«Сюрреализм – это просто большая открытость миру». Малоизвестное интервью Хулио Кортасара. Вступительная заметка, примечания и перевод с французского Д. Бабича

Предлагаемое вниманию читателя интервью знаменитого аргентинского писателя Хулио Кортасара (1914 – 1984), которое он дал в 1965 году впоследствии не менее известному перуанскому писателю Марио Варгасу Льосе (род. 1937), было впервые опубликовано лишь почти через 40 лет – в журнале «Nouvelle Revue Francaise» (N 570) в июне 2004 года.

Интервью было взято в Париже, где Марио Варгас Льоса в это время работал в качестве журналиста. По его собственному признанию, он познакомился с Кортасаром в 1959 году в Париже, где тот жил с 1952 года, работая в качестве переводчика ЮНЕСКО. В момент знакомства Кортасар уже был автором сборников рассказов «Бестиарий» и «Конец игры», изданных в Буэнос-Айресе в 1951 и 1956 годах, но в Европе его почти никто не знал. Известность пришла только в 1963 году, после публикации романа «Игра в классики». В момент, когда Льоса задает ему свои вопросы, Кортасар – уже знаменитый в узких кругах «продвинутой» молодежи писатель, в котором многие признают «голос поколения».

Насчет поколения получилась, однако, маленькая мистификация вполне в кортасаровском духе. Как признается сам Льоса, он только через долгое время после первого знакомства узнал, что Кортасар ему «в отцы годится». Также в России Булата Окуджаву считали шестидесятником, хотя по своему реальному возрасту он относился к более раннему, фронтовому поколению.

И дело не только во внешности. Здесь проявилась одна из главных отличительных особенностей творчества Кортасара – его «молодежность», обостренное, ломкое видение мира, легкий переход от быта к фантастике, от иронии к отчаянию. Может быть, поэтому «Игра в классики», написанная пятидесятилетним человеком сорок лет назад, до сих пор не воспринимается как человеческий документ ушедшей эпохи, несмотря на многочисленные привязки к музыкальной и литературной моде 50-х.

«Игре в классики» суждено было стать культовым произведением для советской нонконформистской молодежи 70-х и 80-х годов, важным фактом российской духовной жизни конца XX века. И все это благодаря… недоразумению.

На самом деле было как минимум два Кортасара. Один – начинающий литератор, добывающий себе хлеб насущный учительством в аргентинской провинции и переводами в Париже, типичный «мелкобуржуазный индивидуалист» со склонностью к персоналистской поэтике, как скажет о Кортасаре 30-х и 40-х годов он сам¹. Второй – друг революционной Кубы, обличитель попыток США свергнуть сандинистский режим в Никарагуа, человек, которого даже не склонные к консерватизму коллеги по перу называли коммунистом².

1. »Судьба Латинской Америки в тот период меня совершенно не интересовала, она не интересовала меня и в тот момент, когда я приехал в Европу. Я был воплощением мелкобуржуазного индивидуалиста» – так цитирует беседу Кортасара с Освальдо Сориано современный испанский исследователь Мигель Герраэс (см.: Herraez Miguel.Julio Cortazar. El otro lado de las cosas. Barcelona: Ronsel, 1993. P. 116). [↩]
2. Ibidem. P. 305 – 306.[↩]