Стратегия поэтического неуспеха

Читая три статьи о «Девяти измерениях», поступившие в редакцию «ВЛ», я подумал: конечно, их нужно давать все и вместе. На обещанное в антологии многоязычие и многообразие мы откликнемся тем же. Однако, вчитываясь в материалы, я заметил, что сходство с антологией в нашей подборке будет уж слишком буквальным: там многоязычие скорее лишь обещано, и у нас – три по-разному, но критических мнения. Тогда я решил, что моя заключающая подборку статья должна называться «Только лучшее».

Трудно предположить, что семь десятков тридцатилетних людей, увлеченных писанием стихов, не создали ничего талантливого и нового. Так не бывает и быть не может. Но, читая и перечитывая антологию, я должен был изменить первоначальное название на то, которое стоит теперь. Объясняться начну издалека, так как в одном смысле эта антология – несомненно событие: если ее трудно воспринимать как радужное начало, то, во всяком случае, она представляет собой нешуточное подведение итогов.

Лет уже почти двадцать тому назад после какой-то общей трапезы в переделкинском Доме творчества я стоял перед его старым зданием с двумя поэтами. Одного уже нет в живых – Льва Озерова. Другой – Виктор Боков – недавно отметил свое девяностолетие. К нам подошла известная переводчица Нора Галь и сказала приблизительно следующее: «Вот, вы пишете стихи или о стихах, а я вам стихи прочитаю. Их написал один молодой человек». Она прочла, и Лев Адольфович, привыкший наставлять и оценивать молодые дарования, тут же откликнулся в том смысле, что не без способности, но не вполне самостоятельно, литературно. Нора Галь твердо ответила: «Это стихи моего внука Дмитрия Кузьмина». Озеров куртуазно парировал: «Счастлив внук, чья бабушка наизусть читает его стихи».

Буквально через несколько месяцев я встретил этого молодого человека у себя на семинаре в педагогическом («ленинском») институте. Это был даже не семинар, а объединение, названное «проблемной группой» и продолжавшееся несколько лет. Его посещали или в него заходили разные теперь небезызвестные критики и литературоведы, менее известные поэты и прозаики, будущий комментатор Библии и будущий футбольный комментатор Василий Уткин. Если не все, то подавляющее большинство сходились на неприятии Дмитрия Кузьмина. С ним спорили, а ко мне постоянно подходили с упреками: зачем вы ему даете разглагольствовать, зачем его защищаете, он нам неинтересен. По обязанности руководителя я должен был сохранять и удерживать баланс мнений. К тому же в молодом человеке ощущались и энтузиазм, и способность. К чему? В группе явно были люди более одаренные, самостоятельные. Позже стало понятно, в чем талант Кузьмина: в области литературного менеджмента. Он не мог вписаться в чужой проект. Ему нужен был свой, и он его создал – объединение молодых литераторов «Вавилон».

В течение какого-то времени я получал выпуски одноименного альманаха. Воспринимал деяние как самодеятельное и был удивлен, когда осознал амбициозность замысла. Тогда-то с создателем журнала у меня возникла полемика, взаимное недовольство, так что мы с усилием начали узнавать друг друга, пересекаясь на литературных вечерах.

Уже несколько лет назад было очевидно, что проект кончается хотя бы потому, что он утратил главное свое основание – возрастное, поколенческое. После тридцати неприлично ходить, сцепившись за руки, и тусоваться до одури. Приходит пора отвечать каждому за себя. Однако деятельный энтузиазм Кузьмина все время кем-то оказывался востребованным, а тут вдруг он счастливо обрел мощную материальную базу журнала «НЛО», где отдел «практики» уже несколько лет как сошел на нет. Так что два проекта, соединившись, воскресли для новой жизни. В «НЛО» упорно хотели занимать руководящую позицию, а для этого кого-нибудь назначить «новейшей литературой», однако совершенно утратили объект (Пригов с Рубинштейном уже никак не могли заполнить эту лакуну). От «Вавилона» же осталось собранное Кузьминым бойкое множество, готовое принять новое назначение.

Так все удачно сложилось. Последовали программные номера «НЛО», а затем и «Девять измерений». Без имени «Вавилон», но с его идеей и личным составом участников (в антологии Кузьмин выступает как один из составителей и редактор всего издания).

Впрочем, это не совсем так. По крайней мере двое из десяти составителей антологии: Бахыт Кенжеев и Максим Амелин – не относятся к «Вавилону», как и те, кого они избрали. Что это – знак новой широты? Нет, новой необходимости, возникшей ввиду обновленной задачи – уравнять себя и своих с «новейшей русской поэзией».

Прежде ее пытались вырастить в собственном коллективе. Илья Кукулин кропотливо разделял, соединял, классифицировал свое (как сказал по аналогичному поводу Пушкин) «собрание насекомых». Добавки делались осторожно и неохотно. Теперь пришлось пойти на серьезное обновление, которого потребовал предстоящий переход во взрослую лигу из молодежной.

Давайте скажем прямо: вавилонское смешение языков – метафора-обманка. Многоязычия в «Вавилоне» не было, как его нет в большинстве из «девяти измерений». Были различные диалекты, но одного и того же языка, основанного на нескольких несложных установках.

Вместо Вавилона предлагаю свое метафорическое объяснение того, как все начиналось, и того, что из этого получилось.

Представьте себе филологический класс, в который приходит новый учитель – энтузиаст поэзии. Он уверен, что каждый филолог должен писать стихи и научить этому делу не так уж и сложно. Нет, не стилизуя и не подражая – это не увлекательно. Чем можно увлечь молодых людей? Возможностью рассказа о самих себе. Рассказывайте, что с вами было, случилось, что вы делали… А как – это уже другой совет.

Вот три совета юному дарованию, почти по Брюсову («Юному поэту», 1896 – то есть тому же поколению сто лет назад), но в прямом с ним противоречии. Совет первый теперь звучит утвердительно – «живи в настоящем», даже точнее – в сиюминутном. Этот совет относится к характеристике собственного опыта – спонтанность.

Ты что сегодня, Шиш Брянский, делал? Матерился? Так и матерись, но теперь не на заборе, а в тексте. Раньше это было прикольно, теперь – карнавально.

Что у тебя, Полина Андрукович? Месячные? Прекрасная тема, яркая, пока что освоенная лишь телерекламой…

От этой темы мы переходим ко второму совету. В отношении поэтического языка и лексики – ненормативность. Как можно больше сниженной лексики и как можно меньше заглавных букв, знаков препинания: в общем, знание грамматических правил не приветствуется. А вот без определенных поэтических познаний обойтись сложно.

Отсюда совет третий и последний (их не должно быть много, иначе они будут трудными в запоминании и в исполнении).