Цветан Тодоров: «Без ангелов мы обойтись можем, а вот без других людей – нет». Беседу вел Г. Косиков. Вступительная заметка, примечания Г. Косикова; перевод с французского Ю. Пухлий

Цветан Тодоров – французский литературовед, историк культуры, философ – родился в Болгарии в 1939 году, в семье софийского библиотекаря; окончил Софийский университет. В 1963 году, приехав в Париж, он стал участником семинара Р. Барта, примкнул к структуралистскому движению. 60-е – первая половина 70-х годов для Ц. Тодорова это годы увлечения русской «формальной школой», проблемами поэтики и семиотическими методами изучения литературы: в 1965 году выходит составленная и переведенная им на французский язык антология «Теория литературы, тексты русских формалистов» (Theorie de la litterature, textes des formalistes russes), затем появляются «Грамматика «Декамерона»» (Grammaire du «Decameron«, 1969), «Введение в фантастическую литературу» (Introduction a la litterature fantastique, 1970)¹,»Поэтика прозы» (Poetique de la prose, 1971)² и программная работа «Поэтика» (Poetique, 1973)³.

Вскоре, однако, установка на внеидеологическую «научность», на изучение имманентных законов литературного языка начинает стеснять Ц. Тодорова. Техническое устройство текста – не более чем инструмент, обеспечивающий доступ к смысловой полноте произведения; от текста как конструкции следует перейти к его содержанию и далее – к диалогу между субъектами – создателями текстов – так можно резюмировать методологический «поворот» Тодорова, наметившийся к середине 70-х годов в таких его работах, как «Понятие литературы» (La notion de litterature, 1975)⁴,»Жанры речи» (Les genres dudiscours, 1978), «Символизм и интерпретация» (Symbolisme et interpretation, 1978). Решающую роль в этой переориентации сыграло, пожалуй, знакомство с творчеством М. Бахтина, которому Тодоров посвятил первую во Франции монографию: «Михаил Бахтин: диалогический принцип» (Mikhail Bakhtine: le principe dialogique, 1981)⁵.

В 80-е годы, наряду с обзорно-аналитическим исследованием «Теории символа» (Theories du symbole, 1985)⁶, Ц. Тодоров выпускает две больших книги: «Завоевание Америки: проблема «другого»» (La Conquкte de l’Amerique: la question de l’autre, 1982), «Мы и другие: размышление француза о многообразии человечества» (Nous et les autres: reflexion francaise sur la diversite humaine, 1989). Полемизируя с представлением о цивилизации как о конфликтном сосуществовании множества автономных культур («коалиции культур», по выражению К. Леви-Стросса), автор, убежденный в том, что в истории творится не судьба самодостаточных этносов, а судьба всего человечества, мечтает о таком интерсубъектном общении, которое позволило бы преодолеть антагонистические отношения между различными культурными инстанциями. В последние полтора десятилетия свои размышления о единстве человеческого рода Ц. Тодоров все чаще включает не только в исторический, но и в актуальный политико-идеологический контекст: «Совместная жизнь: опыт общей антропологии» (La vie commune: essai d’anthropologie generale, 1995), «Несовершенный сад: гуманистическая мысль во Франции» (Le jardin imparfait: la pensee humaniste en France, 1998), «Хрупкость добра: спасение болгарских евреев» (La fragilite du bien: le sauvetage des juifs bulgares, 1999), «Память о зле. Искушение добром» (Memoire du mal. Tentation du bien, 2000). «Новыймировойбеспорядок: размышленияевропейца» (Le Nouveau Desordre mondial: Reflexions d’un Europeen, 2003) и др.

– Вы активно участвовали в интеллектуальной жизни Франции на протяжении последних сорока лет. В 60 – 70-е годы вы выступали как один из ведущих представителей французского структурализма. Известно, однако, что структурализм не был вполне однороден. В нем обычно выделяют два направления – «жесткое», сциентистское, и «умеренное». Если «жесткий» структурализм (Альтюссер⁷,Грейма⁸,Фуко) склонялся к идее «теоретического антигуманизма» (Л. Альтюссер), «смерти человека» (М. Фуко), «культуры, реинтегрированной в природу» (К. Леви-Стросс), то для «умеренных» (к которым вас обычно относят) речь шла не о том, чтобы подчинить литературоведение той или иной готовой модели, будь то (нео)марксизм, (нео)фрейдизм или (нео)ницшеанство, но об изучении «литературного языка» как автономного образования, «литературности литературы», говоря словами Р. Якобсона. Однако в любом случае структурализм – это идеология детерминизма, идеология «завершенности», овеществленности человека, обусловленного биологическими или социокультурными обстоятельствами своей жизни.

Итак, тридцать лет назад вы были звездой структурализма. Ныне вы перешли в другой лагерь, и не случайно сегодня вас называют «апостолом гуманизма» («Экспресс» от 13 апреля 2000 года).