№3, 2011/Материалы и сообщения

Теоретическая история, диалектика и риторика русской литературы

История русской литературы является опорным курсом в подготовке всякого гуманитария. Преувеличить значение этого курса невозможно. На любом филологическом факультете любого российского вуза на историю русской литературы отводится максимальное количество учебных часов, и преподавание дисциплины осуществляется с той наибольшей полнотой, которую в состоянии обеспечить кадровый состав данного заведения.

Тем более досадной предстает методологическая неустроенность самого курса истории русской литературы. История нуждается в периодизации. История русской литературы в этом смысле не является исключением. Но принципы, на которых осуществляется выделение периодов в ней, далеки от основательности. Как правило, периодизация привязывается к принятому членению социальной истории. В древнерусской эпохе выделяются литература Киевской Руси, литература периода феодальной раздробленности и монголо-татарского ига, литература Московского царства, литература «смутного», то есть «переходного», XVII столетия. В анамнезе периодизаций XIX века находится связь с этапами освободительного движения. Границами периодов в литературе ХХ века выступают Октябрьская революция и Великая Отечественная война.

Такой принцип не является удовлетворительным и не должен сохранять свой приоритет бесконечно. Необходимы твердые основания собственно филологического свойства, которые позволили бы представить историю русской литературы как логически сообразный, внутренне скоординированный процесс. При этом необходимо, чтобы русская литература виделась на этих основаниях как целое: и книжность Средневековья, и литература Нового времени — в их неразрывной связи и преемственности.

В настоящей статье мы предлагаем разработку таких оснований — возможно, как их вариант. Назовем сразу же те моменты, которые выступают в качестве опорных. Ниже в ходе изложения эти моменты будут раскрыты.

Первое. История литературы как целого должна носить теоретический характер: это история развития литературы.

Второе. Развитие литературы диалектично, оно есть само диалектическое становление слова, данное нам во временной протяженности.

Третье. Развитие литературы — это развитие речевой коммуникации, и на него влияют законы коммуникации, а следовательно, история литературы риторична.

Теоретическая история. О теоретической истории литературы в начале 1970-х годов стал говорить Д. Лихачев. Он сформулировал принцип такой истории и ее отличие от «традиционных» историй, преследующих задачу в подробностях осветить определенный период развития национальной литературы. «Цель теоретической истории другая, — писал Лихачев. — У читателя предполагается некий необходимый минимум знаний, сведений и некоторая начитанность <…> Исследуется лишь характер процесса, его движущие силы, причины возникновения тех или иных явлений, особенности историко-литературного движения данной страны сравнительно с движением других литератур»1.

Сама по себе цель, сформулированная Лихачевым, — выявить общий характер и движущие силы литературного развития — ставилась и прежде. На понимание причин литературных явлений ориентировал историческую поэтику А. Веселовский: «отвлечь законы поэтического творчества <…> из исторической эволюции поэзии»2. В начале ХХ века замысел исторической поэтики получил развитие в диахронической трактовке: как теоретической дисциплины, проясняющей законы литературной истории — а точнее, литературной эволюции. Исторический и эволюционный подходы последовательно различались на рубеже ХХ века. Так, П. Сакулин в начале 1920-х качественно противопоставил историю литературы, изучающую предмет в контексте действия внешних каузальных (социальных, психологических) факторов, и историческую поэтику, подчеркнув, что литературная эволюция рассматривается последней дисциплиной. «Эволюция — развитие явления «по природе», как выразился еще Аристотель, а история изучает конкретный процесс, обусловленный действием каузальных факторов. Поэтому <…> предпочтительнее было бы и самую науку называть «эволюционной», а не исторической поэтикой. Во всяком случае, историческая поэтика есть лишь разновидность поэтики вообще, то есть дисциплина теоретическая, отличная от истории поэзии, от истории литературы»3, — писал Сакулин. А несколько лет спустя П. Медведев (М. Бахтин) искал единства «науки о литературе во всех ее отделах (теоретическая поэтика, историческая поэтика, история литературы)»4. Противопоставление исторической поэтики — истории литературы было в 1920-е годы общим местом филологической науки. Идея теоретической истории генетически восходит к проблемной области исторической поэтики.

Исходя из задач теоретической истории, Д. Лихачев усматривал в развитии древней русской литературы наличие четырех эпох: «эпохи стиля монументального историзма (X-XIII вв.), Предвозрождения (XIV-XV вв.), эпохи второго монументализма (XVI в.) и века перехода к литературе типа Нового времени (XVII в.)»5. Эти эпохи выделялись ученым, как он сам писал, в значительной мере на основе «чувства стиля»: стиля, объединяющего культурное творчество в литературе, живописи, архитектуре того или иного времени. Однако потребность в методологическом укреплении теоретической истории отчетливо осознавалась Лихачевым как ближайшая научная задача. Литература как целое, считал ученый, в отличие от отдельных произведений или текстов, представляет собой «макрообъект», сами правила функционирования которого еще должны быть выявлены. «Построение теоретической истории русской литературы требует усовершенствования самой методики исследования литературы, как некоторого макрообъекта. Выработка этой методики — дело будущего»6.

Конец ХХ и первое десятилетие XXI века отмечены неоднократными заходами исследователей в область теоретической истории русской литературы с целью выработки взгляда на последнюю как на целостную диахроническую систему. В этом направлении ориентирован ряд работ И. Смирнова7. Близкие по характеру задачи, решаемые весьма различными средствами, так или иначе ставились М. Виролайнен, И. Есауловым, А. Ужанковым8. Л. Левшун предложила концепцию развития книжности X-XVII веков9. В. Луков ввел специальный термин «историко-теоретический подход»10, возводя его содержание к методу лихачевской теоретической истории. В недавнем нашем исследовании построена модель развития русской словесности с момента ее возникновения в ХI веке до современности11. Стабильность интереса к теме побуждает думать, что «будущее», о котором писал Лихачев, настает, и методика исследования «макрообъекта» нуждается в предельной конкретизации.

Целостность макрообъекта. Новизна представления о русской литературе как макрообъекте предполагает прежде всего феноменологическое отношение к этому макрообъекту. Необходимо понять, что есть русская литература в своей качественной сути и как она отличается от всего, что не есть она сама. Литература не может быть понята только формально, как корпус текстов. Допустив такой подход, мы бы утратили основания для каких-либо содержательных классификаций материала и возможность исторического видения предмета. Следует предполагать некое сущностное смысловое единство, проявлением которого литература выступает. Относительно трактовки такого единства имеется авторитетная филологическая традиция, восходящая к немецкой науке рубежа XVIII и XIX столетий. В. фон Гумбольдт писал, что языки «всегда в подлинном и прямом смысле творятся нациями как таковыми»12. Следовательно, ими же творятся и национальные литературы. Исходя из предложенного В. фон Гумбольдтом определения, мы вправе рассматривать литературу как способ осуществления национального сознания. Единство этого сознания сообщает национальной литературе смысловую целостность и статус предмета.

В истории существовало и существует множество национальных типов культурного сознания. Соответственно, и порождаемые ими литературные традиции весьма различны. Поэтому русскую литературу следует рассматривать как не только единую, но и особую диахроническую систему. И конечно, при этом оригинальные памятники следует с самого раннего периода отличать от переводных.

Д. Лихачеву был свойствен иной взгляд на особость древней русской литературы. Этот взгляд определялся тем, что в своей модели теоретической истории ученый акцентировал общность восточнославянских и южнославянских литератур на раннем этапе их становления. При этом он подчеркивал воздействие на них древнеболгарской «литературы-посредницы», адаптировавшей византийские и европейские влияния. Представление о первоначальной общности славянских литератур побуждало Лихачева возражать против деления древнерусской литературы на оригинальную и переводную составляющие. Ученый писал о феномене «трансплантации», в ходе которой переводные памятники как бы прививались к новой почве и трансформировались на ней переписчиками в соответствии с национальными культурными воззрениями13.

Однако параллельно с «трансплантированными» возникали и оригинальные памятники, отмеченные значительным своеобразием. В той же работе Лихачев констатировал, что «оригинальные произведения заметно отличались от переводных по своему художественному строению»14. Деление на оригинальную и переводную составляющие не напрасно применялось во всех историях средневековой русской словесности XIX и XX веков. И в конце ХХ столетия В. Топоров писал о разнице культурных ролей этих составляющих: «Разумеется, в XI в. на Руси уже существовала переводная литература <…> Переводные тексты с их поэтической образностью оставались обширным и плодотворным резервом для складывания древнерусской литературы, но элементами активной истории они становились лишь по мере своего собственного преодоления <…> включения в иные рамки с подчинением новым заданиям»## Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. В 2 тт. Т.

  1. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X-XVII вв.: Эпохи и стили. Л.: Наука, 1973. С. 4. []
  2. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л.: Художественная литература, 1940. С. 498. []
  3. Сакулин П. Н. К вопросу о построении поэтики // Искусство. 1923. № 1. С. 82. []
  4. Медведев П. Н. Формальный метод в литературоведении. Л.: Прибой, 1928. С. 27.[]
  5. Лихачев Д. С. Указ. соч. С. 5. []
  6. Там же.[]
  7. См., например: Смирнов И. П. Мегаистория: К исторической типологии культуры. М.: Аграф, 2000. []
  8. См.: Виролайнен М. Н. Структура культурного космоса русской истории // Виролайнен М. Н. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности. СПб.: Амфора, 2003; Есаулов И. А. Пасхальность русской словесности. М.: КругЪ, 2004; Ужанков А. Н. Теория литературных формаций в русской литературе XI — первой трети XVIII в. // Филологические науки. 2005. № 1.[]
  9. См.: Левшун Л. В. История восточнославянского книжного слова X-XVII вв. Минск: Экономпресс, 2001. []
  10. «Историко-теоретический подход <…> Одним из важных моментов его освоения и формулировки стала концепция теоретической истории, выдвинутая Д. С. Лихачевым <…> Историко-теоретический подход имеет два аспекта: с одной стороны, историко-литературное исследование приобретает ярко выраженное теоретическое звучание (этот аспект разрабатывает Д. С. Лихачев), с другой стороны, в науке утверждается представление о необходимости внесения исторического момента в теорию» (Михальская Н. П., Луков В. А. [Рец. на кн.:] История всемирной литературы. В 3 тт. М.: Наука, 1983-1985 // Филологические науки. 1986. № 4. С. 84).[]
  11. См.: Кузнецов И. В. Историческая риторика: Стратегии русской словесности. М.: РГГУ, 2007. []
  12. Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. С. 65.[]
  13. Ср.: «Переводчики и писцы по большей части были соредакторами и соавторами текста, текст переводных произведений жил так же, как и текст оригинальных» (Лихачев Д. С. Указ. соч. С. 23).[]
  14. Там же. С. 60.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №3, 2011

Цитировать

Кузнецов, И.В. Теоретическая история, диалектика и риторика русской литературы / И.В. Кузнецов // Вопросы литературы. - 2011 - №3. - C. 181-224
Копировать