Творческие горизонты
М. Пархоменко, Горизонты реализма, М., «Советский писатель». 1982. 464 с.
Проблема традиций и новаторства советской литературы продолжает оставаться одной из центральных в литературоведении. На первый взгляд она не представляет трудностей как в теоретическом, так и в историко-литературном аспектах. В самом деле: к традициям обычно относят то, что уже сложилось, устоялось и закрепилось в литературе. Новаторство же – это то новое, что появляется в литературе на каждом этапе ее эстетического бытования под воздействием времени, движения жизни и внутренних законов развития. Да и взаимосвязь между традициями и новаторством сегодня уже не рождает таких споров, как в 20-е, например, годы, когда пролеткультовские и футуристические теоретики утверждали возможность формирования и развития новой, социалистической культуры вне опоры на наследие прошлого, разрывали связи между традициями и новыми явлениями в искусстве.
Все это так, но, тем не менее, ясность решения проблемы традиций и новаторства и сегодня только кажущаяся, а попытки разобраться в ней представляют немало трудностей. Все ли из того, что уже закрепилось в литературе, достойно названия традиций, которые следует продолжать? И все ли новое действительно является новаторским? Какое значение имеет для современного этапа советской литературы классическое дореволюционное наследие? Сложились ли уже традиции советской литературы и какие именно ее достижения можно отнести к традициям? Как они взаимодействуют с традициями классики, обогащаясь в современном литературном процессе? Все это вопросы не простые, требующие всестороннего и вдумчивого исследования, которое, на мой взгляд, и состоялось в новой книге М. Пархоменко «Горизонты реализма», которой суждено было стать его последним прижизненным изданием.
В книге собраны статьи, уже публиковавшиеся в разное время. Но общность проблематики и последовательно утверждаемая концепция придают им единство и превращают сборник в своеобразную монографию о существенных закономерностях литературного процесса.
Первый раздел с характерным названием «Традиции – новаторство – традиции (Диалектика проблемы в свете ленинского эстетического наследия)» представляет собой теоретическое введение, в котором ленинская концепция традиций и новаторства применена к современному периоду развития литературы. Опираясь на систему ленинских эстетических суждений, автор показывает, как «существенно изменилось самое содержание понятий «традиции» и «новаторство», а в связи с этим и характер связей и отношений между ними» (стр. 12). То, что было новаторским на первых этапах существования советской литературы (партийность, осознанный историзм, интернационализм, социалистический гуманизм, новый герой и новизна взаимосвязей между характером и обстоятельствами и т. д.), превратилось в устойчивые и прочные традиции, по-новому развиваемые сегодня. Раскрыв эту диалектику взаимосвязей традиций и новаторства советской литературы на современном этапе, автор рассматривает формирование новых межнациональных общностей, которые и определяют дальнейшее движение единой и многонациональной советской литературы. Сложное взаимодействие по-новому воспринятых традиций дореволюционной классики с устоявшимися завоеваниями советской литературы и художественно-философскими концепциями современности составляют эстетическую основу современного литературного процесса. М. Пархоменко делает важный для понимания диалектики развития советской литературы вывод: «…Отсчет нашего нынешнего движения в искусстве ведется уже не только от прежних, но и от новых традиций, сложившихся в художественном опыте искусства социалистической эпохи. При этом вряд ли есть необходимость говорить, какие из традиций – «старые» или новые – важнее. В наличии и активном функционировании тех и других залог непрерывности развития и закономерного обновления искусства» (стр. 18).
Исследователь напоминает еще раз, что в основе литературного движения даже в переломные эпохи лежит идея преемственности, а не радикальная отмена одного типа реализма (критического) другим (социалистическим). Жизненная же сила искусства социалистического реализма заключается в марксистской мировоззренческой основе, которая и определяет новое видение и эстетическое освоение мира. Это напоминание представляется актуальным в условиях обострения идеологической борьбы, когда особенно важны точность классовых ориентиров, четкость идеологических принципов, на что было обращено особое внимание в постановлении ЦК КПСС «О творческих связях литературно-художественных журналов с практикой коммунистического строительства».
Характеризуя социалистический реализм как «цельную и новую эстетическую систему, общую для всех национальных литератур» (стр. 55), образующих многонациональную советскую литературу, М. Пархоменко разделяет мнение о нем как об эстетической системе, «исторически открытой для любой художественной формы, способной служить правдивому отражению нового в жизни» (стр. 18). Относительно открытости социалистического реализма как эстетической системы было уже немало споров. Как известно, противники этой концепции резонно возражали, что социалистический реализм вовсе не открыт для различного рода модернистских и антисоциалистических явлений в искусстве, чуждых духу реализма и марксистской идеологии.
Упрекая своих оппонентов в догматизме, сторонники концепции социалистического реализма как открытой эстетической системы уточняли, что открыта она отнюдь не для всех форм, а лишь для тех, которые способствуют углублению реализма, обогащая арсенал его художественных средств для более эстетически эффективного освоения жизни в ее новых и наиболее глубинных проявлениях. Именно это ограничение подчеркнуто и в процитированном выше определении, которым пользуется автор книги.
На стр. 110, говоря о принципах социалистического реализма, М. Пархоменко называет «концепцию личности, отношения искусства к действительности»… Однако здесь хочется внести уточнение: это не принципы, а более широкие идейно-эстетические и даже философские категории. Не случайно в дальнейшем автор определяет социалистический реализм не только как систему принципов, но «и концепций» (стр. 159), справедливо включая сюда концепцию личности, эстетический идеал и т. д. Второе определение социалистического реализма более точно и полно отражает его сущность. Эти два определения встречаются в разных статьях («Единство народа – единство литератур» и «К новым рубежам теории»), написанных в разное время. Не придав значения этому разночтению, автор в какой-то степени подрывает цельность концепции. К счастью, таких огрехов в книге М. Пархоменко очень немного.
Хочется подчеркнуть, что новаторский характер социалистического реализма М. Пархоменко связывает с новизной эстетическогоидеала и проблемой нового положительного героя, категориями, которые в последние годы почти исчезли из литературоведческих трудов и критических статей. Поэтому напоминание о том, что «образ положительного героя – центральная проблема советской литературы» (стр. 68), является и своевременным и важным: ведь именно в нем, прежде всего, прямо и непосредственно, воплощается идеал цельной и гармоничной личности, доминанту которой составляет социальная активность и пафос творческого труда на благо людей.
М. Пархоменко относился к числу тех, все еще пока немногочисленных, исследователей советской литературы, которые не только декларируют необходимость ее изучения как единой и многонациональной, но и на практике осуществляют это. Обращение ко всему богатству советской литературы в ее разнообразных национальных формах дает возможность исследователю увидеть типологически з общности и межнациональные закономерности, свидетельствующие о единстве многонациональной литературы – явлении уникальном, не имеющем себе аналога во всем мировом искусстве. Многонациональный литературный контекст придал убедительность и доказательность выводам о процессах интернационализации, происходящих в национальных культурах советского общества развитого социализма.
Об усилении интернационализации свидетельствует и формирование межнациональных стилевых единств, которые обогащают достижениями других литератур художественные структуры каждой национальной литературы, делают их сложнее и разнообразнее, расширяют их идейно-тематический диапазон и поэтический арсенал. Современный литературный процесс ведет к выравниванию уровней национальных литератур, к перестройке художественного мышления. В книге аргументировано доказывается, что интернационализация не ведет к нивелировке национальные культуры, а, наоборот, способствует их расцвету, пробуждая скрытые потенциальные силы и возможности.
При этом, исследователь не уходит и от ответа на вопрос: «а какое место в предложенной концепции может занять понятие национальных традиций?» (стр. 37). Вновь автор ставит очень сложный вопрос: ведь проблема национальных традиций предполагает выяснение особенностей национальной специфики искусства, а эта последняя до сих пор остается «вещью в себе». Чаще всего вопрос о национальной специфике решается абстрактно и упрощенно. Конкретным анализом национальных литератур М. Пархоменко способствует его более глубокому изучению, связывая национальную специфику искусства с художественным выражением национального эстетического мышления. Говоря же о национальных традициях в современном искусстве, автор книги рассматривает их как национальные варианты общенациональных закономерностей: «В каждой национальной литературе они выступают более или менее своеобразно, неся на себе печать национально-исторической конкретности, склада национального характера народа, национального художественного мышления (коль скоро речь идет об искусстве), сохраняя в главном, основном типологическую общность с традициями и новаторством многонациональной советской литературы» (стр. 37).
Однако диалектика взаимодействия национальных и межнациональных, общих традиций и возникающего на их основе новаторства нередко таит в себе и драматические противоречия. Исследователь рассматривает эту проблему на примерах многих национальных литератур, но, пожалуй, наиболее убедителен анализ слияния поэтики дастана и современных романных форм в литературах Советского Востока. С одной стороны, дастан обладает многими выразительными возможностями (острый динамизм сюжета, драматизм конфликтов, героический характер и т. п.), привычными для художественного восприятия восточных народов, с чем современная литература не может не считаться, особенно если учесть, что и писатели воспитаны на этой традиции. С другой стороны, закостенелость форм, архаика поэтики дастанных клише, механически переносимые в произведения о современности, затрудняют индивидуализацию и психологизацию характеров, ведут к стереотипности обстоятельств, то есть тормозят развитие реализма, особенно в таких его жанровых формах, как роман и повесть. Анализируя произведения Х. Дерьяева «Судьба», Д. Икрами «Дочь огня», Дж. Абдуллахманова «Ураган» и др., опираясь на суждения многих исследователей – М. Шукурова («Проблемы жанра и стиля в современной таджикской прозе»), А. Сухочева («От дастана к роману») и других, – М. Пархоменко вскрывает трудности процесса рождения нового для среднеазиатских литератур жанра романа, сопровождающегося острой борьбой старых и новых традиций.
Близкая автору украинская литература, характеристике которой посвящена почти вся вторая часть книги, также дает материал для вывода о том, что механическое следование старым национальным традициям, в частности лирико-романтическим, имеющим в украинской литературе очень давнюю историю, приводит современных писателей к безвкусице, слащавой сентиментальности и схематизму, если не обогащается углубленным реалистическим постижением жизни. Овладение традициями и рождение нового – явление сложное, не все традиции, прочно вошедшие в сознание и поэтический мир народа, достойны продолжения, новое нередко вынуждено пробивать себе дорогу, преодолевая архаическую традиционность.
Рассматривая литературный процесс сквозь призму традиций и новаторства, автор затрагивает и целый ряд других научных проблем, важных для современного литературоведения. Остановимся лишь на одной из них – проблеме романтизма и его места в литературе социалистического реализма. Хотя в последние годы появились интересные и содержательные работы о романтизме (некоторые из них названы в книге), осталось еще немало дискуссионных вопросов. М. Пархоменко справедливо констатирует, что в многочисленных суждениях единственно общей является «точка зрения о преобладании в реализме объективного, «воссоздающего», а в романтизме субъективного, «пересоздающего» начал в художественном мышлении» (стр. 440). Что такое романтизм – тип творчества, метод, направление, стилевое течение? Каково его место в структуре метода социалистического реализма? Не противоречит ли наличие романтического стилевого течения литературе, метод которой в своем названии имеет слово «реализм»? Все это не праздные вопросы, с их решением связано представление о специфике социалистического реализма, его типологическом богатстве и своеобразии.
Автор не берет на себя ответственность за решение всех проблем, связанных с романтизмом. Он характеризует только романтическое стилевое течение, развивающееся в советской литературе на реалистической основе, и рассматривает его как национально-специфическое функционирование творческого метода социалистического реализма (см. стр. 441). Однако и эта относительная локальность проблемы помогает прояснению природы романтической поэтики, возможностей ее использования в реалистическом творчестве. Как всегда в трудных случаях, М. Пархоменко прибегает к анализу конкретных произведений советской литературы (Ю. Яновского, О. Гончара, Ч. Айтматова, Ю. Рытхэу и др.). Выделяя характерные особенности романтического стилевого течения (обращение к легенде и мифу, метафоричность образного строя, повышенную эмоциональность, укрупнение необычного и т. п.), он обнаруживает тенденцию «к сближению романтической патетики с реалистической углубленностью, к насыщению романтической прозы элементами реалистического анализа характеров и обстоятельств» (стр. 449), усиление психологизма и философской насыщенности. Именно наличие реалистической основы позволяет рассматривать это направление как стилевое течение социалистического реализма.
Исследователь убеждает в том, что реализм и романтизм не противостоят и не противоречат друг другу, а образуют плодотворное единство, взаимно обогащая друг друга, что «единство романтизма и реализма является одним из заветов Горького и стало одной из наиболее примечательных традиций всей многонациональной советской литературы» (стр. 463).
Сильной стороной книги «Горизонты реализма», ‘как, видимо, уже успел заметить читатель, является органическое сочетание теоретического и литературно-критического аспектов исследования, что придает теоретическим обобщениям и выводам доказательность, а конкретный анализ литературных явлений делает более глубоким. М. Пархоменко применяет на практике принципы системного и типологического анализа литературы, теоретические основы которых разработаны М. Храпченко, и поэтому включение в книгу раздела о его трудах представляется оправданным и необходимым.
В рецензии нет возможности осветить все вопросы многопроблемной книги М. Пархоменко «Горизонты реализма». В частности, читатели, интересующиеся традициями эстетического наследия Т. Шевченко, И. Франко, украинского литературоведения XIX века, особенностями развития младописьменных литератур и т. п., найдут в книге ценные материалы и их научное освещение. Но каких бы вопросов ни касался ученый, он стремится высказать и отстоять свою точку зрения, аргументируя ее и нередко полемизируя, особенно с концепциями буржуазных теоретиков и так называемых советологов. Это придает умной и талантливой книге научную глубину и боевой, наступательный характер, столь необходимые советскому литературоведению в его борьбе за утверждение основ социалистического реализма.
г. Львов