Тенденции развития советской поэзии

Г. Б. Хусаинов, Башкирская советская поэзия. 1917 – 1980. М., «Наука», 1983. 304 с.

Современный уровень литературоведческих исследований побуждает по-новому рассматривать историю национальных советских литератур, поскольку открываются новые возможности анализа, обусловленные общим направлением и результатами изучения художественных достижений социалистического реализма. Все более насущной оказывается необходимость движения от собирания и систематизации фактов к концептуальному их осмыслению: жизнь отдельных жанров в национальных литературах, тенденции стилевого развития этих литератур и т. п.

Новая книга известного башкирского филолога Г. Хусаинова – проблемное историко-литературное исследование, подготовленное многочисленными работами автора – прежде всего изданной в Уфе еще в 1968 году обширной монографией «Пути развития башкирской советской поэзии», а также вышедшими еще в начале 60-х годов монографиями о творчестве Сайфи Кудаша, Рашита Нигмати и Мустая Карима. Теоретико-литературная оснащенность и основательность обнаруживаются в этих работах в первую очередь в связи с постановкой проблем традиций и новаторства, идейно-художественных связей башкирской поэзии с опытом всей советской и мировой литературы. Такой подход отличает и рецензируемую книгу.

Адресуя ее всесоюзному читателю-специалисту, Г. Хусаинов дает краткую характеристику литературоведческих работ, посвященных истории башкирской советской поэзии и современному ее состоянию. Г. Хусаинов учитывает опыт своих коллег, в частности содержание книг К. Ахмедьянова «Вопросы композиции башкирских поэм» (1962), «Путешествие в страну поэзии» (1967) и «Поэтический образ» (1979), Г. Рамазанова «Горизонты литературы» (1978), Р. Бикбаева «Поэтическая летопись современности» (1980), но избирает собственный угол зрения и способы освещения материала: в его книге органично соединены строгая хронология и углубленное рассмотрение элементов поэтики.

Монография закономерно открывается главой «Истоки и традиции», необходимой и для того, чтобы ввести читателя в материал исследования, и ради профессионально точной оценки жанров башкирской народной поэзии и традиционных письменных жанров, их эволюции.

Развитие башкирской советской поэзии рассматривается Г. Хусаиновым поэтапно, что позволяет выявить общие тенденции и наиболее яркое, активное их действие в творческой практике крупнейших поэтов. Автор рецензируемой книги избрал две основные формы литературоведческого исследования: проблемный обзор и портрет, так что общая характеристика состояния поэзии на том или ином этапе дополняется и конкретизируется детальным рассмотрением лирических и лиро-эпических произведений того или иного поэта. Конечно, есть некоторая доля условности в том, что стихотворцы, работавшие в течение нескольких десятилетий, «приписаны» к определенному историко-литературному этапу, в котором их творческая индивидуальность проявилась с наибольшей полнотой. Но ведь такой подход не исключает разговора о творчестве писателя и в других обзорных главах. В большинстве случаев Г. Хусаинов определяет связь обзоров и портретов с достаточным основанием. Так, глава «На пути становления (1917 – 1932)» продолжена портретом зачинателя башкирской советской литературы Мажита Гафури; к главе о поэзии 30-х годов «К многообразию и совершенствованию (1932 – 1941)» присоединен портрет Даута Юлтыя; к обзору поэзии военных лет – портрет Рашита Нигмати. Менее обоснованной представляется привязка портрета Сайфи Кудаша к главе «Поэзия мира и труда (1945 – 1955)», а также портрета Мустая Карима к обзору поэзии 60-х годов «К новым поэтическим высотам». Безусловно, творчество названных поэтов весьма характерно для тех этапов развития башкирской советской поэзии, с которыми их связывает автор рецензируемой книги, однако очевидна и условность, недостаточная обоснованность такого вычленения. Это чувствует и сам Г. Хусаинов: не случайно он рассматривает (или упоминает) произведения Сайфи Кудаша в предыдущих обзорах и убеждает читателя в том, что без обращения к творчеству Мустая Карима попросту невозможно дать сколько-нибудь точную картину поэзии военных и послевоенных лет.

Некоторая доля условности есть и в хронологическом размежевании исследования современной поэзии, в выделении специальной главы «На путях к синтезу», однако важность ее в том, что литературовед обобщает здесь положения, выдвинутые в предыдущих разделах, и обстоятельно говорит о закономерности утверждения и развития новых качеств башкирской поэзии. Они обусловлены как общими тенденциями, характерными для всесоюзного литературного процесса, так и специфическими национальными явлениями, в частности своеобразием национальных поэтических традиций и особенностями их восприятия, развития в процессе новых жанрово-стилевых исканий. Итоговая глава оказывается и своего рода синтезированием частных наблюдений, и обоснованием принципов исследования, которое посвящено все-таки не обзору 65-летнего пути башкирской поэзии, но анализу тенденций ее развития.

Каждое рассматриваемое явление Г. Хусаинов ставит в связь с жизненными обстоятельствами, с особенностями эпохи общественного развития и с особенностями развития советской литературы в целом. В первой главе, широко освещающей процесс становления башкирской советской поэзии, литературовед несколько увлекается такими сопоставлениями, стремится сообщить как можно больше фактов, потому ощутимы и некоторая описательность, перечислительность, иллюстративность. Но и здесь, подчеркивая тезис о том, что главной темой молодой литературы стало изображение героизма народа, поднявшегося на защиту завоеваний Октября, показывая поэтическое освоение в 20-е годы темы труда, рабочего класса и его отношения с крестьянством, литературовед стремится выявить стилевое многообразие башкирской поэзии, охарактеризовать различные направления в освоении литературной и фольклорной традиций и обозначить тенденции жанрово-стилевого развития, обусловленные эпохой. Обоснован его вывод о том, что «творческая практика башкирской советской поэзии первой половины 20-х годов представляет собой весьма пеструю, сложную и противоречивую картину. В ней перекрещивались и сосуществовали самые различные стилевые тенденции: реалистические, абстрактно-романтические, натуралистические. В то же время в этой пестроте можно заметить главное – как в творческих поисках и идейно-эстетической борьбе прокладывал себе дорогу социалистический реализм, выявлялись новые, жизненные тенденции романтического в башкирской советской поэзии» (Стр. 55).

Выдвинутый в первой главе тезис о новаторских качествах башкирской советской поэзии, проявившихся в постепенном расширении идейно-тематического диапазона, в создании образа нового человека, в разработке морально-этических проблем, в жанрово-стилевых изменениях и эволюции образности, доказывается и развивается в исследовании поэзии 30-х годов. Верна исходная позиция Г. Хусаинова, стремящегося рассмотреть новизну и своеобразие национальной поэзии в контексте всей советской литературы предвоенного десятилетия, где ключевыми словами, опорными образами становились ПЕСНЯ, СВЕТ, СОЛНЦЕ, ТРУД, ЗНАМЯ, МОЛОДОСТЬ. Поэтическое осмысление именно этих понятий не ограничивало фантазию поэтов, не обедняло новое многонациональное искусство, ибо в каждой национальной культуре, каждым талантливым художником эти общепризнанные, самые емкие в политическом, этическом и эстетическом планах образы раскрывались в оригинальном истолковании, в своем контексте, отражая особенности национального восприятия исторической новизны. И вместе с тем складывалась общая, единая поэтическая летопись Страны Советов. Образ новой песни – синонима труда и счастья предстает в 30-е годы в стихах едва ли не каждого советского, поэта.

Новое чувство Родины и рожденный этим чувством песенный настрой возникали у советских поэтов прежде всего благодаря обретению ими «места в рабочем строю», осознанию необходимости их творчества времени и народу. Об этом много говорили на Первом писательском съезде, но съездовские речи были в определенной мере уже обобщением опыта. Рубежом, положившим начало новым поэтическим раздумьям, определившим поворот в индивидуальных творческих судьбах и в развитии всей советской поэзии, явилось само время индустриализации и коллективизации, значительные события общественной жизни, а среди них – исключительно важное для развития нашей литературы событие – постановление ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года.

Личностное восприятие поэтами партийного документа, их непосредственное, все усиливавшееся и приобретавшее разнообразные формы активное участие в общественной жизни страны были обусловлены осознанием и глубоким лирическим осмыслением, прочувствованием нового типа человеческих связей и отношений и новых задач искусства в социалистическом обществе. Для поэтов братских республик этот процесс был сопряжен и с радостным ощущением новых отношений наций и народностей Советской страны. Традиционные для литератур и фольклора этих народностей и наций мотивы скорби, негодования, вызванные пониманием своего неравенства в условиях царской России, а также мотивы обособленности, даже национальной исключительности, которые звучали порой в дореволюционную пору и в произведениях демократически настроенных художников, нередко сливаясь с протестом против гнета социального, сменяются песней радости, истоки которой поэты открывают в Революции. Это открытие совершалось уже в первые годы советской власти, оно определило звучание стихотворений и поэм, создававшихся в 20-е годы, в годы же 30-е стало очевидным для всех.

Предвоенное десятилетие вносит в поэтическую трактовку революции, в осмысление темы Коммунистической партии и образа вождя революции новые аспекты. У многих поэтов братских республик сохраняется стремление обозначить самые существенные, дорогие для них приметы новой действительности в контрастном сопоставлении-противопоставлении их дореволюционному прошлому. Но все заметнее внешняя контрастность и романтическая настроенность изображения, предполагавшая «концентрированную условность» и вычленение из сложного многообразия событий и явлений лишь тех, упоминание которых специально «работало» на утверждение поэтической мысли, сменяются более глубоким лирическим осмыслением новых жизненных тенденций, естественно воспринимаемых как лично необходимые, определяющие темы и направление, характер творчества. А это осмысление органично сливается с поэтическим открытием сути интернационализма как воплощения истинно гуманных и социально справедливых связей трудящихся. И по-новому открывается изображавшийся прежде контраст, конфликт эпох, масштабнее становится образ революционной нови.

Г. Хусаинов показывает, как поэты «интенсивно искали новые действенные формы связи поэзии с жизнью, стремились сделать стихи «строительным оружием» и «набатом борьбы» (Д. Юлтый). Они пытались передать эмоциональный накал этой борьбы и ее эпический размах. Однако зачастую им не хватало поэтического мастерства – умения облечь свои идеи в соответствующую художественную форму. Отсюда – общие рассуждения, вместо боевой агитации – дидактика, упрощенное, схематическое отражение сложностей жизни» (стр. 89).

Аналитичность исследования позволяет воссоздать любопытную картину динамики лирических жанров. Распространение таких жанрово-стилевых разновидностей, как агитстихи и обращения, поэтические письма и репортажи, стихотворные речи и инсценировки, звучавшие со сцены и трибуны, по радио и на страницах газет, намного расширили аудиторию башкирской поэзии. Массовыми и действенными формами поэзии стали дуэты, литературные инсценировки и монтажи, которые по своей структуре были близки к традициям песенных и жанрово-бытовых форм башкирского фольклора. Это тем более интересно, что далее Г. Хусаинов объясняет закономерность и плодотворность этой тенденции в развитии башкирской поэзии в годы Великой Отечественной войны, а вместе с тем убеждает, что во фронтовой лирике невозможно выделить гражданские, философские, интимные стихи, ибо она представляет органическое единство этих мотивов. Примечательно и суждение Г. Хусаинова о жанре поэмы, о том, что почти для всех башкирских поэм военного времени характерно обращение к героической истории и боевым традициям народа, их поэтизация. Характерно признание Мустая Карима: «У меня военная поэзия по существу полуфольклорная. Война и фольклор! Это сочетание родилось не потому, что не хватило опыта. Я хотел со своими читателями, со своими сородичами говорить на языке истории. Я хотел напомнить им: вы не сегодня явились на свет божий, вы веками создавали культуру, вы создавали самих себя, вы защищаете свою сущность, созданную веками» ¹.

Обзорные главы демонстрируют умение автора сочетать тематический анализ и выявление жанрово-родовых особенностей стихотворных произведений. В главах-портретах Г. Хусаинову удается значительно полнее показать своеобразие творческих индивидуальностей, рассмотреть вопросы стиля, поэтики. При этом каждый портрет своеобразен по структуре.

Анализируя творчество крупнейших башкирских поэтов, Г. Хусаинов выявляет и степень, характер связей их творчества с развитием национальной и всей советской литературы.

Г. Хусаинов написал книгу о поэтах, о поэзии. Увлеченность материалом сказывается и в стиле литературоведческого повествования. Существенные признаки этого стиля – поэтичность и публицистичность. Казалось бы, такие признаки не могут сочетаться с научной основательностью. Однако монография «Башкирская советская поэзия. 1917 – 1980» убеждает в обратном. Новая книга Г. Хусаинова концептуальна, все ее содержание доказывает справедливость вывода о закономерности и необходимости стилевого многообразия поэзии социалистического реализма, о плодотворности давних литературных и фольклорных традиций и традиций новых, в искусстве социалистического реализма рождаемых, для разработки новых жизненных проблем. Концептуальность книги со всей очевидностью проявляется в умении автора анализировать в единстве проблематику и поэтику. Не во всех главах это получается в равной мере удачно, быть может, еще и потому, что не всегда метод историко-литературного исследования состыковывается у Г. Хусаинова с подходом литературно-критическим, – в анализе современного состояния башкирской поэзии порой заметен разрыв между теоретическими тезисами, обобщениями и конкретными оценками.

Вероятно, большего внимания заслуживает и вопрос о поэтической критике. Г. Хусаинов не обходит его, но при этом часто ограничивается лишь упоминанием книг, статей, дискуссий.

Немало стихотворных цитат Г. Хусаинов дает в собственном подстрочном переводе, но все же большинство стихов предстает перед русским читателем в хороших, порой блестящих поэтических переводах. Среди тех, кто переводил башкирскую поэзию, – К. Симонов и М. Дудин, авторитетные мастера перевода Н. Гребнев, Е. Николаевская, Р. Моран. К сожалению, вопрос о переводах в книге Г. Хусаинова не затронут, как не рассмотрен и вопрос о творческом взаимодействии русских или украинских поэтов с поэтами Башкирии. Конечно, это особая тема, требующая самостоятельной монографической разработки, однако в освещении истории национальной поэзии было бы целесообразно отметить характер и тенденции развития ее связей с литературами братских союзных и автономных республик, конкретное проявление содружества поэтов.

Содержанием и пафосом всего исследования Г. Хусаинов на материале своей национальной поэзии доказывает, что основная, ведущая тенденция в ее развитии – закономерность идейно-тематического и жанрово-стилевого обогащения, возрастающие возможности углубленного поэтического осмысления человека и Времени.

г.Магнитогорск

1. »Вопросы литературы», 1974, N 8. с. 159. [↩]