Третьи, четвертые, пятые
«Поэты 1840 – 1850-х годов», «Библиотека поэта», Большая серия. Вступительная статья и общая редакция Б. Я. Бухштаба. Составление, подготовка текста, биографические справки и примечания Э. М. Шнейдермана, «Советский писатель», Л. 1972, 544 стр.
В трудном положении оказался составитель очередного тома «Библиотеки поэта» – «Поэты 1840- 1850-х годов».
В литературной жизни любой эпохи есть свои кумиры – чаще всего баловни читающей публики, модные год-два и навсегда забываемые. «И в Лету – бух!» – как говорил Пушкин. И они всегда выступают на конкретном литературном фоне своей эпохи и немыслимы без него. В разные времена фон этот меняется, как меняются и главные поэтические фигуры.
Составитель вынужден был сосредоточить свое внимание на поэтах даже не второго, а третьего, четвертого и пятого ряда поэтического хора 40 – 50-х годов прошлого века, чьи произведения не выходили отдельными изданиями в «Библиотеке поэта».
В книгу вошли стихи и переводы четырнадцати поэтов – Б. Ростопчиной, Э. Губера, В. Гребенки, Е. Милькеева, И. Крешева, М. Стаховича, Н. Хвощинской, Ю. Жадовской, Ф. Кони, П. Каратыгина, И. Панаева, П. Федотова, Н. Берга и Ф. Миллера.
Ни один из этих поэтов не оставил сколько-нибудь заметного следа в отечественной литературе, а иные их произведения даже специалистам знакомы зачастую лишь понаслышке. Тем полезнее настоящее издание.
Горький в статье «О «Библиотеке поэта» писал: «Библиотека поэта» ставит целью своей познакомить молодежь с историей русской поэзии и дать начинающим поэтам материал для технической учебы» 1.
Еще сорок лет назад Горький совершенно справедливо сетовал: «Стихов у нас пишется бесконечно много, и, должно быть, труд поэта принято считать легким трудом, а это – очень вредное заблуждение. В результате такого заблуждения мы имеем бесконечные ленты рифмованных слов, и — как правило – эти слова, рассудочно построенные в строки и строфы, совершенно лишены чувства полного, искреннего слияния поэта с его темой. Все это потому, что – повторяю еще раз – наши поэты мало культурны, слабо вооружены технически, мало учатся» 2.
Издания «Библиотеки поэта», разумеется, рассчитаны не на поэтических недорослей, а на людей, которые любят поэзию, зачитываются стихами и порой сами пробуют силы в этом притягательном жанре. Одни из них, быть может, войдут со временем в нашу поэзию, а большинство останется за ее обширными пределами. Но полюбившие поэзию на всю жизнь будут ее верными читателями и почитателями. И благородную задачу «уловления человеческих душ» и заманивания их в царство Поэзии успешно выполняла и выполняет «Библиотека поэта».
Для рецензируемого издания составителю Э. Шнейдерману пришлось отобрать десятки произведений из многих сотен стихотворных опусов малоизвестных поэтов, – труд кропотливый, мало благодарный, можно сказать, подвижнический.
Условными рамками данного сборника являются гибель Лермонтова (1841) и крымская «конфузия» (1855), потрясшая до основ николаевскую Россию. Герцен писал, что после смерти Лермонтова (и Кольцова – 1842) «русская поэзия онемела».
Очень точно определяет поэтическую атмосферу этого десятилетия Б. Бухштаб во вступительной статье «Русская поэзия 1840 – 1850-х годов»: «На поверхности литературы по-прежнему шумит вульгарный романтизм… В ходовой, эпигонской поэзии 40-х годов процветают жанры баллады и романса, в которых вулканические страсти бушуют в экзотической обстановке – испанской, итальянской, кавказской или восточной» (стр. 14).
Любой сборник несет на себе отпечаток вкуса составителя, как бы ни старался он быть объективным. И это не помеха делу, если эрудиция составителя достаточно богата, что вполне относится и к составителю настоящего сборника.
Но любой читатель может высказать свои претензии и пожелания составителю. Мы тоже хотим воспользоваться этим правом. Можно было бы, конечно, расширить список авторов этой редкой антологии. Жаль, что в ней нет произведений Нестора Кукольника (1809 – 1868) – друга Глинки, написавшего много вокальных и симфонических произведений на стихи этого известного в свое время поэта. Можно было бы включить в книгу стихи Николая Коншина (1794- 1865), ротного командира Баратынского, когда он служил унтер-офицером в Нейшлотском полку в Финляндии. Можно было бы найти место для стихов «счастливого Зайцевского, Поэта и Героя», отмеченного Д. Давыдовым, для стихов царскосельского «шалуна, увенчанного Эратой и Венерой», – А. Шишкова, который и на Кавказе, и в тверской глуши оставался «балованным питомцем Аполлона» и верным его служителем; его стихи всегда радовали Пушкина, а две строки из эпиграммы на Александра I —
И обновленная Россия
Надела с выпушкой штаны –
были в свое время у всех на устах. С. Соболевский был другом Пушкина и Мериме и многих других знаменитых литераторов своего времени. Он автор многих метких и остроумных эпиграмм, шуточных стихотворений.
Лучшие его вещицы были бы уместны в настоящем сборнике. Точно так же, как стихи и злые эпиграммы графа Федора Толстого («Американца»), которому – по словам его друга, поэта-гусара Д. Давыдова – ничего но стоило и в прямом и в поэтическом смысле «махнуть ладонью по ланите».
В течение многих лет пользовался известностью в демократических читательских кругах поэт Федор Слепушкин (1783 – 1848), крепостной, откупившийся от помещика, потом купец, удостоенный за свой сборник «Досуги сельского жителя» золотой медали Российской академии (1826). Сборник этот переиздавался. Лучшие стихи этого поэта тоще были бы уместны в антологии.
Вместе с тем лишними представляются в книге многие сотни стихотворных строк П. Федотова, от которых идет уж больно густой дух откровенной графомании. Лишь один опус «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» занимает более двадцати двух страниц текста (966 строк). Кстати, в «Биографической справке» это сочинение почему-то именуется «Поправка обстоятельств, или Сватовство майора» (стр. 379). А место, отведенное этому поэту, занимает одну восьмую часть всей книги, – не слишком ли расточителен в данном случае составитель?
Все, кто следит за работами Б. Бухштаба, с интересом прочтут и его вступительную статью к сборнику. Автор вступления рисует широкую картину литературно-общественной жизни середины прошлого века. На этом фоне перед нами предстают фат и хват Каратыгин, несчастный Федотов, пылкий Губер, в семнадцать (!) лет начавший переводить «Фауста» и благословленный Пушкиным, дамы-поэтессы разного общественного положения, язвительный Кони, автор знаменитой рифмы «столоначальник – начальник» (стр. 319), и другие представленные в сборнике поэты. Это чтение может стать и увлекательным и поучительным.
В свое время Ю. Верховский, изучавший творчество поэтов пушкинской поры и поэтов, появившихся позднее, отмечал «чрезвычайно высокий уровень художественной и в частности поэтической, стихотворческой техники, соединенный с высоким уровнем общего вкуса. В это время изящное чувство меры свойственно и заурядным поэтам. Не пишет ли тогда третьестепенный, незаметный поэт превосходными стихами?» («Поэты пушкинской поры». Сборник стихов, Изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1919, стр. 4 – 5).
Эту лестную характеристику можно, разумеется, отнести не ко всем поэтам, чьи произведения включены в сборник. Но некоторые из них – скажем, Ф. Кони, И. Панаев – несомненно ловкие версификаторы. Примером тому могут служить куплеты из «Петербургских квартир» Ф. Кони с неожиданными каламбурными рифмами (стр. 323). Еще Белинский находил, что маленькие куплетцы Кони иногда забавны. Позабавят они и современного читателя.
Подборке стихотворений каждого поэта предпослана биографическая справка, в которой кратко сообщается о жизни и творчестве автора. Эти справки полезны.
Создатели антологии не ставили перед собой задачи спасать из Леты канувших в нее стихотворцев; цель была другая – показать литературный фон той эпохи, на котором действовали поэтические протагонисты. Эта цель – в большей ее части – достигнута.