№4, 1994/Теория литературы

Вокруг «Вех» (Полемика 1909–1910 годов). Публикация В. Сапова

«Вехи», несомненно, явились главным событием 1909 года. Ни до, ни после «Вех» не было в России книги, которая вызвала бы такую бурную общественную реакцию и в столь короткий срок (менее чем за год!) породила бы целую литературу, которая по объему в десятки, может быть, в сотни раз превосходит вызвавшее ее к жизни произведение. Разве что «Философическое письмо» Чаадаева, появившееся на семьдесят с лишним лет раньше «Вех», возбудило в русском обществе такое же «жаркое прение», хотя в силу «высочайшего указа» полемика вокруг чаадаевского «письма» не вышла за пределы салонов, конфиденциальных разговоров и частной переписки.

«Вехи» же обсуждались открыто (за небольшим исключением) и всенародно. Лекции о «Вехах» и публичные обсуждения книги собирали огромные аудитории. Лидер партии кадетов Милюков совершил даже лекционное турне по России с целью «опровергнуть»»Вехи», и недостатка в слушателях он, кажется, нигде не испытывал. Уместно вспомнить здесь слова Герцена по поводу «Философического письма» Чаадаева: «Это был выстрел, раздавшийся в темную ночь; тонуло ли что и возвещало свою гибель, был ли это сигнал, зов на помощь, весть об утре или о том, что его не будет, – все равно, надобно было проснуться» 1.

К «Вехам» это сравнение приложимо еще в большей степени. Недавние многочисленные переиздания сборника еще раз показали, что в «Вехах» заключено некое вечно актуальное содержание, которое еще долгие годы будет служить питательной почвой для размышлений о судьбах России и русской интеллигенции. Вероятно, каждое новое поколение русских людей будет перечитывать «Вехи» по-своему. Вероятно, при каждом новом историческом витке, который еще суждено пережить России, будет открываться и нечто новое в «Вехах». И совсем нетрудно предвидеть, что сегодня глубокое прочтение «Вех» возможно лишь с учетом всей «околовеховской» литературы.

Первым, кто осознал неотделимость развернувшейся вокруг «Вех» полемики от идей и от исторической судьбы самого сборника, был его инициатор и один из авторов – М. О. Гершензон. Как видно из письма к нему Б. А. Кистяковского от 6/19 июля 1909 года, Гершензон намеревался поместить «Библиографию «Вех» уже в 3-м издании сборника2. Видимо, по чисто техническим причинам 3-е издание «Вех» вышло без «Библиографии». Зато 4-е и 5-е издания сборника были снабжены обширнейшей «Библиографией «Вех», в которой было учтено восемьдесят периодических изданий России, на страницах которых печатались отзывы о «Вехах». Вся тогдашняя Россия- от Варшавы до Благовещенска и от С. -Петербурга до Тифлиса – приняла участие в обсуждении сборника о русской интеллигенции.

Библиография, собранная Гершензоном, насчитывает 217 наименований (это практически полная библиография, в которой не учтены только социал-демократические и нелегальные издания) и охватывает период с 23 марта 1909 года по 15 февраля 1910 года. Полемика вокруг «Вех» разворачивалась стремительно. «Вехи» вышли в свет в середине марта 1909 года3. И уже в марте появилось 8 критических статей. В апреле их появилось уже 35, а в мае – 49 (!). Самый «урожайный» веховский день – 23 апреля: в этот день появилось сразу шесть статей о сборнике. В июне страсти вокруг «Вех» несколько утихают: 23 статьи, и в последующие месяцы до конца года появляется в среднем по 20 статей. Наконец, за полтора месяца нового, 1910 года выходят еще 22 статьи.

После Гершензона библиографию «Вех» никто систематически не собирал. Это, разумеется, не означает, что полемика вокруг «Вех» прекратилась и больше никаких публикаций по поводу сборника не было. И тем не менее то, что собрано Гершензоном, производит впечатление удивительной цельности и законченности. Во всяком случае, чтение сборника «Вехи» в контексте развернувшейся вокруг него полемики производит совсем иное впечатление, нежели чтение вне этого контекста.

В настоящее время история сборника «Вехи» изучена достаточно подробно4. К сожалению, не скажешь этого об «околовеховской» литературе. Здесь районы сравнительно подробно изученные соседствуют с обширными «белыми пятнами». Так, например, хорошо (точнее, относительно хорошо) изучена позиция, занятая по отношению к «Вехам» партией кадетов. Но и здесь главным центром изучения является не журнально-газетная публицистика, а кадетский антивеховский сборник «Интеллигенция в России» (СПб., 1910) 5. Гораздо слабее изучена позиция партии эсеров, также издавших специальный сборник «Вехи» как знамение времени» (М., 1910). Странным образом практически не изучена и вообще мало известна позиция социал-демократов (за исключением статьи В. И. Ленина, которая в широком контексте антивеховских публикаций производит совсем иное впечатление, чем в составе ПСС). Совсем не изучена правая монархическая и черносотенная реакция на сборник «Вехи». Практически никогда не принималась во внимание и позиция отдельных писателей и публицистов, таких, как А. Белый, Ю. Бунин, К. Чуковский, М. Шагинян и др. Наконец, никто, кажется, никогда не обращал внимание на тот факт, что в один год с «Вехами» вышли в свет еще две выдающиеся книги, каждая шедевр в своем роде, – «По звездам» Вяч. Иванова и «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленина. Совпадение символическое!

…Поход против «Вех» открыла статья Александра Модестовича Хирьякова «Близкие тени», опубликованная в газете «Правда жизни» 23 апреля 1909 года (то есть буквально через неделю после выхода в свет «Вех»). Хирьяков был сотрудником издательства «Посредник», человеком близким к Л. Н. Толстому. Ожидалось слово и самого Льва Николаевича. 12/25 мая 1909 года в газете «Русское слово» появилось сообщение «Л. Н. Толстой о сборнике «Вехи», в котором говорилось, что «сборник «Вехи» обратил на себя внимание и Л. Н. Толстого… Внимание Л. Н. Толстого привлекла статья г. Булгакова «Героизм и подвижничество». У Л. Н. есть свое слово по этому поводу, которое он хочет высказать. Глубина и оригинальность его мысли дадут, конечно, ему возможность лучше оценить психологию героизма и подвижничества, чем это сделала компания беспрерывно кающихся интеллигентов. Л. Н. заканчивает статью по упомянутому вопросу. Основные его мысли мы вскоре сообщим читателям».

Ждать читателям пришлось недолго: 21 мая/3 июня в «Русском слове» была опубликована статья С. Спиро «Л. Н. Толстой о «Вехах». «Вчера, – сообщал С. Спиро, – по поручению редакции я ездил в Ясную Поляну. Лев Николаевич в беседе со мною подробно изложил свою точку зрения на вопросы, затронутые «Вехами»:

– Я решил не печатать моей статьи, – заявил Лев Николаевич, – так как не желаю вызвать, боюсь этого, недоброе чувство в людях. А между тем, очень рад высказать мысли, навеянные этой книжкой, почему и беседую с вами».

Далее в статье излагалось мнение Л. Н. Толстого о «Вехах»:

«Так как я давно уже и твердо убежден в том, что одно из главных препятствий движения вперед к разумной жизни и благу заключается именно в распространенном и утвердившемся суеверии о том, что внешние изменения формы общественной жизни могут улучшить жизнь людей, то я обрадовался, прочтя это известие, и поспешил достать литературный сборник «Вехи», в котором, как говорилось в статье (имеется в виду одна из критических статей о «Вехах», которую прочитал Л. Н. Толстой. – В. С.),были выражены эти взгляды молодой интеллигенции.

В предисловии была выражена та же в высшей степени сочувственная мне мысль о суеверии внешнего переустройства и необходимости внутренней работы каждого над самим собой. И я взялся за чтение статей этого сборника.

Я ждал ответа на естественно вытекающий вопрос о том, в чем должна состоять та внутренняя работа, которая должна заменить внешнюю, но этого-то я и не нашел. И если есть что-нибудь подобное такому ответу, то были ответы, выраженные вособенно неясных, запутанных, неопределенных и поразительно искусственных словах…

И, читая все это, мне невольно вспоминается старый умерший друг мой, тверской крестьянин Сютаев, в преклонных годах пришедший к своему ясному, твердому и несогласному с церковным пониманию христианства. Он ставил себе тот самый вопрос, который поставили авторы сборника «Вехи». На вопрос этот он отвечал своим тверским говором тремя короткими словами: «Все в табе», говорил он, «в любве».

Все сказанное здесь Л. Н. Толстым почти дословно совпадает с содержанием его посмертно опубликованной статьи «О «Вехах» 6.

Многочисленные поклонники таланта «матерого человечища» были, должно быть, немало разочарованы, ознакомившись с примитивными, но отнюдь не неожиданными суждениями писателя о «Вехах». Некогда, в статье «Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?», Толстой, к изумлению читающей публики, поведал, что полуграмотный крестьянский мальчишка Федька «вдруг проявляет такую сознательную силу художника, какой, на всей своей необъятной высоте развития, не может достичь Гете» 7. Теперь, спустя почти полвека, крупнейшим мыслителям России он противопоставил и вовсе безграмотного «тверского крестьянина Сютаева».

Видимо, из уважения к художественному гению писателя его «новое слово» о «Вехах» не получило никакого отклика в печати. Дальнейшие «приключения» критического отзыва о «Вехах» Л. Н. Толстого довольно увлекательны, но в целом находятся «по ту сторону науки и искусства» 8.

Ко времени выступления Л. Н. Толстого в печати общее негативное отношение к «Вехам» со стороны практически всех слоев российской интеллигенции (за исключением отдельных немногочисленных ее представителей) уже вполне четко обозначилось. 14 апреля 1909 года состоялось собрание Исторической комиссии учебного отдела Общества распространения технических знаний. Краткий отчет об этом собрании был помещен на страницах газеты «Русское слово» 15 апреля. В отчете была приведена резолюция, принятая собранием:

«Признавая сборник «Вехи» продуктом романтически-реакционного настроения известной части русской интеллигенции, вызванного временным упадком общественных интересов, историческая комиссия констатирует наличность в упомянутой книге грубых внутренних противоречий, шаткость основных точек зрения авторов и крайне несправедливое отношение к прошлым и настоящим заслугам лучших элементов русской общественности, самоотверженно и неустанно стремящихся к высшим социально-политическим идеалам».

Из «прекрасного далека» – с Капри – прозвучал (правда, лишь в частных письмах) голос «буревестника революции». В начале европейского апреля 1909 года М. Горький спрашивал у Е. К. Максимовой: «Приятно ли читали «Вехи» Струве и К? Давно уже не было в нашей литературе книги столь фарисейской, недобросовестной и сознательно невежественной» 9.

И приблизительно в те же дни он писал Б. П. Пешковой: «А то еще есть альманах «Вехи» – мерзейшая книжица за всю историю русской литературы. Черт знает что! Кладбище, трупы и органическое разложение. «Месть мертвых, или Русские интеллигенты в первое десятилетие ХХ-го века» – вот заголовок романа, который когда-нибудь будет написан на тему о наших днях» 10.

Роковую роль для репутации «Вех» (разумеется, в глазах общественного мнения того времени) сыграло открытое письмо авторам сборника «Вехи», написанное архиепископом Антонием. Не случайно пик околовеховских публикаций приходится именно на май месяц. Теперь уже все (кто хоть сколько-нибудь считал себя «прогрессивным») поспешили отмежеваться от «Вех» – даже те, кто до этого занимал нейтрально-выжидательную позицию. Снова обрушился на «Вехи» Д. С. Мережковский11, который ранее в статье «Семь смиренных» 12, казалось, сказал уже все в адрес «Вех», что имел сказать.

Но поразительнее всего реакция на переписку архиепископа Антония с авторами «Вех», которая последовала со страниц черносотенной печати. Вот что писал Д. Булатович13 в статье «Антихристово наваждение»:

«Опять этот злобесный Бердяев! Изобрел Бердяев, вкупе с Булгаковым и Струве, «неохристианство» и скромно оповестил о том весь свет в сборнике «Вехи»<…> С самого начала я имел смелость предсказать веховцам полное фиаско <…> Но понеже основоположники «неохристианства» суть известные шарлатаны, и понеже изобретение «неохристианства» сделано ими с политическими целями, то не приходится удивляться, что равнодушие публики нисколько не смутило и не подвигнуло их к критическому пересмотру своей универсальной галиматьи, но подстрекнуло прибегнуть к обычному шарлатанскому приему- завлечению в свои сети <…> какого-нибудь видного представителя враждебного политического лагеря.

Облюбовали они некоего архиепископа А., о котором утвердилось в жидовской печати одновременно три славы: черносотенца, «неправославного» и кандидата в патриархи <…> Облюбовав – принялись обрабатывать <…> Вероятно, тотчас по выходе «Вех» архиепископу презентовали экземпляр книги с сопроводительным письмом лестного содержания <…> Что-нибудь в этом роде было наверное, иначе положительно нельзя объяснить появление восторженного «Открытого письма авторам сборника «Вехи»<…>

<…> Не зная архиепископа А., я имею право, ввиду очевидного несоответствия восторженности его приветствия ни духу «Вех», ни личностям их авторов, предположить только одно, что преосвященный, будучи незнаком с типами вроде Струве и Бердяева, и не придавая значения совместному выступлению «неохристиан» с Изгоевыми и Гершензонами, поддался первому впечатлению, навеянному сравнительно приличной статьей С. Булгакова» 14.

Содержание некоторых других антивеховских статей просмотрим «по диагонали»:

Д. Кольцов «Кающиеся интеллигенты»: «Покаяние ныне не есть смирение. Люди каются с остервенением, полные злости на кого-то, полные желания своим покаянием причинить возможно более жестокую боль кому-то. Покаяние переходит в проповедь, полную ханжества и лицемерия и производящую отталкивающее впечатление на всех людей, более или менее искренних» («Возрождение», 1909, N 5 – 6, 7 – 8).

Д. С. Мережковский – доклад в Религиозно-философском обществе: «Когда читаешь «Вехи», вспоминаешь сон Раскольникова: маленькую лошаденку запрягли огромные мужики в огромную телегу. Телега – Россия, лошаденка – русская интеллигенция. Лошаденку бьют, она лягается: русская интеллигенция утверждает, что естьунее всеочищающий огонь – революция. Тогда начинают бить уже не кнутом, а оглоблею. Это делают авторы «Вех». Но лошаденка все еще не подохла: из последних сил дергает, чтобы везти. Наконец, добивают ее железным ломом» («Русские ведомости», 25 апреля 1909 года).

Ф. Дан «Руководство к куроводству»: «<…> мы имеем дело с трусливо- лицемерным пересказом <…> апологетического провозглашения «разумности всего действительного» («Возрождение», 1909, N 9 – 12).

А. К. Дживелегов «На острой грани»: «Интеллигенция дождалась самого настоящего обвинительного акта. Это – «Вехи», плод коллективного творчества целой компании растерянных людей, где интеллигенции ставится в вину все, что угодно, кончая чуть ли не землетрясением в Сицилии» («Северное сияние», 1909, N 8).

Н. Г. «Литературный дневник»: «Это старое, давно набившее оскомину воззвание – обратиться к себе и сосредоточиться в себе, отвернувшись от всего окружающего. В сущности, это старая реакционная проповедь личного самосовершенствования» («Одесские новости», 12/25 апреля 1909 года).

Д. В. Философов – доклад на заседании Религиозно-философского общества: «Россия до сих пор жила своим лозунгом, держалась на своих «китах»: православии, самодержавии, народности <…>»Вехи» указывают поворот к означенным «китам», но обновленным и прикрашенным» («Речь», 23 апреля/6 мая 1909 года).

И. Бикерман – доклад на заседании Литературного общества: «Вехи» плохи не потому, что они реакционны, а вернее, реакционны потому, что они плохи <…> Констатировав факт неудачи революции, авторы «Вех» превращаются в судей над виновниками ее – интеллигенцией <…> Авторы «Вех» вскоре переходят к роли проповедников признания первенства внутренней жизни человека и господства ее над всеми внешними проявлениями человеческого общежития. Проповедь эта <…> не только не верна, но даже глубоко вредна, так как она равносильна призыву к равнодушию, к политическому ничегонеделанию» («Речь», 24 мая/6 июня 1909 года).

Г. С. Петров «Обвиненные судьи»: «Сборник «Вехи» можно бранить, и следует бранить, но все же необходимо прочесть <…> Авторы сделали не все, что должны были сделать, а что и сделали – сделали не так, как могли бы. Великое дело суда над великими ошибками великого страдальца, русской интеллигенции, они сделали во всех отношениях неряшливо и потому сами из судей над интеллигенцией обратились в обвиняемых ею» («Русское слово», 17/30 мая 1909 года).

Посторонний «Бей интеллигенцию!»: «С криком «бей» кинулись на интеллигенцию бывший радикал Струве, философ Бердяев, профессор Булгаков, писатели Изгоев, Гершензон и др. Они выпустили тоненькую книжку «Вехи», в которой один старается перекричать другого, ругая интеллигенцию <…>

А <…> Дубровин сидит и ухмыляется.

– Старайтесь, миленькие! – говорит он. – Старайтесь. Еще немного покричите, и я вас в «Союз» (Союз русского народа. – В. С.)возьму и по рублю на брата из кассы выдам» («Всемирная панорама», 15 мая 1909 года).

Р.Сементковский: «Над русской интеллигенцией произведен беспощадный приговор – и кем же? Теми, кто по мере сил содействовал такому прискорбному положению дел. Это ли не знамение времени? Должно быть, интеллигенция оказалась уж очень несостоятельной, если ее представители так торжественно от нее отрекаются. В этом и заключается главный интерес рассматриваемого альманаха» («Исторический вестник», 1909, т. CXVI, N 5).

С. П. Мельгунов – выступление на заседании исторической комиссии учебного отдела Общества распространения технических знаний (Соляной городок, 14 апреля 1909 г.): «Авторы сборника <…> сказали то, что проповедует октябризм <…> Участники сборника проявили духовный маразм. Вместо того чтобы поддержать русскую интеллигенцию в ее общественных стремлениях, они только осыпают ее упреками, хотя, может быть, и заслуженными» («В защиту интеллигенции», М., 1909, с. 157).

В. П. Потемкин – выступление на том же заседании: «От сборника отдает нестерпимым зловонием реакции. Главный недостаток – это нерешительность авторов. Они не сказали всего того, что хотели, – убоялись, Стоят на реакционно-политической точке зрения, но хотят это скрыть. Все у них не оригинально, все заимствовано, все не доказано» (там же, с. 158).

Ник. Иорданский «Творцы нового шума»: «Книга, задуманная как новое евангелие, оказалась просто альманахом, сборником нескладных памфлетов.

<…>Московские «Вехи» и никого не спасут, и никому не укажут даже дороги ко спасению. Православие и атеизм, славянофильство и западничество, мистика и буржуазная расчетливость спутываются в них безнадежным клубком, который, как клубок ведьмы в русских сказках., способен завести только в лихое место. Но при всех своих противоречиях, при всем бессилии положительной мысли в этом сборнике есть единое политическое настроение, которое делает его в общественном смысле значительной отрицательной величиной» («Современный мир», 1909, N 5).

И. Бикерман «Отщепенцы» в квадрате»: «Самое характерное в разбираемой нами книге – это огромное преувеличение роли интеллигенции и неустойчивое значение этого слова. То расширяющегося до понятия «образованное общество», то суживающегося до понятия «политическая интеллигенция», то, чаще всего, еще более суживающегося до «социалистической интеллигенции». И в этой черте – объяснение появления этой сумбурной, плоской и недостойной книги» («Бодрое слово», 1909, N 8).

Н. Валентинов «Наши клирики»: «В конце концов вот какова дорога, указываемая «Вехами». Идти от марксизма и дойти до октябризма. Начать за здравие, а кончить за упокой. Начать с высоких истин самой высокой пробы, а кончить «антисемитизмом». И знаете, что самое главное в этом правдоискательстве, в этом постоянном ежегодном и ежедневном линянии? Самое главное – это никогда не думать, даже не задаваться мыслью, что это не правдоискательство, а нечто совсем другое <…>» («Киевская мысль», 19 и 22 апреля 1909 года).

П. Боборыкин «Подгнившие «вехи»: «Авторы «Вех» придают этому термину «интеллигенция» (действительно мною пущенному в русскую журналистику в 1866 году) совсем не то значение, какое я придавал ему, когда защищал «русскую интеллигенцию» от тогдашних ее обличителей, – к началу XX века.

Для меня (да и всех, кто смотрит на дело трезво и объективно) под «интеллигенцией» надо разуметь высший образованный слой нашего общества, как в настоящую минуту, так и раньше, на всем протяжении XIX и даже в последней трети XVIII в.

А по уверению некоторых авторов сборника выходит, что к «интеллигенции» нельзя причислять ни Тургенева, ни Толстого (когда он не был еще вероучителем), ни одного из русских знаменитых писателей!..

<…> Словом, сумбур чрезвычайный» («Русское слово», 17 мая 1909 года).

А. Пешехонов «Новый поход против интеллигенции»: «Перед нами не альманах, не случайный сборник, каких теперь появляется много; это – книга, написанная по определенному плану. Наперед была поставлена задача, и заранее были распределены роли.

Г. Бердяев взялся опорочить русскую интеллигенцию в философском отношении.

Г. Булгаков должен был обличить ее с религиозной точки зрения.

Г. Гершензон принял на себя труд изобразить ее психическое уродство.

Г. Кистяковский взялся доказать ее правовую тупость и неразвитость.

Г. Струве – ее политическую преступность.

Г. Франк – моральную несостоятельность.

Г. Изгоев – педагогическую неспособность.

<…> Семь писателей потрудились не напрасно. Задачу свою они выполнили блестяще: много пороков и преступлений нашли они у русской интеллигенции – так много, что, кажется, нет греха, в котором она не была бы виновата. Можно сказать, вконец ее ошельмовали <…>» («Русское богатство», 1909, N4).

Н. Геккер «Реакционная проповедь»: «Сборник «Вехи» составляет хотя и не единственный, но зато наиболее типичный образец <…> самопоедания интеллигенцией интеллигенции же <…> Весь ее (интеллигенции. – В.С.) подвиг и старания – кровавый путь, пройденный до сих пор, – одна сплошная и непоправимая ошибка. Надо сейчас остановиться и вернуться вспять. Надо вернуться к Чаадаеву, к Достоевскому и Толстому 80-х годов. Вот к кому надо обратиться. Остальное и остальных надо забыть и похерить» («Одесские новости», 1909, N 7788).

А.Волков «Новая религиозность и неонационализм»: «Авторы статей в сборнике «Вехи» отрицают теории исторического и экономического материализма и выдвигают религиозное и национальное начала <…> Под флагом национализма неонационалисты пропагандируют космополитизм, который наши «освободители» клали в основу революционной пропаганды. Они взяли новые слова для своей пропаганды, но цели ее остались прежние» («Московские ведомости», 30 и 31 октября 1909 года).

Вл. Боцяновский «Нечто о «трусливом интеллигенте»: «…никогда еще наша интеллигенция не выступала в такой несвойственной ей роли, как теперь, в сборнике «Вехи» – сборнике, от которого истинные интеллигенты открещиваются и будут открещиваться еще долго.

Чем-то дряблым, жалким, беспомощно-трусливым веет от каждой строки этой печальной книги. Чем больше вчитываюсь я в нее, тем ярче рисуется мне картина <…> полного отчаяния, страха, полной растерянности» («Новая Русь», 8 мая 1909 года).

Н. А. Гредескул:»Вехи» – книга малодушных и испуганных; малодушных – до забвения всякой справедливости, испуганных – до полной умственной паники. Это – зрелище людей, всецело отдавшихся аффекту и вообразивших, что надо непременно вопить и кричать, чтобы тем же аффектом заражать и всех окружающих. Отсюда этот постоянный рефрен каждой статьи сборника: «Покайтесь – иначе погибнете!» («Интеллигенция в России», СПб., 1910, с. 54).

П. Н. Милюков «Интеллигенция и историческая традиция»: «Я думаю, что семена, которые бросают авторы «Вех» на чересчур, к несчастию, восприимчивую почву, суть ядовитые семена, и дело, которое они делают, независимо, конечно, от собственных их намерений, есть опасное и вредное дело <…> Положительная сторона «Вех» и объяснение вызванного ими интереса заключаются именно в этой страстности, интеллигентском «максимализме» их размаха, которым подняты с самого дна решительно все вопросы, подняты смело и дерзко без всякой оглядки на то, какой возможен на них ответ» (там же, с. 187).

Среди этого разбушевавшегося океана публицистических страстей встречаются и забавные заметки. Вот одна из них:

«Что такое интеллигенция»: «Поднявшийся в печати шум по поводу сборника «Вехи» окрылил некоего А. А. Штамма написать доклад на тему «Что такое интеллигенция, ее быт и уклад», который он вчера и прочен в 1-м женском клубе. Докладчик предупредил, что будет очень краток, и действительно, так добросовестно выполнил это обязательство, что, собственно говоря, ничего не сказал ни об интеллигенции как таковой, ни об ее укладе и быте, если не считать десятков двух фраз, выхваченных наспех у авторов названного сборника. Так как после доклада были разрешены прения, то несколько ораторов великодушно взяли на себя труд исполнить задачу докладчика» («Русское слово», 23 апреля/6 мая 1990 года).

Очень долго по поводу «Вех» хранил молчание «Ильич». До самой середины мая 1909 года он был занят делами по изданию своей книги «Материализм и эмпириокритицизм». Затем хлопотал насчет рецензий, – словом, было не до «Вех». Быть может, В. И. Ленин и вовсе бы не принял участия в дискуссии, так как было очевидно, что «интеллигенция» сама успешно справится (и расправится) с «возмутителями спокойствия». Ленин в рамках своей партии выполнял ту же функцию подавления всяческого инакомыслия, какую русская «интеллигенция» играла по отношению к авторам «Вех». Возможно, чашу терпения Ильича переполнила рецензия на его книгу, опубликованная С. Л. Франком в газете «Слово» 12/25 июня 1909 года. Рецензия эта стоит того, чтобы привести ее полностью:

«Не мало приходилось нам читать из русской литературы марксистской философии в обеих ее фракциях – материалистической и «эмпириокритической». Вся она почти без исключения страдает одним органическим недостатком – смешением научного критерия истинности с политическими мерками «прогрессивности» или «классовой пролетарской чистоты». Тем не менее, в ней встречаются произведения серьезные и добросовестные, вроде работ Г. Бермана и П. Юшкевича, ярко контрастирующие с преобладающей здесь полемической шумихой. Никогда, однако, не случалось нам читать ничего более грубого, пошлого и первобытного, чем книга г. Ильина, посвященная защите материализма и дискредитированию эмпириокритицизма. Это дискредитирование ведется чрезвычайно просто – посредством обнаружения точек соприкосновения между эмпириокритицизмом и философским идеализмом. Эта близость, отрицать которую невозможно (но которую автор незаконно или грубо смешивает с совершенным тождеством), достаточна для г. Ильина, чтобы признать нелюбимую им точку зрения «фидеизмом» (мировоззрением, допускающим религиозную веру) и морально уничтожить ее эпитетами «поповщина», «реакционное мракобесие» и т. п. О характере изложения и рассуждения дают понятие следующие фразы: «в философии поцелуй Вильгельма Шуппе ничуть не лучше, чем в политике – поцелуй Петра Струве или г. Меньшикова» (стр. 71). «Вундт… сорвал маску с кривляки Авенариуса» (стр. 94). «Имманенты – самые отъявленные реакционеры, прямые проповедники фидеизма, цельные в своем мракобесии люди» (стр. 248). Они же – «немецкие Меньшиковы» (стр. 249). Защита реализма у Шуппе – «грубая мошенническая проделка». Ученики Авенариуса – «клоуны буржуазной науки» (стр. 383). В таком стиле и с такой убедительностью и беспристрастностью написана вся толстая книга в 400 с лишним страниц.

Писать можно, конечно, что угодно и как угодно. Но что подобные готтентотские упражнения в сочетании философских слов с ругательными так легко находят себе издателей, а следовательно, рассчитывают найти читателей – есть глубоко грустное явление, свидетельствующее о низком уровне не только господствующего философского образования, но и нашей общей культурности. Из уважения к русским читателям, из уважения к человеческой личности самого автора мы надеемся, что его книга пойдет на макулатуру».

Увы, увы и еще раз увы… История распорядилась по-своему. 13 декабря 1909 года автор книги, которую рецензент-«веховец» советовал пустить на макулатуру, на долгие десятилетия заклеймил «Вехи» как «энциклопедию либерального ренегатства» (газета «Новый день»).

С некоторой долей условности можно сказать, что ленинская статья подвела общий итог полемике вокруг «Вех». Только слово «итог» уместно заменить словом «приговор», который и будет приведен в исполнение через несколько лет.

Выше уже отмечалось, что можно считать символическим почти одновременный выход в свет сборника «Вехи» и книги В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Одна книга была пророческим предупреждением против закамуфлированных угроз и обещаний второй. «От этой книги, – писал Н. Валентинов о «Материализме и эмпириокритицизме», – идет уже прямая, хорошо выглаженная бульдозерами дорога к государственной философии, опирающейся на ГПУ-НКВД-МГБ» 15.

Напомним, что из семи авторов «Вех» пятеро – кроме М. О. Гершензона и умершего в 1920 году Б. А. Кистяковского – в 1922 году были высланы из советской России. После Октябрьской революции сборник «Вехи» на долгие десятилетия был посажен в спецхран. Книга «Материализм и эмпириокритицизм» была издана в СССР 107 раз общим тиражом в 5 157 000 экземпляров на 23 языках (данные на 1 января 1960 года16). Прибавьте к этому 60 миллионов погибших и замученных за все годы советской власти, – такой приблизительно будет цена неуслышанного пророчества «Вех». Приблизительно – поскольку разрушение культуры, нравственное одичание народа, потери от нереализованных потенциальных возможностей – все это не поддается точному учету. Прав В. В. Розанов, писавший о «Вехах»: «Это самая грустная книга…» 17

Итак, читая сегодня «Вехи» и околовеховскую полемику, будем помнить: с начала 1910 года до Октябрьской революции оставалось 7 лет 9 месяцев 25 дней…

Выбор статей для настоящей публикации обусловлен несколькими обстоятельствами. Во внимание принималась как репрезентативность и значимость той или иной статьи, так и ее известность или неизвестность современному читателю. Поэтому сюда не вошли статьи Мережковского, а из трех статей Розанова, посвященных «Вехам», печатаются лишь две. Кроме того, исходя из специфики журнала, предпочтение отдавалось статьям, написанным писателями (или, как широко и неопределенно формулировалось в конце XIX – начале XX века, – «литераторами»).

  1. А. И.Герцен, Сочинения в 9-ти томах, т. 5, М., 1956, с. 138.[]
  2. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 746. К.34.Ед.хр.43.Л.42.[]
  3. Объявление о выходе в свет сборника «Вехи» было напечатано в газете «Русские ведомости» 15 марта 1909 года.[]
  4. См.: М. А.Колеров, Архивная история сборника «Вехи» («Вестник МГУ. История», 1991, N 4); Ю.Латынина, Уроки «Вех» («Знание – сила», 1991, N 2); Ю. Н.Давыдов, Горькие истины «Вех» («Социологические исследования», 1990, N 1; 1991, N 1, 8); «К истории создания «Вех». Публикация В. Проскуриной и В. Аллоя («Минувшее. Исторический альманах», 11, М. – СПб., 1991); П. П.Гайденко,»Вехи»: неуслышанное предостережение («Вопросы философии», 1992, N 2); Д. К.Креацца,»Вехи» и проблема русской интеллигенции, М., 1993. Из переизданий «Вех» лучшее – «Вехи. Из глубины», М., 1990.[]
  5. Переиздан в составе: «Вехи. Интеллигенция в России». Сборники статей 1909 – 1910″, М., 1991. Отдельно переиздана статья П. Милюкова из сборника «Интеллигенция в России» – «Интеллигенция и историческая традиция» («Вопросы философии», 1991, N 1).Там же – статья В. Кантора «Историк русской культуры – практический политик (П. Н. Милюков против «Вех»)».[]
  6. Л. Н.Толстой, Поли. собр. соч. (юбилейное), т. 38.[]
  7. Л. Н.Толстой, Собр. соч., М., 1983, т. XV, с. 17.[]
  8. См. по этому поводу статью Н. Полторацкого «Л. Толстой и «Вехи» в советском литературоведении» («Мосты» (Мюнхен), 1965, N 11).[]
  9. »Архив А. М. Горького», М., 1976, т. XIV, с. 330. []
  10. Там же, М., 1966, т. IX, с. 65.[]
  11. Д. С.Мережковский,К соблазну малых сих. – «Речь», 6 сентября 1909 года.[]
  12. Там же, 26 апреля 1909 года.[]
  13. До этого Д. Булатович уже дважды выступал с критикой в адрес «Вех» – со статьей «Вехи» и нововременский вестовой» («Русское знамя» (N86), 5 мая 1909 года) и со статьей (фактически целым трактатом, который по объему едва ли не превосходит критикуемый сборник) «Вехи» как дымящиеся головешки» (там же, N 143, 145, 149, 154, 157, 165, 169,171,175).

    []

  14. «Русское знамя» (N 192), 29 августа 1909 года.[]
  15. Н.Валентинов, Встречи с Лениным. – «Волга», 1990, N 2, с. 126.[]
  16. «Философская энциклопедия», т. 3, М., 1964, с. 362.[]
  17. «Новое время», 27 апреля 1909 года.[]

Цитировать

Сапов, В. Вокруг «Вех» (Полемика 1909–1910 годов). Публикация В. Сапова / В. Сапов // Вопросы литературы. - 1994 - №4. - C. 120-172
Копировать