Перенесение праха Н. П. Огарева на родину

2 марта 1966 года в Москве на Новодевичьем кладбище состоялось захоронение урны с прахом выдающегося русского революционного демократа, поэта, публициста и мыслителя, одного из создателей вольной русской прессы за границей, друга и соратника великого Герцена Николая Платоновича Огарева.

Перенесение праха Огарева на родину вылилось в волнующее событие большого общественного значения. В сознании нашего народа имя Огарева, одного из славных предшественников русской революционной социал-демократии, неразрывно связано с лучшими традициями русской культуры. Свыше двадцати лет он провел в революционной эмиграции, но никогда не обрывалась его кровная связь с народом, борьбе за счастье которого он посвятил свою жизнь и свой талант. Еще в молодые годы, впервые оказавшись вдали от родины, Огарев пророчески сказал, что его любовь к отчизне никогда не погибнет, что он проживет и умрет с нею. Как клятву верности родной стране он пронес эти слова через всю свою трудную жизнь изгнанника и революционера. «Мне тяжело на чужбине, – говорил Огарев, – я слишком русский человек, чтоб выносить заграничную жизнь без глубокой тоски по родине…» Близкий друг Герцена Т. Пассек вспоминает, как Огарев говорил ей о своей любви к России и как страстно хотелось ему еще раз услышать шум родной дубравы, подышать запахом широких полей, услышать вокруг себя русскую речь.

Но дорога на родину, страдавшую под гнетом царизма, для него была закрыта. «Приедешь в Россию, так поедешь и на каторгу», – писал Огарев. В «Колоколе» он публично заявил, что в Англии чувствует себя полезнее своему отечеству, чем бы мог быть дома. По повелению Александра II его заочно судили, и в конце 1860 года «отставной коллежский регистратор из дворян» Н. П. Огарев был лишен всех прав состояния и подвергнут «вечному изгнанию из пределов государства».

В последние годы жизни Огарев особенно мучительно переносил свое одиночество, порою оторванность от борьбы русских революционных кругов и длительное вынужденное бездействие. «Жить, может, недолго; а сделать надо еще много», – говорил он. Его письма этих лет пронизаны неутомимой жаждой активного, деятельного труда – вместе с глубокой тоской по родине. В январе 1876 года он писал П. Л. Лаврову: «Заграничное житье, сколько ни сладостно, я все же считаю ссылкой, и, сам не знаю, как и почему, хотелось бы на Русь».

Образ родины, постоянно встречается в его последних стихах, – то снег ему «напомнит отчизну», то приснится сон: он приезжает в «старый город», где проходили «юные дни» его ссылки, то охватит страстное желание «умереть на родной стороне». И есть что-то глубоко знаменательное в том, что в своей последней записи, за несколько дней до предсмертной болезни, он снова рассказывает, как во сне «вернулся в Россию и приехал домой к себе в деревню» и как его «совершенно дружелюбно» приняли там крестьяне. «Я проснулся совершенно довольный моим сном, а Гринвич увидал озаренным блестящим солнцем и под ясным небом, каких давно не припомню».

12 июня 1877 года Огарев скончался. 14 июня на кладбище Гринвича состоялись скромные похороны поэта. Долгие годы могила Огарева была забыта, но родина всегда помнила его жизненный и революционный подвиг. После Великой Октябрьской социалистической революции произведения Огарева, его стихотворения и поэмы, публицистика, обширное эпистолярное наследие неоднократно издавались. В декабре 1963 года в стране был широко отмечен 150-летний юбилей поэта.

«Вечное изгнание»… Ныне оно закончилось для Огарева навсегда: усилиями Советского правительства, с согласия английских властей, прах замечательного русского поэта и революционера вернулся на родину.

Вечером 1 марта на Шереметьевском аэродроме столицы собрались представители московской общественности, делегации Союза писателей СССР, Московского университета.