Учиться всю жизнь
Когда у меня спрашивают, почему я стал писателем, то прежде всего вспоминаю о своем Первом учителе – Хамзе. Учителе, чей пример на протяжении вот уже более пятидесяти лет – передо мной.
Случилось так, что мое знакомство с идеями Великого Октября и искусством произошло одновременно – революция и театр Хамзы стали для меня, да и не только для меня, а для всего узбекского народа, – нераздельны. Помню, как в 1918 году в Андижане, еще мальчиком, я держал в руках сборник стихов Хамзы. А затем, на следующий год, попал и на спектакль его театра, когда он вместе со своей труппой, вступив в ряды Красной Армии, разъезжал по заданию Туркменфронта по разным городам Средней Азии. И даже побывал у него дома, куда моего товарища и меня привел наш школьный учитель.
Произведения Хамзы были так непохожи на все, что я до сих пор читал, на традиционную восточную поэзию. Конечно, я осознал это гораздо позже, тогда же меня поразило другое – слова Хамзы, горячие, взволнованные, обращенные, казалось, и ко всему народу, и к каждому человеку в отдельности. Они навсегда определили мой путь в жизни. Наверное, тогда и пробудилась у меня тяга к искусству – искусству, устремленному в самую гущу жизни. Я еще не все понимал в идеях Хамзы, но чувствовал, что это очень большие и важные идеи. Ведь Хамза говорил о борьбе бедняков против баев, о свободе, справедливости, братстве народов, бичевал бесправие, власть религии, утверждал веру в благородство и могущество человека, его разум. Я и раньше хорошо знал, что на свете существуют бедные и богатые, видел вокруг столько человеческого горя и не раз задавал себе вопрос: «Почему так несправедливо устроен мир?» Искал на него ответ и не находил. И только Хамза помог мне постичь глубину революционных идей, великую правду ленинского учения.
И если я сегодня не мыслю своей жизни вне забот и тревог своего народа, если стараюсь – в меру отпущенных мне сил – выразить его думы, стремления, идеалы, если участвую в движении писателей стран Азии и Африки, то и этим в какой-то мере обязан Хамзе, ибо его образ для меня и поныне живой, он будто незримо присутствует всегда рядом – самый строгий и самый внимательный собеседник.
В моем архиве несколько тысяч страниц записей о жизни Хамзы, материалов, рассказывающих о его деятельности, творчестве, воспоминания его современников и родных. Несколько тысяч страниц… И из них родилась пьеса в семьдесят страниц (в соавторстве с А. Умари), затем киносценарий. Но сколько осталось еще невысказанных мыслей, невыраженных чувств! Отчетливо сознаю, что не выговорился до конца: ведь Хамза олицетворяет сердце узбекского народа.
Обращаюсь к нему постоянно: недавно закончил разборку я подготовку к печати его незавершенных произведений, а еще раньше помог восстановить на сцене лучшую драму «Бай и батрак». Собираюсь написать о Хамзе книгу. Что это будет? Роман? Повесть?
Размышления в раздумья в форме эссе, очерка? Не знаю. Знаю одно, что должен написать такую книгу.
…С чего начинал я сам? Первую пьесу написал шестнадцати лет. Это была одноактная драма о том, как девушку насильно выдают замуж за старика. Играли ее профессиональные актеры, и – до сих пор это для меня загадка – зрители приняли ее хорошо. Мне присудили премию уездного комсомола и послали учиться в Ленинград, в Лесной институт. В Ленинграде и в Москве, где я часто бывал во время каникул, по-настоящему пристрастился к театру, не упускал ни малейшей возможности побывать в Мариинском и Вахтанговском. Писал стихи. Отсылал их Хамзе. И часто мои и его стихи (я и не мог мечтать об этом) печатались рядом – на одной газетной полосе, хотя он вряд ли знал, что я тот самый мальчик, которого когда-то привел к нему в Андижане школьный учитель.
Вернувшись в Андижан, преподавал в школе, где когда-то учился, физику и узбекский язык, затем целиком посвятил себя литературе.
Первой серьезной своей пьесой считаю «Два коммуниста» (впоследствии названа «Разгром»). И хотя в ней чувствуется влияние «Любови Яровой» Тренева (во всяком случае, я, как автор, это отчетливо ощущаю), эта вещь очень важна для меня. И не только потому, что ее главные герои: Арслан и его жена Дильбар – близки и дороги мне по-человечески, но и потому, что в этой драме, думается, мне впервые удалось показать жизнь не как точно разыгранную шахматную партию, где заранее известно количество фигур в предопределены их ходы, а во всей ее сложности. На сцене все было как в жизни: логика классовой борьбы заставляла героев осмысливать происходящее, мучиться, принимать окончательные и бесповоротные решения, пусть это грозило им смертью.
Пьеса, сначала поставленная в Андижане, а затем в Самарканде, видимо, задевала: друзья приветствовали спектакль, недруги обвиняли меня в антихудожественности, а по сути, выступали против заостренно-политического, общественного ее звучания.
Я не изменил в пьесе ни одной сцены, ибо для меня это был вопрос писательской и человеческой совести. Мне хотелось сказать: смотрите, идет жестокая, не на жизнь, а на смерть борьба двух эпох, старого и нового, и как часто победа достается нам дорогой, очень дорогой ценой…
Примириться с потерями действительно невозможно. Трагически погиб от руки кулаков Хамза.
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №4, 1973