Стиль: анализ и теория

Многообразие стилей советской литературы. Вопросы типологии», «Наука», М. 1978, 510 стр.

Рецензируемая книга воспринимается как итог многих историко-литературных исследований стилевого облика советской литературы, опыт которых сделал возможным столь широкий охват темы: от эстетических открытий зачинателей новой литературы (Горького, Блока, Маяковского, Есенина, Шолохова) к творческим поискам художников современности (Шукшина, Белова, Астафьева, Абрамова, Распутина и др.).

Сосредоточиваясь на этих «крайних» точках в жизни литературы революционной эпохи, коллективная монография не оставляет без внимания и другие периоды ее формирования, вследствие чего объектом изучения становится здесь весь «стилевой путь», пройденный литературой социалистического реализма. В центр своей работы авторы выдвигают теоретические проблемы, методологически продолжая то новое направление в освоении поэтики и стиля, которое было намечено в ряде трудов, ранее выполненных сотрудниками отдела комплексных теоретических проблем ИМЛИ¹.

Теория, вырастающая в ходе тщательного историко-литературного анализа, – эта установка последовательно выдерживается и в данном сборнике. Она диктуется самим предметом исследования – стилем, оценочно-выразительная природа которого такова, что он особенно нуждается в пристальном, конкретно-историческом изучении.

Как отмечается в статье А. Мясникова («Теория социалистического реализма и проблемы стиля»), открывающей книгу, авторы труда ставили перед собой две главные задачи: показать значение больших индивидуальных стилей в художественном познании новой эпохи и в то же время выявить типологические закономерности стилевого развития советской литературы. В русле этого основного направления исследования (от индивидуального – к общему) проводится рассмотрение ряда принципиальных для теории стиля вопросов: стилевые традиции («классика и советская литература»); стилеобразующие факторы; стилевые процессы и др.

В центре теоретической концепции, на которой строится книга, – представление о стиле как о специфической форме («выдвинутые наружу «аспекты произведения», – стр. 25), образно закрепляющей «содержательную характерность» произведения (стр. 121). Авторы задаются целью раскрыть смысловую наполненность стиля (ритма) интонации, фабулы, композиции и т. д.). Так, типичное для Горького рассказовое повествование_, отмеченное, ею мысли Н. Гея, «двуединством» построения («взгляд как бы изнутри действия и извне в то же самое время», – стр. 315), выступает как знак стиля художника, ибо выражает горьковское «собирание жизни» – «сложное вглядывание в… безобразную, но и бесконечно богатую… серую и праздничную действительность России, которую писатель хотел видеть и видел преображенной» (стр. 322). Особенную образность Блока с ее «интонациями веры и неуверенности, двусмысленности и ясности», в которой отражается блоковское видение света через «все-таки» и «но»; любовь к России «невиданных перемен и мятежей» как любовь-спор, любовь-вражду, как стремление разглядеть «величие… за гримасами» (стр. 95, 107) демонстрирует С. Небольсин. Своеобразие отношения Маяковского к миру («эстетически и идеологически защитил единство человеческой личности, в которой «я» и «мы», переживания и «интересы дела» как бы взаимоотражены друг в друге», – стр. 166) воплощается, как говорит И. Подгаецкая в стилевых формах совпадения событий внешних и внутренних, что обнаруживается даже «на малом пространстве» отдельных фрагментов стиха поэта – в разностильной лексике, контрастных ритмах, патетический-иронической интонации.

Подобные примеры точного анализа стиля, не сводящего его к «некой внешней оболочке смысла» (стр. 35), а обнажающего его формально-содержательное единство, характерны для книги в целом. Она проникнута духом диалектического понимания стиля как формы, материализующей отношение художника к действительности. Этот подход становится здесь самим инструментом познания стилевых закономерностей, в первую очередь индивидуальных. Стили Горького, Маяковского, Блока, Есенина, Шолохова предстают в труде как творческие открытия, запечатлевающие в себе идей времени: стилевые решения, найденные художниками, раскрываются как формы воплощения нового эстетического сознания, складывающегося в эпоху мощных революционных сдвигов.

Особенно доказательным исследование индивидуального стиля как перехода формы в содержание становится тогда, когда он рассматривается структурно², как общий принцип поэтики, организующий творение художника и одновременно предстающий как выражение его взгляда на мир («планомерно проводимый в образности общий взгляд», – стр. 106).

Так, Е. Ермилова, выявляя соотношение поэтической биографии Есенина и его творчества, проникает в самое существо есенинского стиля – в тот закон «высвобождения», раскованного лирического движения, который является законом и поэтики, и миропонимания художника, чья идея – безостаточная и драматическая отдача себя: природе, России, поэзии. Аналогичный подход в анализе горьковской прозы (принцип двусоставности творчества, направленный на передачу «динамики жизни и динамики мысли, становится центром художественной системы Горького, его организующим принципом», – стр. 307) и прозы шолоховской («принцип повторности», «бинарности» – речевой, фабульно-сюжетной, несущей в себе пафос сложной связи человека с историей, современности – с прошлым и будущим) осуществляют в своих работах Н. Гей и Л. Киселева.

Наблюдения и выводы авторов книги, изучающих структуру больших стилей, сложившихся в советской литературе, позволяют осознать стиль как сложное единство общего и частного объективного, и субъективного. Индивидуальные стилевые закономерности предстают как варианты нового типа художественного отражения жизни: каждый оригинальный стиль специфично «отвечает» на требование метода, подчиняя свою выразительную энергию решению идейно-художественных задач, поставленных эпохой. «Стили крупнейших писателей» рассматриваются авторами книги как определяющее звено «при изучении проблем стиля» (стр. 26). Плодотворность этой позиции подтверждается также анализом стилевого развития советской литературы, чей исторический опыт убеждает в том, что индивидуальные стили существуют в ней «и в форме развитых оригинальных стилей… и в форме стилевых тенденций» (стр. 492).

С одной стороны – энергия и активность больших стилей, художественно заряжающих литературу: «маяковская»»поэзия на случай», упорно завоевывающая массовую аудиторию, – и многообразное «эхо» такого поэтического воздействия на читателя в советской и зарубежной поэзии; горьковское «разнонаправленное» слово, постигающее действительность в ее пестроте и развитии, – и отклик на него в современной прозе («то, что в 20-е годы казалось исключительной принадлежностью лишь некоторых великих писателей, – отмечает Г. Белая, – одновременная прикрепленность стиля к голосу рассказчика, голосу героя и голосу народа, – оказалось сегодня почти повсеместной стилевой нормой «деревенской» прозы», – стр. 477).

С другой стороны – противоречивое, не всегда прямое соотношение крупных индивидуальных стилей и стилевых тенденций, которое корректируется временем. Разносторонняя стилевая динамика – притяжения и отталкивания, перемещение «центра» стилевого движения, смена его темпа, особый характер «стилевых переходов» – раскрывается в книге широко и полно. Например, в работах, посвященных современной прозе, ее стилевое бытие впервые предстает как процесс: преодоление (посредством различных форм усвоения автором «чужой речи») «обособленного» стиля, оторванного от жизни человека и общества, показывает Г. Белая; углубление психологического исследования героя – через активизацию его внутреннего слова – прослеживает Н, Драгомирецкая.

Рассматривая сложные контакты между индивидуальными стилями и стилевыми тенденциями того или иного периода литературы, авторы стремятся к тому, чтобы «резкое, своеобразие фигур» не затеняло «общих черт и тенденций времени» (стр. 353). Убедительность этого двунаправленного анализа – к частному и общему в стилевом процессе – тоже, на наш взгляд, является связанной со структурным подходом к стилю. Он позволяет увидеть тот или иной «групповой стиль» не как множество компонентов формы, а как внутренне спаянную систему выразительных средств, открывающую свою содержательность. «Основное настроение этой поэзии (конца 20-х – начала 30-х годов. – В. Э.)… связанное со всеми «клеточками формы», можно обозначить… – пихнёт Е. Ермилова, – как «пафос освоения, которым живет страна» (стр. 330 – 331), он «становится тем центром, в котором пересекаются все формосодержательные проблемы поэзии конца 20-х годов в их сложной противоречивости» (стр. 333). Поиск «стилевого центра» свойствен, например, и работе Н. Драгомирецкой, которая раскрывает характерную идею современного стиля, выливающуюся в художественную закономерность прозы конца 60 – 70-х годов («пафос учения у природы… «доброте», перевернувший всю поэтику», – стр. 459).

В системе теоретических положений, раскрывающих представление авторов книги о стилеобразующих факторах, особенно значительной является мысль о «нестилевой» (не собственно литературной) природе стиля, изложенная во вводных статьях В. Кожинова и С. Небольсина. В. Кожинов убедительно показывает, что «традиция оживает в литературе лишь тогда, когда продолжатель находит ее подоснову, ее глубинную почву в самой той жизни, которую он художественно осваивает» (стр. 29). Причем в стилевом развитии советской литературы первоплановая роль бытия проявляется особенно отчетливо: ее творческие искания начиная с 20-х годов ориентируются на соответствие духу революционной эпохи (так, в литературе 30-х годов, как замечает Л. Киселева, стиль «стремится выразить «абсолютную новизну действительности «, – стр. 386).

Вызывает, однако, возражение прозвучавший в работе В. Кожинова акцент на моменте стихийности, который якобы неизбежно сопутствует подлинному оживлению стилевого наследия. Думается, более прав С. Небольсин, замечающий, что именно для крупных художников, настойчиво ищущих и разрабатывающих необходимый им стилевой путь, характерно сознательное воссоздание традиций, готовность воспринимать. Рецензируемый труд дает примеры пристального и теоретически насыщенною анализа стилевых «отзвуков» классики в советской литературе. Показывается (в работах С. Небольсина, В. Кожинова, В. Сквозникова и др.) плодотворность приобщения к классической традиции, которая способствует достижению «соразмерности искусства и естества, художественной условности и «натуральности» (стр. 418). Классический стиль как бы «контролирует качество культурного развития современности» (стр. 111), «охраняя» литературу от чисто формальных стилевых поисков.

Одновременно (в статьях Е. Ермиловой, В. Никитина и др.) выявляется и другая сторона связей советской литературы со стилевыми традициями классики – обновление выработанных ею художественных решений. «…В переосмыслении и включении ее (классики. – В. Э.) как «стилевой памяти» в современность находит советская литература исходные… критерии творческих поисков. Эта связь дала возможность советской литературе стать одной из классических эпох в истории мирового литературного развития» (стр. 497).

И снова обращает на себя внимание тот факт, что диалектика устойчивого и меняющегося в стилевом движении литературы наиболее» глубоко обнажается в тех случаях, когда оно рассматривается с учетом высокой внутренней организованности, системности художественных явлений, когда процессы формирования стилей ставятся в связь с их структурой. Во многих статьях успешно продемонстрировано, как новое стилевое единство преобразует, переплавляет прошлый творческий опыт литературы, направляя его на решение изобразительных задач, выдвинутых другим временем. Как показывает Л. Киселева, характерные для шолоховского «Тихого Дона»»переносы» из классики («набор» толстовских, гоголевских, чеховских стилевых приемов), «выступая в контексте иного содержательно-структурного целого, они имеют иной содержательный смысл и выполняют, соответственно, иные структурные функции» (стр. 390). Преобразовательная (по отношению к традиции) роль стиля как структурного принципа выявляется также в работах Г. Белой, Н. Драгомирецкой, Д. Урнова и др. Ведь «стилевые элементы, – говорится в заключительном разделе, – не представляют собой набор, для всех одинаковый и годный к разнообразному употреблению… По существу, каждый большой и действительно художественный стиль обязан пересоздать эти элементы заново и прежде всего создать свои, чтобы они прозрачно передавали его новую идею» (стр. 494).

Так основополагающие для авторов труда представления о концептуальной наполненности и структурной роли стиля конкретизируются и развиваются в процессе исследования «стилевого лица» советской литературы, Авторы добиваются грудного и необходимого совмещения: не порывая с текстуальным анализом индивидуальных стилей и стилевых тенденций, характерных для литературы социалистического реализма, они подходят к теоретическому освоению проблемы ее стилевого многообразия.

Думается, однако, что плодотворность такого способа исследования обнаружила бы себя полнее, если бы положения, добытые методом конкретно-типологического изучения и рассредоточенные в работе, были переведены в определенную систему выводов и тем самым подняты на более высокую, собственно теоретическую ступень обобщения, к которой вплотную подводят стилевые анализы сборника, Это – выводы об особой ускоренности и неравномерности развития, свойственного литературе, рожденной эпохой бурных революционных преобразований; о многосложности стилевых истоков, на основе которых формируется ее творческая природа; о первоплановой для стилевой эволюции советской литературы роли традиций классики – в сравнении с авангардистскими тенденциями; о возрастающих в литературе XX века стилевых связях и перекличках, специфически проявляющихся в литературе социалистического реализма; об усилении роли внеэстетических факторов в ее стилевом формировании и т. д. Суммировать теоретические итоги проделанной работы могла бы заключительная глава, но она скорее дополняет, чем обобщает сказанное в основных разделах.

Отмеченная незавершенность в теоретическом оформлении «накоплений» книги отнюдь не зачеркивает вносимого ею вклада в науку. Поэтому нам кажется важным вновь подчеркнуть не только глубину и оригинальность этого труда, продвигающего вперед исследование стиля в целом и стилей литературы социалистического реализма в частности. Значение его – в том сплаве теории стиля и конкретного стилевого анализа, вне которого не может развиваться стилеведение.

г. Свердловск

1. См. «Проблемы художественной формы социалистического реализма», «Наука», М. 1971; «Смена литературных стилей», «Наука», М. 1974; «Типология стилевого развития нового времени», «Наука», М. 1976; «Типология стилевого развития XIX в.», «Наука», М. 1977.[↩]
2. См.: «В стилевой организации художественных созданий проявляется не только своеобразие формы, но и своеобразие определенных сторон содержания… Стиль характеризуют не те или иные отдельные элементы формы и – содержания сами по себе, а особый характер их «сплава» (М. Б. Храпченко, Творческая индивидуальность писателя » развитие литературы, «Советский писатель», М. 1970, стр. 119 – 120).[↩]