Стихи – это жизнь души

О, есть неповторимые слова,

Кто их сказал – истратил слишком много.

Неистощима только синева

Небесная и милосердье Бога.

В этих прекрасных ахматовских стихах мимоходом, как это часто бывает в поэзии, сказано главное на интересующую нас тему. Неповторимые слова даются трудным опытом, который в конце концов исчерпывается. Тогда является кто-то другой, кто заявляет о своем, новом, ибо неистощимы жизнь и благодать.

Так было прежде, так происходит и теперь. Никакой литературный процесс не в силах этому помешать. Беспокойство по поводу современной поэзии, я думаю, отражает состояние растерянности, в котором находится сейчас наша критика. Утрачено общее мнение, к которому она привычно припадала, как пьяница к бутылке, «или нежней» – как мотылек к весеннему цветку. Я имею в виду не официальную установку в отношении чиновников от литературы, а общественное мнение, выработанное в процессе противостояния власти. В силу известных причин поэзия у нас срослась с публицистикой. Этот «ярмарочный близнец» – «один живот, а сердца два, две головы, одна спина…» – сыграл, надо признаться, и положительную роль в культурной жизни, проходившей под строгим партийным контролем. Поэты были негласно разделены на прогрессивных, своих, и официальных, завербованных. Сейчас публицистика отцепилась от поэзии и пути их разошлись. Это нормально. Это хорошо.

Наступило время проявить читательский вкус, и к этому критика оказалась еще более не готова, чем народы бывшего Союза к свободе. Метаморфоза, которой критика откликнулась на изменение общественной ситуации, очень точно определена в статье И. Роднянской о современной прозе («Новый мир», 1993, N 12). Если в прежние времена критики «не изымали из своей работы стадиючитательской дегустации «, то нынешние озабочены «готовой продукцией», выходящей из-под собственного пера, и на литературу смотрят как на полуфабрикат («суповой набор») для автономного и независимого искусства.

Боюсь, что большинство критиков, представься такая возможность, не выдержат экзамен на читателя. Но может быть, поэты требуют от них невозможного? Я давно подозреваю, и мои подозрения с годами усиливаются, что способности, которыми наделен человек, избравший профессию критика, лежат где-то в стороне от области ума, заведующей поэтическим слухом. Что делать? «Терпеть, Мишенька, терпеть», – как сказала Ахматова Зощенко, и благодарить судьбу, что на дворе 1994-й, а не 1946 год.

Я не думаю, что поэзии грозит исчезновение, как считает Лев Аннинский, выражая более или менее общее опасение: «…мы сейчас – в таком тупике, где молчание граничит с бредом». В самом деле, многие засели в этом тупике, потому что им так удобнее привлекать к себе внимание. Мне уже приходилось об этом говорить, и я не хочу повторяться. Если исключить из поэзии бессмыслицу, эстрадные номера и студенческий стенгазетный юмор, что было бы справедливо, то окажется, что она здравствует и даже процветает.

Читатель перестал быть массовым? Не беда. Поэзия, как всякое искусство, опережает потребительские возможности. Но я не согласна с Владимиром Новиковым, что поэзия – удел узкого круга эстетов. Слово «эстет» кажется мне принципиально неуместным.

Поэзия – это речь, обращенная к Богу, и искусство состоит вовсе не в том, чтобы эстетически ее оформить, а в том, чтобы она звучала правдиво. Для этого стихам нужна новизна, – к сожалению или к счастью, благих намерений недостаточно.

Поэзия – заместительница молитвы, ее альтернатива в отношениях с Творцом. В молитве человек просит помощи посредством клишированных форм, выработанных этим жанром. Но если он хочет обратиться к Богу не только за помощью, в его распоряжение поступает стиховая речь – бесцельная, бескорыстная, не обращенная к собеседнику и в этом смысле безадресная, каждый раз требующая от говорящего напряжения всех душевных сил. Доказательством того, что это напряжение увенчалось успехом, служит новизна. Это самое трудное.

Каким я древним делом занят! Что ж

Все вслушиваюсь, как бы поновее

Сказать о том, как этот мир хорош?

И плох, и чужд, и нет его роднее!

Темы и мотивы повторяются, должны повторяться, но пути новизны услужливо умножаются с течением времени. Рассказывают такую байку – поэт сказал кому-то: «Написал стихи о любви. Закрыл тему». Смешно-то смешно, но в самом деле, как писать о любви после Пушкина, Тютчева, Блока, Анненского, Ахматовой?.. Кажется, что каждый из них «закрыл тему». Если вспомнить хотя бы десятую часть великих стихов о любви, руки должны опускаться от невозможности сказать что-то свое, новое.

Еще пронизано все тело сквозняком

Последнего немого содроганья,

И я опять едва с тобой знаком.

А были мы, как две трубы в органе,

Глаголящие страшным языком

Бессмертной, никогда не лгущей страсти.

А были мы разорваны на части

И мертвою обрызганы водой

И сращены.