Точность эпитета

Недавно нам в руки попала первая книга стихов Вл. Фирсова. Она произвела отрадное впечатление. Светлое мироощущение, свежесть чувства и крепкий, ясный стих составляют положительные качества дарования молодого поэта. Последнее – хороший стих – в первых книгах встречаешь не так уж часто. Владимир Фирсов умело пользуется, в частности, эпитетами. Они у него просты, конкретны и выразительны. Вот, к примеру, стихотворение «Третий день»:

Петушиный крик все тише,

Бабье лето позади.

Третий день стучат по крышам

Равнодушные дожди.

Третий день по всем дорогам,

Не спеша, ручьи бегут.

Третий день пастух не трогал

Звонкий рог и хлесткий кнут.

Третий день в избе-читальне

Книги, игры – нарасхват,

Третий день путем недальним

Едет киноаппарат.

В небе пасмурном, бездонном

Ветер носится трубя.

Однако почему мы вдруг остановились, еще не дочитав двух последних строк:

Третий день жду почтальона –

Нету писем от тебя, –

остановились, словно споткнулись обо что-то?

Мы и в самом деле споткнулись. Споткнулись на слове бездонном. Так ли уж бездонно непогодливое осеннее небо? Ведь это о нем обычно говорят: «ишь как нахлупило, нахлобучило». Какая уж тут бездонность! Не лучше ли было бы сказать: «и темном», и не портить колорита нарисованной картины чужеродным мазком.

Мы нарочно выбрали стихотворение, в котором неловкий эпитет, возможно, является случайной оговоркой. Можно было бы привести примеры куда более разительные, примеры, где небрежность, нечуткость автора к слову сказываются более наглядно. Это случается не только с молодыми поэтами. В одном из стихотворений известного поэта-профессионала мы встретили такое чудовищное определение:

Мы идем тропой таежной,

И вокруг нее цветы

Непонятной, невозможной

Двухметровой красоты.

Как говорится, комментарии в данном случае излишни. Слово-определение, выбранное для характеристики увиденной поэтом красоты, способно вызвать только комический эффект. Примеров разительного несоответствия слова-определения сущности изображаемого предмета в печатаемых стихах немало. Но мы сознательно не воспользовались такими примерами, случай с Вл. Фирсовым нам кажется более подходящим для иллюстрации нашей мысли.

Мысль эта проста и столь же не нова, сколь не ново положение поэтики, что эпитет является простейшей формой тропа. Состоит же эта не новая мысль в том, что функция этой простейшей формы в стихе весьма значительна. Одно неточное определение, один неудачно выбранный признак, оказывается, способны если не разрушить общее впечатление, то в какой-то мере все же ослабить его.

В наших критических статьях и рецензиях мы обычно пренебрегаем такими «мелочами», не ведем разговора о том, насколько поэт широко или избирательно, умело или неточно пользуется различными средствами поэтической выразительности. Почему-то считается, что такой разговор узко профессионален, интересен только для поэтов, а не для широких кругов читателя. На самом деле он важен как для поэта, так и для эстетического воспитания читателя. Литературная критика прошлого не чуралась такого специального разговора в статьях, предназначенных для читающей публики, особенно если речь шла о творчестве молодых поэтов.

В 1842 году В. Белинский напечатал статью «Стихотворения Аполлона Майкова» – о первой книге молодого тогда поэта. Статья содержала подробный анализ стихов. Как во всех статьях Белинского, в ней были высказаны интересные мысли о поэтическом искусстве вообще, Но Белинский отнюдь не был склонен пройти мимо таких «мелочей», как отдельные риторические строки, синтаксическая затрудненность и неточность в эпитетах. Критик восхищается пламенным вдохновением последних строф стихотворения «Монастырь» и в то же время о начальных строфах этого же стихотворения пишет: «И что за неточность в эпитетах? Что такое «окованные стены», «одежда мертвая» (автор хотел, вероятно, сказать – «одежда мертвых», да мера стиха не позволила), «верен ли монашеский обет»(кому и чему верен?)? Что такое «весенние часы и мечтательные бессонницы»?..» Анализируя другое стихотворение («Ангел и демон»), Белинский называет его перлом, приводит целиком, но не упускает возможности указать, это «эпитет пышный не удовлетворителен – мы думаем, что даже гордый больше бы шел к внутреннему смыслу пьесы».