Дом vs. Наружность. О романе Мариам Петросян «Дом, в котором…»

В каком-то смысле писать про «Дом, в котором…» Мариам Петросян сегодня — значит опоздать навсегда. Роман стал одной из главных книг 2009 года, получил «Студенческий Букер», «Русскую премию» и победил в читательском голосовании «Большой книги». Ведущие критики, словно сговорившись, неустанно пели ему дифирамбы и единодушно заявляли, что «таких» книг не было давно. «Таких»: честных, умных, почти ни на что не похожих. Но — странно — говоря о непохожести, тут же пытались найти истоки, определить, откуда есть пошла книга, захватившая всех. Вспоминали и «Белое на черном» букеровского лауреата Рубена Давида Гонсалеса Гальего, и «Гадких лебедей» братьев Стругацких, и «Республику ШКИД» Григория Белых и Леонида Пантелеева, и «Гарри Поттера» Джоан Роулинг, то есть все произведения, действие в которых происходит в чем-то необычных школах-интернатах. Вписывали в ряд — и тут же говорили об исключительности.

Книгу Петросян обсуждали все. Эфир программы «Школа злословия» с Галиной Юзефович почти полностью был посвящен «Дому, в котором…». Ксения Рождественская отметила, что перед нами — «очень большая книга. Не в смысле количества страниц, исторического значения или продолжительности написания. А по-другому — как если приходишь в новую школу посреди учебного года и пытаешься влезть во все это, сообразить, куда ты попал»¹. Рассуждения критиков по поводу этой книги возникали преимущественно из экстралитературного опыта, из личного, жизненного: «большая» литература и должна апеллировать к жизни. Любопытно, что в тот же год, что и роман Петросян, вышел еще один, который вызвал гораздо более неоднозначную реакцию, но имел столь же оглушительный успех, — «Каменный мост» Александра Терехова, — и некоторые оценки этих книг, при совершенной их между собой непохожести, были почти идентичными. В обоих случаях отмечалось, что читатель имеет дело с весьма неожиданными явлениями. Авторы — совсем не активные участники литературного процесса, каждый из них писал книгу более десяти лет, в результате получилось нечто, не вписывающееся в модное слово «тренд» и тем самым бесконечно привлекательное: «»Дом, в котором…» возник как будто из некоей реальности, параллельной всему, что можно было бы назвать отечественным литературным процессом, т.е. литературой, условно говоря, «большой земли»… Вот в этом «не ждали», думается, и состоит главный интерес. Не зачисленная ни в какие столичные тусовки и группировки, никому не известная писательница стала реальным воплощением вечной историко-литературной утопии — подтверждением автономности литературы, противопоставленной в той или иной степени «управляемым» моделям литературной ситуации, будь то навязанный сверху соцреализм, или заботливо выращенный в инкубаторе реализм «новый», или коммерческий культ бестселлера»².

Книга Петросян шероховата, композиционно несовершенна, порой подчеркнуто непрофессиональна, но именно этой неотточенностью и искренностью она и привлекает читателя. Автор порою словно не знает, что делать с сюжетом и героями, и оттого они живут сами по себе, по правилам Дома, а не по литературным законам. А с живыми людьми — иногда сложно, иногда скучно, но все-таки интересно. Этим, как отметил Дмитрий Быков, роман безусловно силен: «»Дом, в котором» — замечательное произведение и, очень может быть, дверь в ту новую литературу, которую все ждали. Отсюда и ощущение пугающей непривычности, о котором говорили столь многие, и резкое отторжение, и абсолютный восторг, избыточность которого в некоторых отзывах оскорбляет вкус едва ли не больше, чем упомянутое отторжение»³.

И все-таки писать о книге Петросян сегодня, когда первая волна эйфории уже прошла, — нужно. Потому что ясно одно — Петросян удалось написать серьезный роман, требующий серьезного разговора.

Территория детей

«Если у тебя нет рук или ног — ты герой или покойник. Если у тебя нет родителей — надейся на свои руки и ноги. И будь героем. Если у тебя нет ни рук, ни ног, а ты к тому же ухитрился появиться на свет сиротой, — все. Ты обречен быть героем до конца своих дней»⁴. У Гальего (которого Петросян, как призналась в интервью, не читала; однако критики не могли не сопоставить столь соположенные тексты) каждый, кто воспитывается в интернате для инвалидов, — уже герой.

У Петросян все иначе. Факт нахождения в Доме сам по себе никого героями не делает, как не делает и абсолютными злодеями. Инвалиды — это люди. Обычные, просто немного другие. И они могут быть разными, героями в том числе, но героизм этот — не «врожденный», как в «Белом на черном», а «приобретенный». Дети строят свои судьбы, сами управляют своим «государством», дают друг другу клички, определяющие социальные роли: роли с возрастом могут меняться — тогда меняются и прозвища. Именно это в романе происходит с Кузнечиком, перерастающим в Сфинкса. Палаты в Доме — такие же социальные группы, как индийские касты, с определенными особенностями и функциями. Таким образом, каждый человек в Доме оценивается и сам по себе (прозвище — индивидуальная характеристика), и исходя из норм поведения группы, к которой он принадлежит.

В романе Гальего взрослые выполняют гораздо более активную роль: постоянно упоминаются врачи, медсестры и нянечки, которые говорят что-то, часто врут, кормят, позволяют что-либо или запрещают, отправляют выросших воспитанников в дом престарелых или скрывают их возраст, чтобы оставить в приюте еще на какое-то время и отсрочить тем самым их гибель. У взрослых — сила. Они главные: «Учителя рассказывали мне о дальних странах, о великих писателях, о том, что жизнь прекрасна и каждому найдется место на земле, если только хорошо учиться и слушаться старших. Они всегда лгали. Лгали во всем. Они рассказывали о звездах и материках, но не разрешали выходить за ворота детдома. Они говорили о равенстве всех людей, но в цирк и в кино брали только ходячих».

А «Дом, в котором…» — это территория детей, но вместе с тем здесь нет явного, активного противопоставления ребенка и взрослого (это противопоставление вообще снимается фигурами воспитателей Лося и Ральфа). Дом живет по своим, понятным каждому воспитаннику правилам, а Наружность — нет; отсюда страх героев Петросян перед окончанием учебы в интернате и необходимостью покинуть его.

1. Рождественская Ксения. «Большая книга»: Мариам Петросян. Дом, в котором… // http://www.openspace.ru/literature/events/ details/13435/?expand=yes#expand[↩]
2. Лебедушкина Ольга. Петросян, которую «не ждали» // Дружба народов. 2010. № 8. [↩]
3. Быков Дмитрий. Порог, за которым // http://www.gzt.ru/topnews/culture/-porog-za-kotorym-/291098.html?from=copiedlink[↩]
4. Гальего Рубен Давид Гонсалес. Белое на черном. СПб.: Лимбус-Пресс, 2005.[↩]