Учиться у литературы

Здесь говорили о стремлении нашего литературоведения быть научным; это было отмечено здесь как черта времени. Мы все, вероятно, с этим согласны.

Но в этом деле есть одна трудность. Она тем более трудна, что часто бывает незаметна и во время работы литературоведа как бы даже не существует. Она – в самом положении литературоведения как науки. В этом факте есть некоторое противоречие, потому что наука, в общем, всегда занималась логическим построением, логической конструкцией своего предмета, попыткой воспроизвести его в категориях и законах. Эта задача была и остается сейчас. В то же время ясно, что литературоведение не может быть целиком логическим; в нем есть сторона, не поддающаяся прямому логическому конструированию, и когда литературовед стремится быть только последовательным, строго науч

ным, ему грозит утрата того драгоценного содержания литературы, ради которого, собственно, литература и существует в жизни общества и для каждого отдельного человека. Эта проблема является и литературной и общественной, она затрагивает и представление о человеке, и его отношение к созданным им инструментам; но здесь, в литературоведении, благодаря живости предмета, она стала особо неотложной.

Получается так, что когда литературовед последовательно держится открытого им закона (что совершенно правильно) и пытается с помощью этого закона рассмотреть целый ряд относящихся к его мысли явлений, то он как бы «прочерчивает» писателей и произведения на уровне этого закона, выравнивает их, совершенно того не желая, и служит, наоборот, цели, противоположной той, которую себе сначала поставил. Это случается сплошь и рядом.

Из недавних работ можно назвать, скажем, книгу В. Григорьева «Словарь языка русской советской поэзии», положения которой я не собираюсь сейчас оспаривать, потому что не в них главное, – предположим, что они правильны. Но посмотрите, как они действуют. Прочитаны – как будто какой-то электрический луч бежал по строчкам – десятки написанных стихами книг, выбраны наиболее часто встречающиеся слова и рассыпаны по языковым гнездам. В каждом еще рубрики: Мтф. – метафора, Фраз. – во фразеологическом сочетании, Мкр. – макароническая речь и пр. и пр., – без тени вопроса, поэзия ли это была в самом деле, да и какая. Раз подходит в Мтф. или Мкр. – прекрасно; чем полнее, тем лучше. Тут и из Есенина, и из Маширова-Самобытника, из Блока, Вознесенского, Филиппченко, Хлебникова, Князева, Цветаевой, Алтаузена – кого хотите, потому что все это называется теперь ИК (иллюстративный контекст).