Творческий путь поэта революции
А. Метченко, Маяковский. Очерк творчества, «Художественная литература», М. 1964, 503 стр.
Новая книга А. Метченко о Маяковском подводит итог его многолетней исследовательской работе над творчеством поэта. Ее отличительная черта – насыщенность и лаконизм. Из великого множества документов, цитат, исторических аргументов и свидетельств ученый с жесткой последовательностью отобрал самые характерные, заново переосмыслил многие явления и оценки.
Так, когда автор занимается сравнительным анализом позиций различных группировок, их эстетических споров, когда обнаруживает в их субъективных разногласиях объективные сходства, то его спокойные и равно доброжелательные сопоставления (скажем, Пролеткульт и футуристы, а затем лефы – о романтике, о лирике, о герое, о личности, об отношениях искусства к жизни и государству и т. п.) выглядят несравненно убедительней, чем грубые противопоставления типа «Горький и…», «Маяковский и…», «А. Толстой и…». В таких схемах все, идущие после «и», односторонне и резко критиковались, фактически сталкивались лбами с исследуемым писателем. Прямо и без лакировки говорится о предрассудках и заблуждениях Маяковского, о преодолении эстетизма, футуристического Эксцентризма и т. п. Тщательно, с глубоким вниманием и объективностью рассматривает А. Метченко взаимоотношения А. Луначарского с футуристами, эволюцию взглядов замечательного критика, приводит много новых, малоизвестных документов.
Книга А. Метченко состоит из десяти компактных глав, композиция ее стройна, каждая последующая глава внутренне крепко связана с предыдущей. Хронологическая последовательность сочетается с умением четко сгруппировать материал вокруг проблемы. Таким образом, зримо возникает живой процесс становления социалистической поэзии в напряженных исканиях, в тяжкой борьбе и острых противоречиях. Поэтическая эволюция Маяковского не обеднена и не сглажена в книге А. Метченко, она полна драматизма и высокой красоты. Постоянное ощущение внутреннего драматизма поэзии Маяковского особенно усиливается в двух последних главах книги, А. Метченко подробно, во многом по-новому рассматривает взаимоотношения Маяковского с футуризмом – без «выпрямления» ошибок и заблуждений великого поэта, но и без амнистирования декадентства. И здесь, как и в решении других сложных вопросов, исследователю помог основной критерий: умение оценивать поэзию в непосредственных связях «ее с жизнью, с историей революционного народа. С позиций историзма и партийности критикуются попытки «усложнить» Маяковского на модернистский лад или упростить его и догматизировать (стр. 6). Вскрывая связь эстетизма и антиэстетизма (стр. 15 – 19), исследователь конкретно доказывает непримиримость противоречий между идеей самоценности искусства и идеей жизненной пользы его (стр. 23 – 25).
Убедительно исследуется в книге взаимодействие модернистских влияний и гуманистических традиций русской демократической литературы в трагедии «Владимир Маяковский». Интересны здесь наблюдения над полемическим мотивом в образе «души», а также мысли о полемизме «астральных» образов (стр. 37). Правомерны сравнения с Есениным и Блоком, а также утверждение благотворности блоковского влияния, помогавшего Маяковскому «преодолевать бездушную формалистическую эстетику футуризма» (стр. 43).
В анализе трагедии «Владимир Маяковский» представляется важным замечание о том, что уже в ней «наметилось характерное для стиля дооктябрьских поэм Маяковского оттеснение описательных приемов, письма…» (стр. 33). Это, казалось бы, не очень оригинальное наблюдение подчеркивает принципиальное открытие поэтики Маяковского – тенденцию к изображению (а не описанию!) явлений, нашедшую максимальное развитие в стиле послеоктябрьской, его лирики.
Глубокой вспашкой проходит А. Метченко по всей прессе 1910- 1920 годов, обнаруживая редчайшие свидетельства эпохи. Здесь и тщательное путешествие по следам футуристических турне; здесь и неопубликованные высказывания Мейерхольда из его фонда в ЦГАЛИ; здесь и редкая записка о стихотворении «Сергею Есенину»; здесь и высказывания А. Веронского, А. Лежнева, П. Когана, С Третьякова, О. Мандельштама, М. Левидова, Д. Бурлюка, К. Зелинского и многих других современников поэта, извлеченные из массы журналов, сборников, книг…
Не со всеми утверждениями А. Метченко можно согласиться.
Так, рассматривая поэму «Облако в штанах» («Долой ваш строй»), А. Метченко справедливо пишет: «…освещение темы любви в поэме полемически направлено и против концепции любви как явления иррационального, мистического… Полемика с мистификацией любви отразилась уже в «грубом», вызывающем названии поэмы, в системе ее метафор».
Очень точное наблюдение, но вывод, который из него делает А. Метченко, представляется мне чересчур категоричным: «…пожар сердца… до такой степени конкретен, что как бы утрачивается его метафоричность». Ведь, думается, конкретность, вещность вторичного метафорического ряда, вырастающего из «пожара сердца», лишь усиливает его. Иногда стремление быть предельно точным в анализе движущих пружин сюжета «Облака» приводит исследователя к некоторой грубоватости. Так, увлекшись спором с И. Машбиц-Веровым, А. Метченко начинает «называть по имени» вещи, которые в поэме лишь подразумеваются; вещи, которые обозначать весьма трудно и обозначать не обязательно. Несколько прямолинейны рассуждения о «традиционном «треугольнике», который «Маяковский отбрасывает» (стр. 47). А вот вывод о маленьком и обыкновенном человеке в «Облаке» звучит убедительно и весьма злободневно.
Не менее ценно в труде А. Метченко умение в потоке противоречивых суждений извлечь самое существенное и определяющее. Это мы видим в анализе статей Маяковского 1913 – 1914 годов, пролога и образных решений поэмы «Война и мир», развития философской мысли в поэме «Человек». И все-таки жаль, что объем книги не позволил более подробно проанализировать поэтику и особенно богатейшую ритмику таких вещей, как «Человек», «Про это», «Во весь голос».
Интересны и наблюдения над поэмами «Люблю» и «Про это» (глава «По личным мотивам об общем быте»). Хотя здесь не совсем убедительно звучит фраза о внутренней расщепленности героя «Про это» (стр. 197). Думается, что верней было бы говорить о напряженной и острой борьбе противоречивых настроений, чувств и мыслей внутри цельной, сложной личности, оказавшейся в труднейшей психологической ситуации.
В главке «Два Парижа» радует понимание малейших нюансов в развитии «взаимоотношений» поэта с Парижем, связанных с уточнением его идейной позиции. Исследуя идейно-эстетические источники той концепции, что легла в основу американского цикла, ученый приводит массу любопытных аргументов, вскрывает связи доморощенного «американизма» и лефовского техницизма. Стихи рассматриваются неотъемлемо от очерков, оттого и вырастает целостный и многосторонний образ «полпреда поэзии» и новатора. Убедительно прослежены связи между поездкой Маяковского в Америку и эволюцией его отношения к технике и футуризму (стр. 275 – 278).
Убедительно передана в книге атмосфера тех лет в главе о поэме «Хорошо!» (стр. 349). Здесь много свежих наблюдений (стр. 352, 363, 369, 388, 394), интересно раскрывается своеобразный сюжет поэмы (стр. 365 – 368). Наблюдения над поэтикой впаяны в общую концепцию, связаны с рассуждениями об идейном пафосе, историко-литературных связях поэмы «Хорошо!». В анализе образной структуры седьмой главы (встреча с Блоком) хотелось бы найти более подробное исследование ритмико-мелодических средств, которые используются в изображении безудержной стихии крестьянских бунтов. Стремительное ритмическое crescendo, все убыстряющийся частушечный вихрь (от «Но-жи-чком на месте чик…» до «Эх, яблочко, цвета яснова, бей справа белаво, слева красново»), – этот страшный разгул вдруг обрывается на самой высокой ноте. И после тяжелой, смятенной паузы идет совсем другая интонация, в ином контрастном (музыкальном ключе: спокойная, собранная, внутренне тяжеловатая: «Этот вихрь, от мысли до курка» и т. д.
На протяжении всей книги, в тесной связи с конкретным анализом, развивается мысль о свободном взаимодействии реалистического и романтического принципов типизации. Интересен разговор о театре Маяковского в главе о «Мистерии-буфф», разговор, продолженный затем в последних главах книги. Можно согласиться с утверждением А. Метченко: «Если для Горького героический театр был театром идеального героя, то для Маяковского это был театр народного действия» (стр. 106). Глубоко разработан вопрос о специфике и приемах сатиры Маяковского, о психологической мотивировке в разоблачении политической сущности зла и т. п. Проблема сатиры тесно связывается с проблемой личности, характера поэта, а также с его «рыцарской верностью самым возвышенным идеалам своего века» (стр. 402).
Не лишено оснований и деление эволюции романтического метода у Маяковского на три этапа. А поскольку к разговору о романтическом методе легко и естественно подключается сегодняшняя полемика о разных принципах и степенях условности (стр. 154), о конструировании образа идеального героя (стр. 319) и т. п., то при чтении этой и других глав создается целостное историко-литературное представление в процессе 20 – 60-х годов.
Стихотворные «рассказы» Маяковского справедливо выделены в особую группу не только в идейно-композиционном, но и в жанровом отношении. Драматургичность, языковая индивидуализация этих монологов, богатство лексических пластов проанализированы впервые в связи с мироощущением героев этих «рассказов». Разговор о героическом в повседневности насыщен жизненными фактами, аргументирующими серьезные обобщения.
И еще одна, весьма трудная для исследования задача решена в книге А. Метченко. Глава, называющаяся «Слово – полководец человечьей силы», посвящена литературным группировкам и эстетическим спорам в связи со стихами Маяковского о поэзии. Тонко анализируя взаимоотношения соратников по «Лефу» (стр. 320 – 323, 327 и др.), А. Метченко подробно освещает борьбу Маяковского за консолидацию литературных сил (стр. 325), за «тенденциозный реализм» (стр. 329 – 331). Заново передумывая взаимоотношения Маяковского с Есениным (стр. 334 – 339), ученый показывает, как стихи «Сергею Есенину» вырастают в «страстный разговор о смысле жизни» (стр. 339). Рассмотрение стихов о поэзии устремлено к выявлению закономерностей искусства, и прежде всего – социалистического искусства. Новая книга А. Метченко – значительный вклад в советское маяковедение.