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 2000. С. 68. [↩]